Придон - Юрий Никитин

Придон ухватился за эти древесные сети, тонкие и непрочные, отыскал на ощупь толстый, в руку, корень, подтянулся, выбрался по нему, как кот. Уже наверху прижался к земле и старался различить, где же шатры вождей, уши ловили далекие голоса, это стражи у костра борются с дремотой, фырканье коней, эти чуют пришельцев издали, предупреждают хозяев, как могут, но те беспечные, не слышат, а если и слышат, то не понимают язык коней так, как понимают артане.

За спиной слышалось дыхание, рядом падали все новые тела. Он все лежал, затаиваясь, наконец над ухом голос прошептал:

– Придон, нас уже две сотни!.. Карпат и вторую веревку протянул, скоро здесь будет половина войска!

– Нам столько не надо, – ответил Придон шепотом. – Ножи в руки, пошли!

Стражи у костра упали мертвыми, даже не поняв, что их убило. Плеск и Карпат, даже не вытерев ножи, пошли крадучись к следующему сторожевому костру, а Придон во главе отборного десятка начал пробираться к шатру князя Антланца, он его высмотрел при вечернем свете и был уверен, что не промахнется, не пройдет мимо.

Первая сотня быстро разбежалась вокруг лагеря, стараясь не выпустить никого, а вторая, разбившись на малые группки, разделила между собой шатры военачальников и двинулась где ползком, где на четвереньках….

Белозерц вышел на холм, с ним были Ктырь, Гедзь и Кулмей, все настороженно всматривались в ночь, вслушивались. Ночь на диво оказалась ветреной, Белозерц чувствовал, что руки одрябли и наверняка стали синими, лицо стянуло, будто вымазался вишневым клеем, вообще онемело от стужи.

За спиной воинский стан, а дальше удушающая петля реки, впереди же черная стена земляного вала, за которым словно бы встает огромное багровое солнце. Это тысячи куявских костров, там пьют и веселятся, уже празднуют победу над страшными артанами.

Все верно, по всей Куявии артане исчезают, растворяются, как льдины в теплой талой воде, и вот уже сплошное половодье захлестнуло Куявию. Непотопляемыми островами оставались только захваченная артанами Куяба, где расположились десять тысяч артанской конницы, да само войско Придона, сейчас вот беспомощно застрявшее в излучине…

Белозерц встрепенулся, вроде бы послышался далекий гул. Нет, показалось…

Ктырь вскрикнул за спиной:

– Смотрите, там все горит!

На том берегу, куда ушел с двумя сотнями отважных Придон, сейчас разгорались огни. Уже не костры, так могут гореть в степи если не дома, то шатры, телеги, повозки, весь огромный обоз с его хламом, тряпками, запасами дерева для луков, топорищ, древков копий, мотков тетивы…

– Рано, – сказал Белозерц властно. – Рано!

– Но они уже начали, – не унимался Ктырь.

– Рано, – повторил Белозерц. – Надо, чтобы и здесь все заметили. И чтобы поверили, что все войско переправилось на тот берег.

В темноте колыхалась тяжелая однообразная масса, словно поднималась талая вода, грозя выйти из берегов и захлестнуть весь мир. Белозерц слышал запах тысяч сильных тел, слышал сдержанное дыхание и даже сухое пряданье ушами, похожее на внезапный взлет из травы крупного кузнечика.

На него смотрели с ожиданием, он чувствовал, что смотрят, помимо военачальников, и тысячи пар глаз рядовых воинов, выждал еще, еще, а затем, взмолившись небу, чтобы удалось все рассчитать верно, крикнул:

– Вперед!.. Замостить ров!

Конский топот он услышал намного позже, а сперва кони пронеслись так тихо, словно копыта обмотали тряпками. Первые три сотни всадников проскакивали перед рвом по длинной дуге, швыряли заготовленные вязанки хвороста, а лишь потом Белозерц прокричал:

– На врага!

Вся конная масса ринулась в сторону огромного вала, отделившего их от мира, от жизни, от побед и красивой героической гибели с топором во вскинутой руке.

Во дворце тревожились, ждали вестей, ибо, по слухам, куявская армия блестяще окружила объединенное войско Придона и Оргоста, загнала их в мешок и даже отрезала от бегства глубоким рвом и высоким валом. Артанам оставалось только броситься на врага и погибнуть, причем половина погибнет еще во рву. Или же умереть с голоду, чтобы не сдаваться. Был еще вариант покончить всем самоубийством, это вполне в духе артан, хотя оставался шанс, что если попрыгают в бурное течение, то не все потонут, кого-то вода выбросит на берег, и если тот не умрет от сильнейшей простуды, уже почти зима, то может и уцелеть… до тех пор, пока не наткнется на шныряющих всюду в поисках артан куявов.

Слуги всерьез обсуждали, что последний вариант самый лучший: не придется закапывать десятки тысяч трупов артан, а закапывать надо, чтобы не было трупных болезней. Им в ответ резонно указывали на время года: за зиму зверье растащит даже кости, гнить весной будет нечему.

Итания не находила себе места, в груди свила гнездо боль, и злые змеи, поселившиеся там, постоянно вонзали отравленные зубы в сердце.

Но однажды далеко за городом звонко пропели трубы. Она услышала из своих высоких палат, встрепенулась. Возвращается человек, которого ненавидит и без которого жить не может. Возвращается с победой, так извещает о себе только победитель… но его победа – это унижение Куявии, разгром ее армий, кровь и разорение ее страны.

Придон поразился, когда Итания вышла навстречу бледная, похудевшая, с большими несмелыми глазами. Она не ждала его в своих покоях, но и не выбежала навстречу, как уже встречают некоторых из его героев, вон у Ктыря уже на седле что-то радостно визжащее и обнимающее за шею, целующее в глаза, щеки, брови, даже в уши, Придон взглянул только мельком, и то осталось впечатление искрящегося нетерпением счастья, а вот Итания смотрит грустно, с неловкой усмешкой. Сердце ее расколото: его победа – новое поражение ее Куявии.

Но и он сам на краткий миг показался ей не тем, который уезжал: стал выше, шире в плечах, пахнет силой и грубостью, движения стали бесцеремоннее, размашистее, перевязь сдернул через голову и швырнул в угол, не глядя, куда упадет его топор и что разобьет.

– Итания, – сказал он нежно, но голос его наполнил зал, эхо заметалось под сводами в поисках выхода. – Итания, я ни о чем не мог думать, как о тебе… Наверное, я наделал множество ошибок!

Она улыбнулась натянуто, ответила с усилием, чувствуя, что ее голос звучит тоже неестественно:

– Вряд ли, ведь ты малыми силами сумел разгромить огромнейшее войско и привезти в Куябу пополнение!

Ей вдруг почудилось, что они оба избегают смотреть друг другу в глаза, что-то пробежало мимо, какая-то неловкость, натянутость. Он поспешно обнял ее, она несмело прильнула к широкой груди, но так по крайней мере не надо смотреть друг другу в глаза. Ухо уловило стук огромного сердца, на плечи и на спину легли горячие ладони. Она прислушалась, нет, все по-прежнему, от него тот же жар, та же страсть, та же мечта вдвинуть ее в свою грудь, закрыть там, как в створках закрывает жемчужину раковина, и носить в своем сердце, оберегая от холода, зноя, ветра, чужих взглядов.