Факт или вымысел? Антология: эссе, дневники, письма, воспоминания, афоризмы английских писателей - Александр Ливергант

Но вместе с надеждами исчез и страх. У меня появился план. Нужно отыскать железную дорогу на Делагоа-Бей. За неимением компаса и карты мне придется идти вдоль путей, невзирая на пикетчиков. Я взглянул на звезды. В небе ярко светил Орион. Около года тому назад он направил меня из пустыни к берегам Нила. Он дал мне воды. Теперь же он выведет меня на свободу. Без свободы я не мог жить также, как без воды.

Прошагав полмили на юг, я наткнулся на железную дорогу. Была ли это дорога на Делагоа-Бей или Питерсбургская ветка? Если первая, то она должна идти на восток. Но эта, похоже, шла на север. Хотя, может статься, ее проложили чуть в стороне из-за холмов. Я решил идти вдоль нее. Ночь была восхитительной. Легкий ветерок освежал мне лицо, и я вдруг ощутил прилив безудержной радости. Я был свободен, пусть даже на один час. Лучше чем ничего. Дух приключений опьянял меня все больше. Звезды были на моей стороне, иначе я бы не смог совершить побег. К чему тогда предосторожности? Я прибавил шагу. Там и здесь мелькали огни патрульных костров. Каждый мост охранялся. Но мне удалось обойти все посты, делая небольшой крюк в особо опасных местах, однако прятаться я почти не пытался. Возможно, именно поэтому меня не поймали.

По дороге я обдумывал дальнейший план. Пройти триста миль до границы мне будет не под силу. Нужно забраться на проходящий поезд и где-нибудь укрыться — под сиденьями, на крыше или между вагонами. Мне вспомнился побег из школы Пола Бультона в приключенческой сказке «Шиворот-навыворот» {650}. Я представил, как вылезаю из-под сиденья и подкупаю, или уговариваю какого-нибудь толстяка из первого класса. На какой поезд сесть? Конечно же, на самый первый. Прошагав два часа, я наконец различил вдали сигнальные огни станции. Я сошел с путей и, обогнув станцию, спрятался за насыпью в ярдах двухстах от платформы. Я рассчитывал на то, что поезд сделает остановку и не успеет набрать скорость до того, как приблизится ко мне. Прошел час. Я стал терять терпение. Тут послышался гудок паровоза и грохот вагонов. Из темноты возникли большие желтые фары. Состав постоял минут пять на станции и тронулся снова, грохоча и выпуская пар. Я подкрался к путям лихорадочно соображая, что делать дальше. Нужно выждать, пока проедет паровоз, иначе меня могут заметить. Только после этого я могу побежать к вагонам.

Поезд тронулся медленно, но скорость набрал раньше, чем я ожидал. Яркие фары стремительно приближались. Грохотание переросло в рев. Темная масса на секунду нависла надо мной. Черный силуэт машиниста на фоне пламени топки, темные очертания паровоза, клубы пара — все это быстро промелькнуло перед моими глазами. Я бросился к вагонам, вцепился во что-то, разжал руки, опять вцепился, снова разжал, нащупал какую-то ручку, и меня оторвало от земли — лишь ступни волочились по насыпи, и, наконец, с усилием взобрался на сцепление пятого вагона. Поезд оказался товарным — на полу валялись мешки, покрытые слоем угольной пыли и забитые чем-то мягким. Как оказалось, внутри были такие же пустые мешки из-под угля; поезд по-видимому возвращался обратно на шахту. Я забрался наверх и зарылся в этих мешках, теплых и удобных. Возможно, машинист видел, как я забираюсь в вагон, и поднимет тревогу на следующей станции? Куда направлялся этот поезд? Где будут его разгружать? Будут ли его обыскивать? Это дорога на Делагоа-Бей? Что я буду делать утром? Да какая разница! Сегодня мне уже повезло. Новые проблемы — новые решения. А сейчас мне нужен сон. Да и что могло быть лучшей колыбельной для сбежавшего заключенного, чем перестук колес, уносивших его от вражеской столицы со скоростью двадцать миль в час?

Не знаю, как долго я спал, но проснулся я внезапно и почувствовал, что вчерашний энтузиазм покинул меня, — будущее оптимизма не сулило. Нужно сойти с поезда, утолить жажду и найти какое-нибудь укрытие, пока не рассвело. Я не могу позволить себе пойти на риск и дожидаться разгрузки. Завтра я попытаюсь забраться в другой поезд. Я покинул свое уютное убежище и выбрался на сцепление между вагонами. Поезд шел достаточно быстро, но я чувствовал, что сейчас самое время его покинуть. Я ухватился за железную ручку, оттолкнулся от нее левой рукой и спрыгнул. Меня два раза подбросило, и через мгновение я растянулся за насыпью. К счастью, я отделался лишь синяками, хоть и сильно ударился. Поезд, мой верный ночной союзник, уносился вдаль.

Было еще темно. Я находился посреди широкой долины, окруженной низкими холмами и устланной высокой травой, промокшей от росы. Я поискал воды в соседнем овраге и вскоре нашел чистую лужицу. Я испытывал сильную жажду, но продолжал пить и после того, как напился, — ведь впереди был долгий день.

Вскоре стало светать, и небо на востоке, все в заплатках из тяжелых темных туч, окрасилось в желтые и красные цвета. Я с облегчением увидел, что железная дорога простиралась по направлению к восходящему солнцу. Значит я выбрал правильный путь.

