Жизнь и приключения Мартина Чезлвита - Чарльз Диккенс

— Господи помилуй, что тут такое случилось? — воскликнул маленький брадобрей. — Ну и шум вы обе подняли, миссис Гэмп! Вот эти господа почти все время стояли на лестнице за дверью и никак не могли к вам достучаться, пока у вас там шла баталия, такой был шум и гром! Как бы не подох маленький щегол в лавке, тот, что качает себе воду. От испуга он прямо из сил выбился, столько накачал воды, что ему и в год не выпить. Должно быть, подумал, что пожар!

Миссис Гэмп тем временем опустилась в кресло и, закатив слезящиеся глаза и сжимая руки, разлилась в горестных жалобах:

— Ах, мистер Свидлпайп, и мистер Уэстлок тоже, если глаза меня не обманывают, да еще и с приятелем, которого я не имею удовольствия знать! Что я вынесла от Бетси Приг за этот вечер, ни одной душе не известно! Если б она ругала только меня в нетрезвом виде — мне даже и показалось, будто от нее пахнет, когда она пришла, только не верилось как-то, потому что сама я не имею этого обыкновения, — миссис Гэмп, кстати сказать, нагрузилась порядком, и благоухание от чайника распространялось по всей комнате, — я бы это перенесла с кротостью. Но что она говорила про миссис Гаррис, этого и ягненок бы не мог простить. Нет, Бетси! — произнесла миссис Гэмп с необыкновенным чувством. — Даже и червяк не стерпел бы.

Маленький брадобрей почесал в затылке, покачал головой, покосился на чайник и, осторожно пятясь, вышел из комнаты. Джон Уэстлок, придвинув кресло, сел рядом с миссис Гэмп. Мартин, усевшись в ногах кровати, стал поддерживать ее с другой стороны.

— Вы, должно быть, хотите знать, что нам нужно? — заметил Джон. — Я вам скажу, когда вы придете в себя. Это не к спеху, несколько минут можно подождать. Как вы себя чувствуете? Лучше?

Миссис Гэмп, заливаясь слезами, покачала головой и едва слышно пролепетала имя миссис Гаррис.

— Выпейте немножко… — Джон замялся, не зная, как назвать содержимое чайника.

— Чаю, — подсказал Мартин.

— Это не чай, — прошептала миссис Гэмп.

— Какое-нибудь лекарство, — отозвался Джон. — Выпейте немножко.

Миссис Гэмп уговорили выпить стаканчик.

— С одним условием, — расчувствовавшись, заметила она, — что Бетси Приг от меня никогда не получит никакой работы.

— Разумеется, нет, — сказал Джон. — Уж за собой я ей ходить не позволю, ни в коем случае.

— Подумать только, — сказала миссис Гэмп, — что она ходила за этим вашим другом и могла услышать такие вещи, ах!

Джон посмотрел на Мартина.

— Да, — сказал он. — Могла выйти большая неприятность, миссис Гэмп!

— Уж действительно, что неприятность! — отвечала она. — Только то одно, что я дежурила ночью и слушала его бредни, а она — днем, только это и спасло. Чего бы она ни наговорила и чего бы ни сделала, если бы знала то, что я знаю, двуличная дрянь! Боже ты мой милостивый! — воскликнула Сара Гэмп, в гневе попирая ногами пол вместо отсутствующей миссис Приг. — И я еще должна выслушивать от такой женщины то, что она говорит про миссис Гаррис!

— Не обращайте внимания, — сказал Джон. — Вы же знаете, что все это неправда.

— Неправда! — воскликнула миссис Гэмп. — И еще какая неправда! Ведь я же знаю, что она, моя милая, ждет меня в эту самую минуту, мистер Уэстлок, и смотрит в окно на улицу, а на руках у нее маленький Томми Гаррис, который зовет меня своей Гэмми, и правильно зовет, сохрани господь его пестрые ножки (точь-в-точь кентерберийская ветчина, говорит его родной папаша, да так оно и есть), с тех пор как я застала его, мистер Уэстлок, с красным вязаным башмачком во рту; засунул его туда, играя, и уж захлебывается, бедный птенчик; они посадили ребенка на полу в гостиной и ищут башмак по всему дому, а он уж совсем задыхается! Ах, Бетси Приг, и показала же ты себя нынче вечером! Ну, да уж больше я тебя и на порог не пущу, змея ползучая!

— А вы еще были всегда так добры к ней! — сочувственно заметил Джон.

— Вот это-то и обидно. Вот это мне всего больней, — отвечала миссис Гэмп, машинально подставляя стакан Мартину, который его наполнил.

— Вы взяли ее в помощницы ходить за мистером Льюсомом! — сказал Джон. — Приглашали ее себе в помощницы ходить за мистером Чаффи!

— Приглашала, да больше уж не приглашу! — отозвалась миссис Гэмп. — Никогда Бетси Приг не будет моей компаньонкой, сэр!

— Нет, нет, — сказал Джон. — Никуда это не годится.

