Последние узы смерти - Брайан Стейвли

Размах крыльев взрослого кеттрала достигает семидесяти футов – ему было бы тесно даже на самых широких аннурских улицах. Гвенна чувствовала, как птица борется с собственным весом, стремится взмыть над крышами, расправить крылья. Но тут, едва они поднялись над уровнем самой высокой, лич нанес новый удар, на несколько шагов отбросив птицу в сторону.

Ра яростно, обиженно заорал. Гвенна не представляла, тяжело ли ранена птица. Уже то, что они держались в воздухе, походило на Кентом драное чудо, и только полный болван мог рассчитывать, что оно затянется. Джак, видно, рассудил так же. Он дал птице волю, позволил семью-восемью мощными взмахами подняться вверх, потом снова пошел круто вниз. Ра наполовину прижал крылья к бокам – вплотную к кеттрал снова мелькали стены. Отчаянный маневр – набрать высоту и скорость и тут же укрыться за крышами, пронестись по тесным улочкам, где первая же ошибка превратит их в кляксы на стене жилого дома или храма.

Когда они наконец вырвались из теснины последней улицы на простор нижней гавани, удары прекратились. Джак осторожно повел птицу вверх, еще выше. Ничего.

Гвенна оглянулась на Талала:

– Здесь безопасно?

– Откуда мне знать? – беспомощно развел руками лич. – Я ничего подобного не повторю, хоть весь мир сделай стальным.

«Потрясающе, – думала Гвенна, пока Джак уводил птицу на северо-запад, к их новому штабу. – Какой-то лич непомерной силы, и не на нашей стороне».

Адер взбиралась по каменной лестнице башни, как поднимаются на эшафот. Конечно, на вершине ее ждала не виселица – всего лишь голая каменная площадка, откуда открывался вид на север, зато он был похуже петли. Петля означала бы смерть для нее одной, а застывшая в ожидании ургульская армия – гибель всего Аннура. И это если забыть о беде, оставшейся за спиной, о двух братьях, которых она бросила в туннелях Кегеллен.

Адер еще не отдышалась после броска через город, после безумного бега. Что касается ее, их расчет оправдался. Какими бы средствами ни выслеживал их в лабиринте ил Торнья, едва Адер отделилась от остальных, его ищейки потеряли след. Кегеллен отправила с ней десяток своих людей, но тем не нашлось дела, кроме как пыхтеть рядом, грозными взглядами пугая встречных. Она бы радовалась, если бы не очевидный вывод: солдаты искали не ее. Каден прав, охота идет за ним и за Тристе.

С лестницы Адер все поглядывала на юг – туда, где скрылся громадный златокрылый кеттрал. Гвенна и трое остальных более чем доказали свои способности. Если кто и мог выхватить беглецов из капкана ил Торньи, то лишь это крыло с птицей. План работал, они сделали верный ход, но в душе у Адер засела грязная трусливая тошнота. Она бежала со всех ног, чтобы быстрее вызвать кеттрал, чтобы спасти оставшихся позади, но это не отменяло главного: она бежала.

«И ничего тут уже не исправишь», – злобно напомнила она себе.

Победой или катастрофой закончится схватка, рядом с которой война против ургулов виделась заметкой книжника на полях истории, повлиять на нее Адер уже не могла. Гвенна либо успеет вытащить Кадена с Тристе и доставить их на Копье для проведения обвиате – либо не успеет. Адер отвечала за другое: чтобы, если они победят, если ил Торнья не сумеет уничтожить самих богов, ургулы не превратили уцелевшее человечество в варварское царство мучений и пепла.

На подходе к верхней площадке ее размышления оборвал голос Ниры:

– Выбирай ты нарочно время слинять, дерьмовей бы не нашла.

Нира одна стояла на вершине башни, ветер трепал ее спутавшиеся седые космы. Оборачиваясь к Адер, старуха тяжело опиралась на трость, словно сотни лет жизни разом легли ей на плечи. Глаза блестели по-прежнему, но глубоко ввалились в глазницы. Та, что смотрела сейчас на Адер, напоминала портрет – портрет сильной, твердой, стойкой, но давно скончавшейся женщины.

– Что нового? – спросила Адер.

– Не считая того, что ургулы вот-вот превратят в конюшню твой лощеный городишко?

Одним шагом одолев оставшиеся две ступени, Адер остановилась, взглянула на север через полосу разрушений, которыми окружила свой город, на войско ургулов за руинами. Она почти год провела вблизи фронта, всего в нескольких десятках миль от самых ожесточенных боев, но после Андт-Кила ни разу не видела больше нескольких всадников разом. Открывшееся ей зрелище ужасало и завораживало. Они переливались через невысокие холмы, еще, еще и еще, так что казалось, скоро целиком заполонят поля по ту сторону заграждения.

– Сколько их? – спросила она.

– Хватает, – буркнула Нира тоном, показывающим, что больше добавить нечего. – Это он?

– Он? – не поняла Адер.

– Ил Торнья, – пояснила Нира. – Он тебя сграбастал?

Она смотрела больше на юг, чем на север, – не на ургулов, а на бесчисленные стены и крыши Аннура. У Адер похолодело в животе.

– Мы гадали, не вернулся ли он. Вернулся?

– И мой брат с ним, – медленно, устало кивнула Нира.

– Откуда ты знаешь?

– Во-первых, чувствую, – тихо ответила старуха. – Оши. Я тебе не говорила, но он – мой колодец. Я чувствую, как он движется по городу, где-то в южной части.

Адер проследила ее взгляд:

– Если Оши там, там и ил Торнья.

– Сама знаю. – Нира порылась в складках платья. – Он тебе любовную записочку прислал.

Адер уставилась на сложенный пергамент. В последнее время все письма несли беду.

– Ты вскрыла, – отметила она.

– Ясно, вскрыла, – кивнула Нира. – Думала, не убита ли ты.

– И что он пишет?

Адер чувствовала, как ужас кольцами сжимает сердце, стискивает все туже, пока собственный пульс громом в ушах не заглушил ужасающий шум от всадников на севере. Война и нечто похуже войны пришло в Аннур, но этот листок пергамента пугал ее более всех ургулов на свете, более, чем готовая развернуться на улицах внизу битва.

– Что он пишет?

Слова пересыпались во рту сухим песком.

– Пишет, что твой сын у него, – ответила Нира, морщась.

Легкие будто зажали в кулак. Она только и могла, что разевать рот, как глупая рыба, выхваченная из воды и шлепнувшаяся на вершину башни, чтобы там умереть. Наконец она выдавила одно слово:

– И?..

– Занимайся ургулами, – сказала Нира. – Не касайся происходящего в городе, и с мальчиком все будет хорошо.

Адер медленно выдохнула. В груди хрипело.

«Занимайся ургулами». Она для того и поднялась на башню, но Гвенну еще прежде отправила на юг. Ил Торнья, конечно, видел режущую воздух золотую птицу. Разглядит ли он за ней руку Адер?