Сочинения. Том 1 - Евгений Тарле

La Savonnerie сохранила самостоятельное существование, а предприниматель Duvivier стал директором ее на жалованье правительства, и мануфактура окончательно превратилась в правительственное предприятие. В 1793–1799 гг. рабочие la Savonnerie получали те же вспомоществования, что и рабочие Гобеленов, и большей частью постановления делались одновременно относительно обеих мануфактур или даже в одной и той же бумаге упоминались оба заведения [143]; и жалобы рабочих на страшное вздорожание предметов первой необходимости вследствие падения курса ассигнаций (в 1794–1797 гг.) и вследствие задержки и недостаточности платы (в 17981799 гг.) по существу совершенно одинаковы для рабочих обеих мануфактур. Точно так же и нововведения административного характера вроде введения жюри [144] в 1794 г., разделяющего ежегодно рабочих на классы, о чем мы уже говорили в главе, посвященной Гобеленам, применялись в равной мере и к Savonnerie.

Число рабочих в эти бедственные годы почти не менялось: 20–22 человека — такие числа встречаются чаще других [145], кроме начала 1797 г., когда их было всего 15 человек. Подобно рабочим других национальных мануфактур, рабочие la Savonnerie также получали вспомоществование натурой [146], также ассигновались единовременно суммы для помощи им [147] и т. д. До выдачи съестных припасов положение было такое, что рабочие, их жены и дети чуть не ежедневно лишались чувств от голода [148]. Но и после этой раздачи положение их было крайне печально. В самом конце 1795 г. рабочие жаловались на нужду, но министерство отказало (2 января 1796 г.), ибо ему показалось, что, получая ежедневно (в это время) minimum по 20 франков ассигнациями, они получают также по фунту хлеба и ½ фунта мяса, и, кроме того, пользуясь («все или почти все») помещением на мануфактуре, рабочие la Savonnerie могут обойтись и без дальнейшей помощи [149]. Рабочие ввиду полного обесценения ассигнаций были лишены возможности купить одежду и молили выдать им и на одежду натурой, но и тут получили отказ [150]. Летом они снова обращаются к министру внутренних дел, умоляя помочь им, и спрашивают, зачем же Конвент решил сохранить их заведение, если теперь они погибают от нищеты, от невозможности жить на выдаваемые правительством рационы [151]. И на это прошение последовал отказ. Когда наконец часть заработной платы стали выдавать звонкой монетой, то и для Savonnerie, как и для других национальных мануфактур, наступила новая полоса бедствий: правительство стало месяцами задерживать выдачу платы. Уже 17 сентября 1796 г. они жалуются на свое бедственное положение, ввиду того что полтора месяца не получают ничего. «Граждане артисты, рабочие национальной мануфактуры, называемой la Savonnerie, видят себя в необходимости снова вас обеспокоить, чтобы представить вам, что они не получили ни одного су с того времени, как вы были столь добры и решили, чтобы часть их платы уплачивалась им серебром» [152], — читаем мы в поданном рабочими по этому поводу прошении. 22 ноября 1796 г. они снова жалуются, что им за 2 месяца не уплачено [153], и что они «абсолютно умирают от голоду». В 1797–1798 гг. — та же однообразная картина: «Нет хлеба, нет денег, нет кредита», 4 месяца не получали жалованья [154]; в январе 1797 г. директор Duvivier обращает внимание министра на задержку платы рабочим [155]; о страшной нужде, неполучении жалованья напоминают и рабочие, прося выдать хоть дров, на покупку которых у них нет денег [156], на что и получают отказ; 27 июля 1797 г. рабочие посылают одновременно две умоляющие петиции: Директории республики и министру внутренних дел [157]; они говорят (и директор Duvivier подтверждает их слова), что уже 4 месяца ничего не получали, истощены голодом и т. д. Зимой, 17 ноября 1797 г., они опять прибегают к Директории с новой просьбой об уплате, ибо они 5 месяцев ничего не получают, нет кредита, нет хлеба и т. д. Прекращение выдачи припасов натурой делало положение рабочих ввиду этих задержек совершенно невыносимым. Правда, хотя еще с 1 флореаля (т. е. с 20 апреля 1797 г.) должна была прекратиться раздача съестных припасов натурой, но директору Duvivier удавалось еще на несколько месяцев оттянуть исполнение ужасного для рабочих декрета, за что он и получил (15 декабря 1797 г.) суровый выговор из министерства внутренних дел за поведение, противное интересам республики [158]. Пришлось прекратить выдачу съестных припасов, и положение рабочих стало еще хуже с этого времени (т. е. с декабря 1797 г.). Жалованье продолжали задерживать. 17 февраля 1798 г. рабочие снова молят Директорию во имя гуманности уплатить им задержанную за 3 месяца плату [159], одновременно пишут о том же министру; о том же пишет и их директор в министерство [160], но скудные и частичные уплаты не мешают новым и новым дальнейшим задержкам; так, в начале октября 1798 г. министерство сознается, что рабочим не уплачено за 5 месяцев [161]; в апреле 1799 г. новая просьба уплатить, причем рабочие обращают внимание на то, что они не могут выдерживать этих опаздываний, так как не могли сделать никаких сбережений; самое крупное жалованье у них на мануфактуре — 79 франков, а иные не получают и 60-ти [162]. Конечно, о скромности размеров жалованья рабочие могли упомянуть только к слову, ибо о борьбе за увеличение его они и не мечтали, они жаждали лишь, действительно, получать должные им суммы. Конец Директории был и для Savonnerie, конечно, временем особенно острых бедствий: в начале июля 1799 г. они доведены были до полной крайности, так как за последние 5 месяцев ничего не получали[163]; в ноябре того же года они говорят уже о 8 ½ месяцах, за которые правительство им должно, и снова и снова жалуются на безвыходное свое положение [164], на полное истощение всякого кредита, на отсутствие одежды и т. д. На их отчаянную нужду просит новое правительство обратить внимание и их директор Duvivier [165], и рабочие просят у министра аудиенции. Но и новое правительство далеко не с первых же шагов справилось с финансовыми затруднениями: еще в мае 1800 г. рабочим не было уплачено за 11 месяцев [166], а в конце июля 1800 г. правительство еще оставалось все-таки должно рабочим более чем за 9 месяцев [167].