— Не годится, и никогда не годилось, сэр, — отвечала миссис Гэмп с торжественностью, присущей известной степени опьянения. — Теперь, когда марка, — под этим миссис Гэмп подразумевала маску, — сорвана с лица этой твари, я думаю, что оно и вообще никогда не годилось. Бывают причины, мистер Уэстлок, почему семейство держит что-нибудь в тайне, и когда имеешь дело только с тем, кого знаешь, то и можешь на него положиться. Но кто же теперь может положиться на Бетси Приг, после того что она говорила про миссис Гаррис, сидя вот в этом самом кресле!

— Совершенно верно, — сказал Джон, — совершенно верно. Надеюсь, у вас будет время подыскать себе другую помощницу, миссис Гэмп?

Негодование и чайник лишили миссис Гэмп способности понимать, что ей говорят. Она глядела на Джона слезящимися глазами, шепча памятное имя, которое оскорбила своими сомнениями Бетси Приг, — словно это был талисман против всех земных печалей — и, как видно, уже ничего не соображала.

— Надеюсь, — повторил Джон, — у вас будет время найти другую помощницу.

— Времени мало, это верно, — отозвалась миссис Гэмп, возводя кверху посоловелые глаза и сжимая руку мистера Уэстлока с материнской лаской. — Завтра вечером, сэр, я обещала зайти к его друзьям. Мистер Чезлвит назначил от девяти до десяти, сэр.

— От девяти до десяти, — сказал Джон, выразительно глядя на Мартина, — а после того за мистером Чаффи будут как следует присматривать, не так ли?

— За ним и нужно присматривать как следует, будьте уверены, — возразила миссис Гэмп с таинственным видом. — Не я одна счастливо избавилась от Бетси Приг. Не понимала я этой женщины. Она не умеет держать под замочком то, что знает.

— Не удержит под замком мистера Чаффи, вы думаете? — сказал Джон.

— Думаю? — возразила миссис Гэмп. — Тут и думать нечего!

Чисто сардонический характер этой реплики был усилен тем, что миссис Гэмп медленно кивнула головой и еще более медленно поджала губы. Задремав на минуту, она сразу же очнулась и прибавила чрезвычайно величественно:

— Но я задерживаю вас, джентльмены, а время дорого.

Под влиянием этой мысли, а также и чайника, который внушал ей, будто бы ее посетители желают, чтобы она куда-то немедленно отправилась, и вместе с тем хитро избегая упоминания предметов, которых она только что коснулась в разговоре, миссис Гэмп встала, убрала чайник на обычное место, очень торжественно заперла шкафчик и стала готовиться к нанесению профессионального визита.

Приготовления эти были весьма несложны, так как не требовали ничего другого, кроме протабаченного черного капора, протабаченной черной шали, деревянных башмаков и неизбежного зонтика, без которого ей невозможно было ни принимать младенцев, ни обмывать покойников. Облачившись во все эти доспехи, миссис Гэмп возвратилась к креслу и, усевшись на него, объявила, что она совсем готова.

— Большое все-таки счастье знать, что можешь принести пользу им, бедняжкам, — заметила она. — Не всякий это может. Какие мучения им приходится терпеть от Бетси Приг, просто ужас.

Закрыв при этих словах глаза от невыносимого сострадания к пациентам Бетси Приг, она не открывала их, пока не уронила деревянный башмак. Ее сон прерывался еще не раз, подобно легендарному сну монаха Бэкона[132], сначала падением второго деревянного башмака, потом падением зонтика. Зато, избавившись от этих мешавших ей предметов, она безмятежно уснула.

Оба молодых человека переглянулись — положение было довольно забавное, — и Мартин, с трудом удерживаясь от смеха, шепнул на ухо Джону Уэстлоку:

— Что же нам теперь делать?

— Оставаться здесь, — ответил он. Слышно было, как миссис Гэмп пробормотала во сне: „Миссис Гаррис“.

— Можете рассчитывать, — прошептал Джон, осторожно поглядывая на миссис Гэмп, — что вам удастся допросить старика конторщика, хотя бы вам пришлось поехать туда под видом самой миссис Гаррис. Во всяком случае, мы теперь знаем достаточно, чтобы заставить ее делать по-нашему, — знаем благодаря этой ссоре, которая подтверждает старую поговорку о том, что, когда мошенники ссорятся, честным людям радость. Ну, Джонас Чезлвит, берегись теперь! А старуха пускай себе спит сколько ей угодно. Придет время, мы своего добьемся!

Глава L

повергает в изумление Тома Пинча и сообщает читателю, какими признаниями Том обменялся со своей сестрой.

На следующий вечер, перед чаем, Том с сестрой сидели, по обыкновению, у себя, спокойно разговаривая о многих вещах, но только не об истории Льюсома и ни о чем относящемся к ней; ибо Джон Уэстлок — поистине Джон был один из самых заботливых людей на свете, невзирая на свою молодость, — настоятельно посоветовал Тому пока что не рассказывать об этом сестре, чтобы не беспокоить ее. „А я бы не хотел, Том, — прибавил он после некоторого колебания, — омрачить ее счастливое личико или потревожить ее кроткое сердце даже за все богатства и почести мира!“ Поистине Джон отличался необыкновенной добротой, до чрезвычайности даже. Если б Руфь была его дочерью, говорил Том, и тогда он не мог бы проявить к ней больше внимания.