КГБ. Председатели органов госбезопасности. Рассекреченные судьбы - Леонид Млечин

Лигачев на собрании аппарата ЦК называл факты, которые потрясли даже видавших виды партийных функционеров. Он говорил о том, что у узбекских руководителей по нескольку домов и машин, что многие построили себе настоящие особняки. А в Ташкенте полмиллиона жителей живут в землянках без водопровода и канализации.

Местные партийные руководители установили полуфеодальный режим, распоряжаясь крестьянами как рабами. Милиция и прокуратура на местах были ручными, все они были тесно связаны между собой.

Расследование в Узбекистане не знало себе равных по масштабам — следователи добрались до первого секретаря ЦК, до секретарей и зампредов Совета министров республики. Вся неприкасаемая элита, секретари обкомов и райкомов, министры, милицейские генералы — один за другим оказывались на жестком стуле перед следователем.

За первым арестом последовали другие, но узбекские чиновники сориентировались, держались упорно, имущество прятали у родственников. Кроме того, следственная группа действовала по-советски, не соблюдая Уголовно-процессуального кодекса, не заботясь о формальностях. В тот момент это не имело значения. Потом все даст о себе знать.

Борьба с коррупцией была поручена республиканскому аппарату КГБ, но эта система дала сбой. Во-первых, в республиканском комитете работали родственники узбекских партийных руководителей, в том числе самого Рашидова. Во-вторых, комитет не мог действовать против партийного руководства, которое держалось сплоченно, помогая друг другу.

Председатель республиканского комитета госбезопасности генерал Мелкумов был освобожден от должности и отправлен в представительство КГБ в Чехословакию. Его предшественник генерал Эдуард Нордман — в ГДР.

Эта операция потерпела неудачу. В Узбекистане КГБ натолкнулся на спаянное сопротивление целой республики. Посланных туда эмиссаров центра ловили на ошибках и глупостях.

«Узбекское дело», по существу, закончилось провалом.

Несомненно, что республиканская верхушка чуть ли не в полном составе была коррумпированной. Но следственная группа Гдляна — Иванова часто не утруждала себя поиском доказательств, полагая, что признания обвиняемого вполне достаточно. Да еще руководители следственной группы занялись политическими играми. Кончилось все это тем, что дело осталось нерасследованным, преступники — ненаказанными, правда — невыясненной, а рашидовская система управления республикой — нетронутой.

В независимом Узбекистане ту кампанию борьбы с коррупцией в республике вспоминают с возмущением, а Шарафа Рашидовича Рашидова считают «выдающимся сыном узбекского народа».

Эра Горбачева началась с неприятного инцидента. В ответ на арест советского разведчика председатель КГБ Чебриков санкционировал задержание в Москве американского корреспондента Николаса Данилоффа.

Человек русского происхождения, он относился к России с глубочайшим и искренним интересом, пытался проследить интересную историю своих предков. Он не работал на американскую разведку, и на Лубянке это знали. Разразился скандал, который рисовал новое советское руководство не в лучшем свете.

КГБ убедил Горбачева, что журналиста надо арестовать, поскольку такова обычная практика — око за око, и Михаил Сергеевич согласился. Потом он, видимо, понял, что совершил ошибку.

Советские контрразведчики не верили, что американские редакторы перестали предоставлять «крышу» разведчикам. Не верили потому, что большая часть советских корреспондентов за границей были сотрудниками КГБ и в меньшей степени ГРУ.

В больших зарубежных корпунктах ТАСС и АПН им полагалось фиксированное количество мест. Что касается телевидения и радио, то здесь КГБ доставалось место или второго корреспондента, или оператора. А газетные корреспонденты — за исключением «Правды» — по большей части были разведчиками.

В журнале «Новое время» в 70–80-е годы, когда я там работал, всякий сотрудник, начиная с машинистки, знал, что из дюжины корпунктов, кажется, только два принадлежали собственно журналу. Один из них потом тоже передали КГБ.

И открывались новые корпункты тоже в зависимости от нужд комитета госбезопасности. Главный редактор писал секретную бумагу в ЦК КПСС такого содержания: просим открыть корпункт в такой-то стране, и приписывал «с КГБ СССР (в скобочках ставилась фамилия зампреда) согласовано».