Как и относительно рабочих других национальных мануфактур, документы относительно рабочих la Savonnerie становятся очень редкими и скудными при Консульстве. Прошения с их стороны почти вовсе прекращаются: едва ли не последние относятся к 1802 г., когда рабочие просили о прибавке платы, жалуясь, что получают меньше, нежели в 1791 г., хотя цены удвоились с тех пор [168]. Переписка же дирекции с министерством также перестает в эту эпоху давать те сведения относительно положения рабочих, какие давала для 1789–1799 гг.

Глава III РАБОЧИЕ НА СЕВРСКОЙ ФАРФОРОВОЙ МАНУФАКТУРЕ

1

Королевская Севрская мануфактура, приобретенная Людовиком XV в 1760 г., пользовалась не только субсидией со стороны правительства, но с 1784 г. королевским постановлением эта мануфактура была ограждена от конкурентов, ибо это постановление вводило целый ряд существеннейших стеснений в производство фарфоровых изделий в Париже и местах, находящихся в 15 лье в окружности (в 1787 г. эти ограничения частного производства в пользу Севрской мануфактуры были подтверждены [169]). Репутация севрского фарфора, вытеснившего фарфор китайский и саксонский [170], стояла очень высоко и во Франции, и за границей. Как и относительно Гобеленов и Бове, чрезвычайно трудно составить определенное представление о положении рабочих в Севре до начала революции. Получало большинство 1–1½ ливра в день в среднем, меньшинство — 2 ливра, реже заработок некоторых подымался выше. В документах раз встречается глухое указание на «инсубординацию» рабочих [171], но ничего сколько-нибудь обстоятельного об этом мы не узнаем.

