Мир пауков. Маг и Страна Призраков - Колин Уилсон

Все это, несомненно, имело целью убедить рабочих, что при таком справедливом общественном строе у каждого из них есть возможность пройти в верхи.

Затем на сцену начали подниматься шахтеры и рудокопы третьего уровня, поношенностью одежды напоминающие рабов города пауков. Судя по худобе и мертвенной бледности, они недоедали. Присутствие правителя вызывало у них такой трепет, что на колени они становились дрожа, а один так и вовсе лишился чувств, и его под руки поднял мег. У бедняги по щекам текли слезы, и со сцены он сошел с трудом. Зал всколыхнуло от живого сочувствия — ведь понятно было, что все это от беззаветной любви к карвасиду.

Наблюдая, Найл опять невольно настроился на критичный лап. Интересно, почему Маг сам допускает такое нелепое низкопоклонство? Помнится, став правителем города пауков, Найл подчас и сам сталкивался с подобным к себе отношением. Но оно не вызывало у него ничего, кроме глухого неприятия, и со временем подданные перестали выказывать признаки раболепства в присутствии правителя, а некоторые даже научились тактично избегать при встрече поклонов (скорее бы вообще все эти почести упразднить).

Хотя, может, дело здесь не в эгоизме Мага. Наверное, все это вызвано необходимостью как-то удерживать горожан от скучливого созерцания своей незавидной участи узников подземелья. Отсюда, возможно, и милитаризм: он поощряет дисциплину. Ведь и у венценосца Каззака, если вспомнить, в его городе была проблема безысходной скуки, которую даже постоянная угроза паучьего вторжения не могла перебороть.

Но вот награждение подошло к концу, и внимание аудитории слегка рассеялось. Вместе с тем чувствовалось, что мероприятие еще не завершено — даром что было уже почти два часа ночи.

Все собравшиеся обернулись на очередную группу вошедших, тоже рассредоточившуюся внизу вдоль сцены. Вид у них был тревожно-взволнованный; стало ясно, что эта группа готовится получить некое взыскание. Странно, что это происходит непосредственно после награждения. Хотя если вдуматься, в этом есть своя логика. Достойных поощрили наградами; теперь же наступает черед проштрафившихся.

В отличие от награждаемых, эти негодники (общим числом девять) на социальные группы не разделялись. Наказание, видимо, отчасти состояло и в том, что их гнали одним гуртом, как заключенных, без сословных различий.

Все смотрели на них с мрачным любопытством. Первым стоял рабочий в грубой серой одежде вроде той, что у рабов. Найл его узнал: седой усач, что брел вдоль дороги, когда они проезжали по второму уровню. За ним — женщина, тоже седовласая и тоже в рабочем платье. А вот пара, что стояла за нею, явно принадлежала к высшей касте: у мужчины военная выправка, а женщина на редкость грациозна; пышные светлые волосы перехвачены черной лентой. Дальше снова фабричные и шахтеры, а замыкал строй тучноватый, с тяжелым подбородком дядька в посконной тунике.

Итак, первым в очереди стоял тот усач. На экране было видно, что его от страха покрыла испарина. Тифон ровным, невыразительным голосом зачитал обвинение: дескать, этот человек по имени Побрег постоянно отсутствует в общежитии и предпочитает держаться в стороне от всех общественных мероприятий, будь то игры или что еще. Подобное неучастие наводит его товарищей по работе на мысль, что он чурается коллектива.

Побрег упал на колени, моля о пощаде, невнятно объясняя, что это все от болезни и депрессии и что у него нет женщины, которая согласилась бы стать его временной спутницей. Кончилось тем, что он, расплакавшись, простерся ниц у ног Мага, который, сняв наушники и надвинув на глаза капюшон, безмолвно слушал.

Тифон взглянул на правителя — не скажет ли тот чего. Карвасид хранил молчание, поэтому Тифон, обернувшись к обвиняемому, суровым голосом разъяснил, что при существующем справедливом строе неучастие воспринимается как критика, каковая вносит в ряды смуту. Поскольку поступок этот у Побрега первый, он на три месяца лишается заработка, но если подобное повторится, его ждет тюрьма.

Усач, которого на сцену заволокли два мега, тут же снова простерся у ног карвасида и принялся их целовать, после чего на четвереньках слез со сцены. Зал вздохнул с таким облегчением, будто и сам только что избежал наказания.

Затем наступила очередь блондинки и мужчины с бравой выправкой и фигурой атлета. Их вина заключалась в том, что они, в нарушение закона о раздельном проживании, провели вместе двадцать шесть ночей кряду, да еще и вынашивали план устроить совместный трехдневный отпуск в отдаленной части Евакианской долины (это еще где?). Могут ли они сказать что-либо в свое оправдание? Оба угрюмо промолчали.

Опять не дождавшись реакции Мага, Тифон объявил, что у него нет иного выхода, кроме как назначить полагающееся наказание: шесть месяцев рудников.

Женщина в отчаянии вскрикнула, мужчина же сокрушенно поник. Опустившись на колени, он припал к ногам Мага и взмолился о снисхождении. На этот раз Маг чуть заметно кивнул, отчего женщина облегченно прослезилась. Тифон объявил, что пара предпочла телесное наказание, которое будет должным образом исполнено: три удара плетью мужчине, два женщине.

Мужчина вновь повернулся к Магу и в наступившей тишине севшим от волнения голосом спросил, нельзя ли наказание за двоих принять ему одному.

Тифон снова взглянул на Мага, лицо которого каменно посуровело. В нависшей тишине раздался его чистый, льдистый голос:

«В таком случае женщина избегла бы наказания. Но я сделаю еще одно снисхождение: вы оба получаете по три удара плетью. Тишина!»

Последнее адресовалось залу, по которому прокатился взволнованный рокот.

Оба ослушника потрясенно молчали. Мужчина побледнел так, что, казалось, вот-вот упадет в обморок.

Вперед выступил мег и, опустившись на колени к мужчине спиной, поднял свои ручищи на уровень плеч. Найл, сохраняя некую отстраненность, не мог взять в толк, что происходит. Но это, видимо, понимал готовящийся к экзекуции мужчина, который с покорным видом протянул руки, давая мегу возможность их схватить и прижать к своей могучей груди. Мужчина, судорожно, взахлеб вздохнув, тряпичной куклой повис на мускулистой спине выпрямившегося мега.

Вперед выступил второй мег, держа наготове плеть. Удар стеганул так хлестко, что все в зале болезненно сощурились. На спине мужчины мгновенно вздулся рубец, из которого обильно хлынула кровь. Приговоренный висел без движения, он явно лишился чувств. Следующие два удара багровыми полосами вспороли кожу, пустив струйки крови. После этого мег, исполнявший роль козел, выпустил наказанного, и тот грохнулся на пол.