Напившись вдоволь, я направился к холмам в надежде найти среди них укромное местечко. Когда я добрался до маленькой рощи, расположенной на одной из сторон глубокой лощины, уже полностью рассвело. Я решил переждать здесь до сумерек. Только одно меня утешало: никто в мире не знал, где я нахожусь, — даже я сам. Было около четырех утра. До заката еще четырнадцать часов. Мне не терпелось продолжать путь, пока были силы, из-за чего казалось, что время тянется в два раза медленнее. Поначалу было нестерпимо холодно, но солнце постепенно согревало землю, и к десяти часам жара была уже невыносимой. Моим единственным соседом оказался стервятник, который проявлял неумеренный интерес к моей персоне и время от времени издавал мерзкий, зловещий клекот. С высоты холма я мог видеть всю долину. К западу вырисовывались железные крыши домов какого-то городка. Разбросанные тут и там фермы с зарослями деревьев вносили разнообразие в холмистый пейзаж. У подножия находился кафрский крааль, фигуры его обитателей мелькали то на фоне возделанных участков земли, то около пасшихся на полях коз и коров. Днем я съел одну плитку шоколада, что при такой жаре вызвало у меня дикую жажду. Маленькая лужа находилась где-то в полумиле, но я не решился покинуть свое надежное укрытие; время от времени я видел в долине шагающих или едущих верхом белых людей, а однажды к роще даже подошел бур и два раза выстрелил в птицу рядом со мной. Но меня никто не обнаружил.

Волнение предыдущей ночи сменилось безысходностью. Я очень хотел есть, потому что не поужинал перед побегом, а шоколад, как известно, не утоляет голод, хотя и поддерживает силы. Я также хотел спать, но заставить себя отдохнуть я не мог — при мысли о том, что может ждать меня в будущем, мое сердце начинаю биться сильнее. Я думал о возможных последствиях побега; с неописуемым содроганием я представлял, как буду пойман и вновь посажен. Все философские идеи, которыми прикрываются люди в часы спокойствия и безопасности, не приносили мне ни малейшего утешения. В бедственном положении от них не было никакой пользы. С сокрушительной силой я осознал, что сколько бы я себя не настраивал, от врагов мне не спастись без помощи Провидения, которое вмешивается в вечную закономерность причин и следствий гораздо чаще, чем мы признаемся в этом, я не мог рассчитывать на успех. Я долго и искренне молился, прося о помощи и наставлении. Моя молитва, как мне кажется, была чудесным образом услышана, и просьба в скором времени исполнена.

Эти строки я написал много лет тому назад, когда впечатления от случившегося со мной были еще свежи в памяти. Однако в то время я не мог рассказать всего. Иначе бы я подверг риску свободу, а может, и жизнь тех, кто оказал мне помощь. По прошествии многих лет эти причины исчезли. Пришло время поведать о дальнейших событиях, которые изменили мое безысходное положение и помогли мне спастись.

В течение дня я внимательно наблюдал за железной дорогой. Я насчитал два или три поезда и решил, что столько же будет и ночью. Нужно забраться на один из них; в следующий раз у меня должно получиться лучше. Я приметил крутой откос, на который длинные товарные поезда взбирались очень медленно. Иногда они снижали скорость до человеческого шага. Нужно выбрать точку, где поезд не только поднимается в гору, но и чуть заворачивает; пока вагоны будут поворачивать, ни машинист, ни охранник не смогут заметить меня из паровоза. Такой план казался мне разумным во всех отношениях. Как и в прошлый раз, я планировал покинуть состав до рассвета, покрыв таким образом за ночь еще шестьдесят или семьдесят миль. В результате завтра я окажусь где-то в ста пятидесяти милях от границы. Почему бы не повторить вчерашнюю удавшуюся попытку? Чем черт не шутит? Еще три дня — и я на португальской территории. У меня оставалось две или три плитки шоколада и полный карман раскрошенного печенья — другими словами, достаточно, чтобы поддержать моральные и жизненные силы в случае необходимости. Обратиться, пусть и всего один раз, за помощью к прохожему было бы необоснованным риском. Я с возрастающим нетерпением ждал наступления темноты. Наконец долгий день подошел к концу. Облака на западе загорелись огнем, по долине растянулись тени холмов; громоздкая бурская повозка с длинной упряжкой медленно тащилась по дороге к поселению, кафры собирали скот и сгоняли его к краалю; дневной свет постепенно угасал, и вскоре стало совсем темно. Только после этого я двинулся к железной дороге. Пробираясь через камни и высокую траву, я задержался, чтобы напиться вкусной холодной воды из ручейка. Добравшись до холма, при подъеме на который поезда замедляли ход, я стал искать, где дорога поворачивает. Найдя подходящее место, я спрятался за маленьким кустом и стал ждать. Час, два, три часа — поезда все не было. Прошло шесть часов после того, как здесь проходил последний поезд. Следующий непременно должен быть на подходе. Еще один час томительного ожидания. Никакого поезда! Мой план разваливался на глазах, и надежда капля за каплей покидала меня. Может быть, поезда не ходят здесь ночью? В дальнейшем я выяснил, что так оно и было; я мог прождать поезда до самого рассвета. Однако около полуночи я потерял терпение и зашагал вдоль путей, решив проделать пешком хотя бы десять или пятнадцать миль. Это оказалось не так легко. Все мосты охранялись вооруженными людьми, а через каждые несколько минут на моем пути встречались палатки. Местами мне попадались станции с прилепившимися к ним деревеньками с железными крышами. Весь фельд был залит ярким светом луны, и мне часто приходилось делать большой крюк или ползти, избегая опасных мест. Покидая железную дорог, я забредал в болотистую местность, увязал в трясине, прокладывал себе путь через высокую траву, покрытую росой, пробирался через ручьи, над которыми возвышались железнодорожные мосты. В конце концов, я промок по пояс. За время плена я отвык от физической активности, поэтому очень быстро выбился из сил. Усталость усугублялась также голодом и жаждой. Наконец я приблизился к очередной станции.