К началу революции на Севрскую мануфактуру отпускалось в год 300 тысяч ливров, причем рабочие получали ежемесячно 15 тысяч (в год 180 тысяч ливров), а другие издержки покрывались остальными 120 тысячами ливров в год. Но так как эти суммы добывались мануфактурой главным образом от продажи собственных продуктов, то вырученные деньги не шли в казну, а оставались в руках дирекции, которая их и тратила на нужды заведения. Выдача денег из казны производилась, когда не хватало вырученных денег от продажи сумм для покрытия бюджета. Революция, столь серьезно отразившаяся на Гобеленах и Бове, затронула, конечно, с первых же месяцев весьма чувствительно и Севр, но все-таки, по-видимому, в несколько меньшей мере, ибо севрские изделия все же были более доступны для людей среднего состояния, чем тканые шпалеры Гобеленов и даже Бове. 1789 год был тяжел, покупки почти вовсе прекратились, и уже осенью этого года произошла задержка в уплате жалованья, сопровождавшаяся некоторым (не имевшим, впрочем, никаких последствий) проявлением раздражения среди рабочих против кассира мануфактуры, хотя он, конечно, был решительно не виноват. И хотя все-таки еще высказывались в течение 1789 г. как бы некоторые надежды на известный сбыт [172], но еще больше сказывается мечта административных кругов уменьшить до известной степени число рабочих, так чтобы на рабочих выходило не 15, а хоть 12 тысяч ливров в месяц. Уже в начале 1790 г. расходы на производство не окупались выручкой [173], богатая клиентелла прежних лет под влиянием революционных событий разъезжалась, сокращала расходы. Главный директор всего ведомства bâtiments du Roi, числившихся в Maison du Roi, граф d’Angiviller понимал, что сокращение расходов диктуется обстоятельствами, но боялся в эти годы, когда двору еще не все казалось погибшим, раздражать рабочих против короля массовым увольнением их. Он представил Людовику XVI в середине 1790 г. доклад, в котором прямо высказывается против увольнения рабочих. Он находит, что возможно было бы найти покупателя и даже на выгодных, «по-видимому» [174], условиях, но не советует продавать мануфактуру. Он считает нужным сохранить заведение, чтобы не возбуждать восстания рабочих столь близко от королевского двора и от столицы, и считает, что отчаяние может довести этих людей («от 200 до 300 рабочих») до преступления, если их лишить куска хлеба [175]. Король решил оставить мануфактуру за собой, но с тем, чтобы расходы на рабочих не превышали впредь 12 тысяч ливров, если уж нельзя еще более уменьшить эту цифру [176]. Этим думали предотвратить волнения на мануфактуре, которых тогда боялись до такой степени, что спешили всячески успокоить рабочих, когда какое-нибудь неосторожно вымолвленное слово об увольнении начинало их волновать. Положение администрации мануфактуры было тем затруднительнее в эти годы, что над ней висело некоторое подозрение в контрреволюционности, как, впрочем, и вообще над всем персоналом ведомства Maison du Roi, и в случае рабочих беспорядков можно было опасаться также всего окрестного населения. В этом отношении характерно письмо, написанное 3 марта 1790 г. инспектором мануфактуры Hettlinger главному директору графу д’Анживилье, с вопросом, как быть: предстоит празднество принесения присяги Севрской национальной гвардии, и если иллюминовать мануфактуру, то выйдет непроизводительно на это 80 фунтов свечей, а если не иллюминовать, то люди, «которые уже нас не любят» [177], прибегнут к оскорблениям и даже могут перебить стекла. Но боясь всего, боясь прибегнуть к массовому и единовременному увольнению рабочих, администрация старалась не замещать вакансий, открывающихся вследствие смерти или необходимости для того или иного рабочего покинуть мануфактуру. Так, с июня 1789 г. до 15 мая 1791 г. таких незамещенных вакансий оказалось 40, т. е. за это время число рабочих уменьшилось приблизительно на 1/6 часть. Перспективы относительно дальнейшего течения торговых дел в 1791 г. были еще менее утешительны, чем прежде. Покупщики становились все реже [178], дворцовое же ведомство, на которое тем тяжелее ложились расходы по содержанию мануфактуры, не в состоянии было аккуратно и в полной мере поддерживать это заведение. В дореволюционные времена ежегодно устраивалась в версальских аппартаментах выставка произведений Севрской мануфактуры, причем придворные, вельможи, посланники, чтобы угодить королю, покупали все по огромным ценам [179]. Теперь и это исчезло. Тем не менее севрским рабочим удалось в эти годы воспользоваться затруднительным положением королевского двора и вынудить у него увеличение заработной платы; о точных размерах этого увеличения мы сведений не нашли. Нужно сказать, что и относительно Севрской мануфактуры политика двора в эти годы была той же, как и относительно других мануфактур: по возможности уступать требованиям рабочих, чтобы предупредить волнения. Еще весной 1790 г. на мануфактуре было волнение [180] по поводу задержки в выдаче заработной платы, и высшее начальство советовало дирекции внушить «непокорным рабочим», что король может и совсем закрыть мануфактуру, не приносящую ему доходов. Но на это смелости у двора не хватило. Рабочие весной того же 1790 г. добились увеличения обеденного перерыва с 1½ до 2 часов во весь тот сезон (с 15 апреля по 1 сентября), когда работы начинаются с 6 часов утра, и граф d’Angiviller прямо мотивирует эту уступку желанием убедить рабочих, что он стремится по возможности их удовлетворить [181]. Конечно, когда удавалось в ущерб рабочим и на пользу экономии провести какую-нибудь меру и при этом избегнуть волнений, граф d’Angiviller этому только радовался. Так, когда прекратили работу женщин (жен и дочерей рабочих, работавших на дому), то граф выразил свое удовольствие по поводу благополучного возвещения этой меры [182]. Как увидим в следующей главе (по поводу этого же вопроса, о работе женщин), министр эпохи владычества монтаньяров гораздо искреннее и действительно гуманнее относился к рабочим. Если d’Angiviller, таким образом, боялся рабочих, то под влиянием того же мотива его преемник De la Porte (или Laporte, как его иногда называют документы), интендант de la liste civile, согласился во избежание волнений на увеличение платы [183]. Случилось это в конце 1791 г., когда, нужно прибавить, финансовые обстоятельства мануфактуры были несколько благоприятнее, нежели предшествовавшая и последовавшая эпохи [184].