Евангелие от Тимофея. Клинки максаров. Бастионы Дита - Юрий Брайдер

– Не тебе, голодранец, назначать цену за ваши жалкие жизни. Это Окаянный Край, и кто бы нам здесь ни встретился, зверь или человек, он обречен на смерть.

– Мы не звери и не человеки. Мы вам не по зубам. Зачем двум волкам рвать друг дружке шкуру? Не проще ли поискать в поле зайцев?

– Не звери и не человеки… – стоявший за щитами был явно заинтригован. – Кто же вы тогда?

– Мы исчадья Изнанки, могучие и неуязвимые перевертни, – Хавр продолжал вдохновенно врать.

– Подумаешь, испугал! Что мы, перевертней не видели. Нож входит в них точно так же, как и в исконников.

– Не знаю, о каких перевертнях ты говоришь. Ты, верно, путаешь их с овечками из своего стада. Пусть кто-нибудь из вас выйдет на поединок. С любым оружием. Против него будет драться безоружный перевертень. – Хавр скосил глаза в мою сторону и тихо спросил: – Сможешь?

Я только пожал плечами. Смогу, конечно, если для дела надо.

В рядах наших противников между тем шли какие-то ожесточенные споры, не обошедшиеся без зуботычин и членовредительства. Дисциплина и единоначалие были для этой буйной вольницы этапом или уже пройденным, или недостижимым в принципе. Наконец за щиты вытолкнули какого-то крепыша, по внешности – чистого троглодита. За поясом у него был длинный нож, а в руках он сжимал топор. Я мог бы закончить наш поединок в один миг, но публика жаждала аттракционов, и я продемонстрировал ей пару номеров – сначала подставил под удар топора плечо, а потом напоролся грудью на нож, сломав его при этом. Троглодита я просто поднял на вытянутых руках вверх и зашвырнул в толпу сообщников.

– Убедились? – крикнул Хавр, когда я, осыпаемый градом каменных снарядов, вернулся назад.

– Ничего, найдется и на вас управа! – из задних рядов донесся характерный голос щитоносца, скрывшегося от греха подальше. – Сейчас забросаем вас вязанками хвороста и сожжем!

– Для перевертня огонь то же самое, что для вас туча пыли. Разводи костер, и любой из нас без колебаний взойдет на него.

– Тогда мы пустим на вас стадо диких быков. На своем пути они способны растоптать даже камни. Посмотрим, как вы справитесь с ними.

Действительно, я давно уже обратил внимание на вздымавшуюся невдалеке тучу пыли, доносившийся с той стороны тяжелый топот копыт и злобное фырканье. Угроза была нешуточная. Окажись мы сейчас под копытами целого стада разъяренных быков – и на жизненных устремлениях всей нашей троицы можно ставить точку. Но Хавр решил блефовать до конца.

– Нам случалось побеждать чудовищ, которым хватало бы ваших быков только на один зуб. Камни, может, и рассыплются под их копытами, но утесы устоят.

– Ну ладно, – это сказал уже не трусливый щитоносец, а помятый мной троглодит, среди своих собратьев явно не обделенный авторитетом. – Разговор о цене вы первые затеяли. Вот наши условия: за жизнь троих наших товарищей вы заплатите тремя своими. То есть замените в наших рядах тех, кого уложили.

– А если нас это не устраивает? – по-моему, Хавр начал уже переигрывать.

– Тогда прощайтесь с жизнью. Даже перевертни смертны. Огнем, железом, камнями, копытами быков или чем-то еще мы прикончим вас. Даже если для этого нам придется умереть.

– Ну, что им ответить? – Хавр обвел нас взглядом.

– Надо соглашаться, – ответил я. – Сбежать, думаю, никогда не поздно.

– А если они нас обманут? – возразила Ирлеф. – Посадят на цепь или вообще прикончат сонных.

– Нет. Я этот народ хорошо знаю. Они столь же доверчивы, сколь и свирепы. Для них будет достаточно нашей клятвы. Нас же она ничем не свяжет.

– Конечно, – не преминула съязвить Ирлеф. – Таких, как ты, Хавр, никакая клятва не может связать.

Вместе они в город не вернутся, подумал я. Хавру придется или устранить ее, или самому остаться здесь. Так я подумал, а сказал следующее:

– Принимай их условия. Против всей этой своры нам действительно не устоять.

– Пусть будет по-вашему, – крикнул Хавр, обращаясь в основном к троглодиту. – А что мы получим за службу?

– Что сможете прихватить, то и ваше, – просто ответил тот, – это только в городе все в общий котел волокут. А у нас каждый из своей миски харчуется.

Впрочем, разбойники (не могу назвать этих шакалов в человеческом облике другим словом) не потребовали от нас никакой клятвы. В их понимании сама возможность безнаказанно убивать и грабить была настолько притягательна, что пренебрегать ею мог только безнадежный недоумок. Все это воинство, наподобие инфузории то разраставшееся, то делившееся, состояло из множества мелких шаек, не считавших для себя зазорным в случае опасности покинуть поле боя или даже ударить в спину своим бывшим сотоварищам. Для них не существовало ни законов, ни привязанностей, ни обязательств. На крупную добычу они бросались всем скопом, а почуяв опасность, горохом рассыпались во все стороны. В настоящий момент, похоже, они тоже двигались к Переправе, что было нам на руку – смешавшись с разношерстной толпой, мы могли избегнуть многих неприятностей.

Часть разбойников ехала верхом на рыжих поджарых быках, которых они укрощали посредством цепей, приклепанных к кольцам, продетым сквозь ноздри этих свирепых животных, часть шла пешком, взгромоздив поклажу на уже знакомых мне зеленых ластоногих гусениц. На первой же стоянке, когда банда в поисках воды и пищи разбрелась по плоской, заросшей фиолетовым мхом равнине, к нам подошел троглодит.

– Ты, лживый язык, тоже себя к перевертням причислил? – грубо спросил он у Хавра, протянув ему, однако, нанизанный на дротик кусок жареного мяса.

– А-а-а, это ты, – без особого энтузиазма признал его Хавр. – Никак не научусь ваше племя по лицам различать… Вспоминал тебя недавно. Даже навестить собрался. Ты почему здесь? Никак хозяйство свое бросил?

– Пустое дело, – троглодит равнодушно махнул рукой. – За человеческую шкуру втрое дороже дают, чем за овечью, а ты хлопоты сравни… Да и невозможно сейчас овец держать. Зверье хищное расплодилось, бродяги кругом шастают, набеги чуть ли не каждый месяц, Перемежовки покоя не дают…

– Кстати о Перемежовках, – перебил его Хавр. – Было в последнее время что-нибудь занятное?

(Я понял, что они говорят о Сокрушениях, хоть и называют их иначе.)

– Зарядами с травилом поделишься?

– У самого последние. Но обойму уступлю.

– Так… – троглодит задумался (а сосредоточенно думающий троглодит – это зрелище почище музицирующей гориллы). – За Рыжим Лесом недавно Пустошь обнаружилась. Сначала думали, ничего особенного, тем более что та Перемежовка никого серьезно не зацепила…