Среди разведчиков были очень талантливые люди, которые прекрасно и с интересом писали. После 1991 года кое-кто из них с охотой покинул комитет и занялся журналистикой. Но были люди, не способные написать и короткой заметки. И я думал: как же они выполняют свою основную работу, если не в состоянии сформулировать свои мысли на бумаге?

Даже если «корреспондент» не присылал в редакцию ни строчки, жаловаться никто не пытался. Знаю только одного редактора газеты, который позвонил заместителю председателя КГБ по кадрам и твердо сказал, что присланный ему разведчик по деловым качествам никуда не годится и провалит дело, потому что не справился с газетной работой.

К редактору примчался испуганный генерал, заместитель начальника разведки по кадрам, и выложил ему на стол пачку объективок:

— Выберите, кто вам по душе.

Редактор благоразумно отказался листать дела разведчиков, но попросил прислать человека, способного писать, что и было сделано…

А Николаса Данилоффа все-таки пришлось освободить, чтобы не мешать первым попыткам Советского Союза и Соединенных Штатов ослабить напряженность в своих отношениях и несколько сблизиться.

Генерал Вадим Кирпиченко пишет, что, став председателем КГБ во время перестройки, Чебриков потерял уверенность, из прежнего спокойного человека превратился в раздраженного и вспыльчивого. Освоить разведывательную информацию не мог, не в состоянии был и осмыслить международную обстановку.

Я спросил Егора Кузьмича Лигачева, какое впечатление производил Чебриков на товарищей по политбюро. Говорят, что председатель КГБ выглядел угрюмым, мрачным человеком. Это соответствует действительности?

— Ну что поделаешь, характер такой. Он был немного замкнутый, на первый взгляд несколько суровый, но спокойный, надежный человек, и мы все ему верили. Он в рот Горбачеву не смотрел. Он один из немногих, кто мог и возразить с должным тактом, попытаться убедить и провести свою линию.

— А к вам председатель КГБ заходил? Или только к генеральному секретарю?

— Я даже у них в КГБ был однажды по какому-то поводу. Но и он заходил получить поддержку по тому или иному поводу, проинформировать. А вообще-то в этих спецорганах у меня особой потребности не было. Они выходили на первого человека — такой порядок был.

— Материалы о положении в стране они вам давали?

— Безусловно. Мы получали информацию по одному и тому же вопросу от разных ведомств — от КГБ, ГРУ, МИД, ТАСС. Недостатка в информации не было. У нас была возможность сравнить, сопоставить. У меня обычно полтора-два часа уходило на изучение документов. Но было много такой информации, что невооруженным взглядом видно: хотят ублажить первое лицо или первых лиц, а не дать достоверную информацию.

— Когда вы сравнивали информацию КГБ с тем, что знали сами, какое у вас было впечатление? В органах лучше понимали, что происходит в стране?

— Нет, нового они ничего не открывали. Хотя бывали аналитические справки. Скажем, по ситуации с преступностью. Достаточно грамотные, квалифицированные документы получались.

— А генеральному давали значительно больше информации?

— Думаю, да. Хотя какой именно, я не знаю. Я не вмешивался в это дело. Ну, он получал информацию о деятельности отдельных посольств. Зачем мне это? А ему нужно: международный отдел напрямую на него выходил.

— А когда вы в период отпуска генерального секретаря его замещали, вы получали эту информацию? Или она все равно ему шла?

— Ему шла. Я не получал. Дороги расходятся…

В стране полным ходом шла перестройка, рушились все идеологические догмы, и в этот момент, в сентябре 1987 года, председатель КГБ Чебриков выступил с большим докладом на торжественном собрании, посвященном 110-летию со дня рождения Феликса Дзержинского. Что же он говорил?

«Одним из главных объектов подрывной деятельности спецслужб империалистических государств остается морально-политический потенциал нашего общества, мировоззрение советского человека…

Специальные службы империализма пытаются нащупать новые лазейки для проникновения в наше общество, оказывают целенаправленное и дифференцированное воздействие на различные группы населения СССР с целью навязать советским людям буржуазное понимание демократии, вывести процесс повышения социально-политической активности трудящихся из-под влияния партии, расколоть монолитное единство партии и народа, насадить политический и идеологический плюрализм…