Хаски и его учитель белый кот. Том III - Жоубао Бучи Жоу
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В следующие несколько дней из-за остаточного влияния заклинания Ши Мэя, которое наложилось на волнение, вызванное слиянием воспоминаний двух жизней, Чу Ваньнин больше спал, чем бодрствовал. Всякий раз, когда он просыпался, его разум пребывал в смятении из-за того, что все, что он знал и помнил было слишком фрагментированным и неполным.
После того, как Тасянь-Цзюнь сообразил в чем дело, он быстро смекнул, что какое-то время можно не волноваться: раз теперь в голове Чу Ваньнина сплошная каша, его легко будет обмануть, и даже если накануне его жестоко обидеть или унизить, открыв глаза на следующий день, он вряд ли сможет вспомнить, что произошло вчера. Кроме того, из-за поврежденной памяти Чу Ваньнин искренне верил, что все это ему только снится, поэтому он был менее осторожен, чем обычно…
Большой белый котяра, который то и дело норовит ухватить тебя острыми когтями и зубами, конечно, очень занимателен, но, похожий на большой пельмень, свернувшийся в клубок, сладко спящий белоснежный котик и правда был довольно приятным и редким зрелищем. Стоило признать, что с этим делом Хуа Биньань справился весьма неплохо.
— Сегодня ты вспомнил что-то еще? — теперь каждое их утро начиналось с того, что он задавал этот вопрос только что проснувшемуся Чу Ваньнину.
Зачастую Чу Ваньнин, нахмурившись, отвечал:
— Что?
С редкостным терпением Тасянь-Цзюнь каждый раз отвечал:
— Твои воспоминания по-прежнему заканчиваются сразу после нашей свадьбы в прошлой жизни или теперь уже на другой дате?
Чаще всего после этого он имел удовольствие полюбоваться на смущенное лицо Чу Ваньнина и слышал один и тот же тихий ответ:
— Мо Вэйюй, ты опять сходишь с ума?
Не слишком приятные речи, и в прошлой жизни за подобное он непременно дал бы ему пощечину.
На этот раз Тасянь-Цзюнь тоже хлопнул его по лицу, однако это был очень легкий и игривый шлепок, после которой его рука словно прилипла к коже, а вторая нежно обхватила другую щеку.
Он насмешливо хмыкнул, но в его глазах отражалось полное удовлетворение:
— Вот и замечательно. Если все так и будет продолжаться, то лучше и быть не может.
Он и правда очень не хотел, чтобы Чу Ваньнин вспомнил хоть что-то из этой своей жизни и уж тем более, чтобы думал о том Мо Вэйюе, который стал образцовым наставником. Казалось, что пока Чу Ваньнин пребывает в этом спутанном сознании, они могут вернуться во времена совместной жизни во Дворце Ушань, и как бы сильно Чу Ваньнин ни ненавидел его, они все еще могут проводить вместе дни и ночи.
Его Учитель, его Ваньнин все еще принадлежал только ему.
Иногда Хуа Биньань посмеивался над ним:
— Сам ведь литрами пьешь свой собственный уксус. Твое сердце кислее, чем у ревнивой женушки.
Пьет уксус[268.3]?
Тасянь-Цзюнь считал, что это не так. Вот взять ту же домашнюю скотину: если она сопровождает тебя достаточно долго, то со временем у тебя появляются к ней определенные чувства, похожие на «привычку».
Только это, и ничего более!
В этот ясный солнечный день на горе Цзяо Тасянь-Цзюнь заставил Чу Ваньнина отдыхать вместе с собой в тени цветущего мандаринового дерева. Разглядывая усыпанные благоухающими белыми цветами ветви, он томно вздохнул:
— Этому дереву не хватает аромата и изящества. Если бы это была яблоня, было бы лучше.
Сознание Чу Ваньнина все еще было слегка размытым. Он продолжал верить, что сейчас находится в одном из своих затянувшихся снов, поэтому спокойно ответил ему:
— Почему даже в моем сне ты такой привередливый?
Раскинувшийся на зеленой травке Тасянь-Цзюнь перекатился так, чтобы положить голову ему на колени. Встретившись с ним взглядом, Тасянь-Цзюнь сказал:
— Обычное дело. Да, кстати, этот достопочтенный голоден. Когда вернемся, ты приготовишь для этого достопочтенного тарелку жидкой каши.
— …
— Хочу яичную[268.4] кашу с постным мясом. Яичные хлопья не должны быть плотными, каша не должна быть слишком густой, а мясо нужно лишь совсем немного припустить. Ты ведь сможешь такое приготовить? Я учил тебя этому много раз.
Учитель сначала не хотел никуда идти, однако Тасянь-Цзюнь был весьма настойчив, так что методом кнута и пряника все-таки смог добиться своего. Чу Ваньнину ничего не оставалось, кроме как проследовать за ним на кухню, которая располагалась сразу за залом для жертвоприношений.
Дрова горели в печи, рис был тщательно промыт, вода начала закипать. Тасянь-Цзюнь сидел за маленьким столиком и, подперев щеки руками, наблюдал за раздраженным Чу Ваньнином, который с потерянным видом стоял перед плитой.
К счастью, Чу Ваньнин считал, что все это сон, поэтому и не думал тратить много сил на то, чтобы попытаться идти поперек его желаний.
Что же до Тасянь-Цзюня, он знал, что этот их совместный сон, в конечном итоге, когда-нибудь будет разрушен, поэтому дорожил каждым его мгновением больше, чем когда-либо прежде.
Вода закипела, из-под деревянной крышки повеяло ароматом риса и мяса.
Тасянь-Цзюнь поменял положение, положив голову на сложенные под подбородком руки. Он чувствовал, что хотел бы многое сказать Чу Ваньнину, но при этом понимал, что любые сказанные сейчас слова будут совершенно бессмысленны и бесполезны.
В итоге он, едва шевельнув губами, с ленцой тихо позвал:
— Эй.
— А?
И что сказать?
На самом деле он и сам не знал, поэтому сымпровизировал на ходу и со всей серьезностью напомнил:
— Посолить не забудь.
— Так… уже.
— Значит попробуй на вкус, чтобы понять, досолил или нет.
— …
В черных с фиолетовым отливом зрачках Тасянь-Цзюня промелькнула легкая насмешка:
— Даже не надейся засолить этого достопочтенного до смерти, — сказав это, он встал и подошел к Чу Ваньнину сзади. Взглянув на содержимое горшка, он внезапно поднял руки и обнял со спины теплое человеческое тело.
Потеревшись лицом об ухо Чу Ваньнина, чуть опустив ресницы, Тасянь-Цзюнь сказал:
— Этот достопочтенный все еще хочет изводить[268.5] тебя всю жизнь.
— Мо Вэйюй…
Почувствовав скованность Чу Ваньнина, Тасянь-Цзюнь обнял его еще крепче и, не удержавшись, наклонился ниже, чтобы поцеловать его в шею. Длинные ресницы императора слегка затрепетали, когда он игриво сказал:
— Ну что же ты творишь-то? Этот достопочтенный так долго учил тебя мастерству приготовления каши, а ты не желаешь даже сварить[268.6] для него тарелочку?
Чу
