Том 68. Чехов - Наталья Александровна Роскина

Час ночи, темно. И вдруг мы с Пятницким, стоя на площадке вагона, слышим над нами, во тьме, могучий, сочный такой, знаешь, боевой рев. Оказывается, что железный мост, переки­нутый через станционный двор, весь усыпан публикой, она кричит, махает шапками — это было хорошо, дружище! Мост высоко над поездом, и крик был такой бурный, друж­ный, бодрый.

Все сие рассказывается тебе, товарищ, не ради возвеличения Горького в твоих гла­зах, а во свидетельство настроения, которым все более проникается лучшая часть рус­ской публики» (Собр. соч., т. 28, стр. 197—198).

Нельзя себе представить, чтобы при встрече с Чеховым Горький умолчал о том, что так волновало его и что было так значительно для нового этапа в развитии русского об­щества. Косвенное подтверждение этому мы находим в одной из записей (от 29 ноября 1901 г.) неизданного дневника зятя JI. Н. Толстого М. С. Сухотина, которая свидетель­ствует о том, что в беседе с Толстым Горький подробно рассказывал о демонстрации 4 марта и о других фактах студенческого движения (выдержки из дневника Сухотина публикуются Л. Н. Кузиной в очередном томе «Литературного наследства», посвящен­ном Толстому).

В длительном общении с Чеховым в этот период Горький выступал не в качестве беспристрастного информатора — он был, несомненно, и страстным истолкователем фактов, имевшим возможность обобщить их в широкую картину решительных из­менений в русской жизни. В его беседах с Чеховым не могли не отразиться и те оцен­ки современного этапа революционного движения, которые были характерны для рус­ской революционной социал-демократии,— ведь Горький был внимательным читателем ленинской «Искры».

Все сказанное позволяет сделать вывод, что значительную роль в том сдвиге, кото­рый так единодушно отмечают мемуаристы в Чехове начала 1900-х годов, сыграл именно Горький, дружеским общением с ним как через письма, так и при личных встречах. Характерно, что сам Горький уже в ноябре 1901 г. подметил разительную перемену, происходящую в Чехове. В цитированном выше письме к В. А. Поссе из Олеиза он следующим образом выразил свои наблюдения: «А. П. Чехов пишет ка­кую-то большую вещь и говорит мне: „Чувствую, что теперь нужно писать не так, не о том, а как-то иначе, о чем-то другом, для кого-то другого, строгого и честногоПо­лагает, что в России ежегодно, потом ежемесячно, потом ежедневно будут драться на улицах и лет через десять — пятнадцать додерутся до конституции. Путь не быстрый, но единственно верный и прямой. Вообще, А. П. очень много говорит о конституции и ты, зная его, разумеется, поймешь, о чем это свидетельствует. Вообще — знамения, все знамения, всюду знамения. Очень интересное время...» (Собр. соч., Т; 28, стр. 199).

Придавая большое значение общению Чехова с Горьким и влиянию последнего, мы не собираемся утверждать, что оно было единственным фактором, воздействовав­шим на общественное сознание Чехова. Для полноты обзора имеющихся в нашем рас­поряжении материалов мы должны вернуться несколько назад, к леТу 1901 г.

В Андреевском санатории, куда Чехов приехал после встречи с Горьким в Нижнем, он вскоре познакомился со студентом Киевского университета В. И. Киселевым, который находился на излечении в том же санатории. В 1940 г. были опубликованы воспоминания Киселева, в лице которого Чехов встретил тогда непосредственного участника студенческого революционного движения: «До прибытия в санаторий я за политическую деятельность сидел в тюрьме, а затем был выслан из пределов рабочих пунктов и университетских городов. Обо всем этом я рассказывал Антону Павло­вичу. Он слушал меня внимательно,

— Но, ничего, Василий Иванович, уже веет теплом, уже заря свободы наступает, рассеется тьма, не будет у нас полицейских, ^появятся школы во всех уголках России. И не будет этих темных медвежьих уголков. Не будет попов, народ будет дышать сво­бодно и выскажет свою волю. Вот чего я жду,и это будет!» («Орджоникидзевская правда», Ворошиловск, 1940, № 162, от 14 июля). Разумеется, что, воспроизводя через сорок лет эту беседу, Киселев не мог в точности передать сказанные тогда Чеховым слова. Но в целом его воспоминания вполне правдоподобны.

Ряд корреспондентов Чехова на протяжении осени 1901 г. сообщал ему о примеча­тельных фактах студенческого движения. 24 ноября постоянный корреспондент Че­хова М. А. Членов писал ему: «Перехожу к московским новостям. В Москве был Ван- новский и оставил дурное впечатление: теперь для всех ясно, что университетам нечего ждать. Он принял, правда, депутацию от студентов, но больше разговаривал с ней о том, какие надо носить галстуки, а не о реформах. В университете брожение».

Сообщенный здесь факт имел место в Москве 4 ноября. На него тогда же откликну­лась «Искра», которая писала (1901, № 13, от 20 декабря): «Студенческое движение опять начинает принимать боевой характер. Борьба за академическую свободу опять расширяется до открытой, вплоть до уличной схватки, борьбы за политическую сво­боду. Ввиду этого ознакомление с ходом развития движения приобретает особую важ­ность. Начнем с Москвы, где пресловутый генерал Ванновский лично ответил на сту­денческие требования (... Брожение среди студенчества сильно возросло. А „лукавый царедворец" еще подлил масла в огонь, когда (4-ноября) ответил категорическим отка­зом на требования, предъявленные ему депутацией студентов (в числе 21 студента, при­шедших к Ванновскому в Лоскутную гостиницу) (... Отказ министра и его наглые заявления о неверности „слухов" (!), будто он весной что-то обещал,возмутили и самых мирных.На совет министра-лакея „успокоиться" депутаты „ответили гробовым молча­нием" (... В результате этих бесед получилась прокламация, в которой студенты при­зывают к более широкой борьбе уже не за академическую свободу, которая несовмести­ма с деспотизмом, а за свободу политическую».

Знаменательный факт перерастания студенческого движения в общеполитическую борьбу и его сближения с борьбой рабочих масс нашел некоторое отражение и в крат­ком сообщении, полученном Чеховым из Москвы от Мейерхольда накануне нового, 1902 г.: «Новости: рабочие и студенты готовятся к выражению негодования по адресу Ванновского, обманувшего их ожидания».

4

1901 год в истории студенческого движения заканчивался явными предвестиями бовых бурных событий. Отказ правительства от политики уступок нашел свое выраже­ние во «Временных правилах» Ванновского, опубликованных 22 декабря 1901 г. Тре­бования студентов, предъявленные во многих высших учебных заведениях и вклю­чавшие такие пункты, как свобода сходок и собраний, отмена ограничений при приеме в университеты, возвращение студентов, исключенных по политическим мотивам, не­зависимость университетов от действий полиции и т. д., были этими правилами пол­ностью отклонены. Взамен этого новые «Временные правила» «разрешали только кур­совые или факультетские собрания с количеством присутствующих не более 300 человек. Эти собрания должны были проходить только с разрешения начальства, по утверж­денной последним программе и в присутствии профессора или лица из „ административ­ного персонала",которым вменялось в обязанность „не ограничиваться одним наблю­дением того, что происходит