Вернуть любовь - Нора Робертс

После полудня они снова принимались за работу. Дрова потрескивали за каминной решеткой. А пообедав, они уходили из рабочей комнаты. В конце недели они уже обозначили основные контуры партитуры и определили тематику песен. Все-таки им не удалось избежать столкновений, но их аргументы в спорах помогали добиваться лучших результатов, и в конце концов партитура становилась все совершеннее. Из них получилась отличная команда.

Они оставались друзьями. Брэндон больше не делал попыток стать любовником Рейвен. Время от времени она ловила его настойчивые взгляды. Тогда она чувствовала влечение: чувственное как прикосновение, возбуждающее как поцелуй. Недостаточная настойчивость с его стороны смущала, но привлекала больше, чем прежнее нетерпение. Она знала, что он ждет ее решения. Иногда, во время шутливых профессиональных споров, возникала атмосфера взволнованной напряженности.

День обещал быть длинным и немного скучноватым. Начавшийся беспрерывный ливень мешал им прогуляться на скалы. Зато музыка заполняла теперь дом, проникала в каждый уголок, вплоть до заброшенного чердака. Мистер Пенгали разжег камин, чтобы разогнать уныние, навеянное непогодой. Позабытый поднос с чаем скучал на столе. Споры перешли во вторую стадию.

— Здесь надо убыстрить темп, — убеждала Рейвен.

— Это лирическая часть, Рейвен!

— Но не похоронная процессия. А звучит она именно так, Брэндон. Публика начет клевать носом прежде, чем Лорен закончит петь.

— Никто не сможет заснуть во время пения Лорен Чейз, — возражал он. — Этот номер — откровенно сексуальный, и она подаст его как надо.

— Да, разыграет, но не в таком темпе. — Сидя за роялем, она повернулась к нему лицом. — Хорошо, Джо засыпает над пишущей машинкой в середине главы, которую он пишет. Он уже поверил, что немного сошел с ума, потому что его пылкая мечта — главная героиня Тесса — кажется слишком реальной, и он уже полюбил ее, хотя знает, что она плод его воображения. Персонаж романа, который он пишет, всего только плод его фантазии. И сейчас, в полдень, он снова мечтает о ней, и на этот раз она обещает ему явиться ночью.

— Я знаю сюжет, Рейвен.

Она прищурила глаза, сдерживая раздражение. Ей показалось, что она улавливает усталость в его голосе. Один или два раза она просыпалась среди ночи от того, что Брэндон с воодушевлением играл на рояле мелодию песни «Рассвет». Они оба были правы относительно эмоциональной окраски номера и его места в сценарии, но это надо было как-то выразить.

Брэндон вытащил последнюю сигарету из пачки.

— Выразить… Лорен знает, как надо это спеть.

Рейвен что-то разочарованно пробормотала. К несчастью, обычно он бывал прав в своих суждениях, обладая феноменальным музыкальным чутьем. Но сейчас она была уверена, как автор песни и как женщина, что истина на ее стороне. Рейвен воспринимала этот номер как кульминацию сюжета. Она проиграла лирическую мелодию Брэндона.

— Да, Лорен, может быть, знает, как это спеть и даже подкрепить хореографией, в чем я не уверена. И все же здесь должен быть другой темп. Позволь мне показать тебе. — И она начала играть отдельные куски. Брэндон насторожился. Рейвен играла в более быстром темпе и пела под свой аккомпанемент. Ее голос сливался с музыкой. Он отошел к окну и смотрел на дождь. Это была песня-искусительница, полная скрытых страстных обещаний.

Голос Рейвен лился, и страстные звуки разносились по дому. Брэндон почувствовал, как в его жилах запульсировала кровь от растущего желания. Мелодия, которую она создала, была удивительной. Более быстрый темп оказался полной противоположностью темпу, который выбрал он, и гораздо сильнее воздействовал на слушателя. Внезапно она оборвала пение, откинула волосы назад и бросила взгляд на Брэндона.

— Ну как? — с полуулыбкой спросила она.

— На сей раз ты права по всем пунктам.

— Твои комплименты, Брэндон, заставляют биться быстрее мое сердце, — рассмеялась Рейвен.

— Но у нее нет твоего диапазона, — пробормотал он, — я не думаю, что она сможет взять низкие ноты так, как смогла ты.

— Ммм… — Рейвен пожала плечами. — Ну школа-то у нее прекрасная. Думаю, она постарается извлечь все, что может, из этой песни.

Брэндон прохаживался по комнате, потом подложил полено в камин.

— Брэнд, что случилось?

— Ничего, просто на душе неспокойно.

— Это депрессия из-за дождя. — Она встала и подошла к окну. — Меня никогда не тревожил дождь. Иногда мне даже нравится мрачный серый день. Я тогда становлюсь ленивой, и мне не стыдно. Может быть, на тебя сегодня тоже полениться? У тебя в библиотеке стоит прекрасный шахматный столик. Давай ты поучишь меня играть в шахматы? — Она положила руки ему на плечи и почувствовала, как у него напряжены все мускулы. — Конечно, это будет нелегко. Джули отказывается играть со мной даже в трик-трак. Она говорит, что я не стратег, не умею обдумывать ходы.

Рейвен внезапно замолчала, когда Брэндон снял ее руки с плеч. Не говоря ни слова, он отошел от нее, направился к шкафчику и вынул бутылку виски. Он налил стакан на одну треть и выпил.

— Пожалуй, у меня не хватит терпения учить тебя сегодня шахматной игре, — сказал он и налил еще.

— Хорошо, Брэнд, не будем играть. — Она встала напротив него. — Почему ты сердишься на меня? Уверена, не из-за песни.

Брэндон напряженно уставился на огонь в камине.

— Возможно, настало время нам поговорить, — сказал он, отпивая виски по глоточку. — Опасно оставлять нерешенные проблемы в подвешенном состоянии на пять лет. Никто не знает, когда они упадут на голову.

Рейвен почувствовала смутную тревогу, но кивнула в знак согласия.

— Может быть, ты прав.

Брэндон коротко улыбнулся.

— Будем как цивилизованные люди разговаривать сидя или будем махать руками стоя?

— Зачем нам сковывать себя рамками цивилизации? Цивилизованная драка не сделает воздух чище.

— Итак… — начал он, но его прервал звонок. Поставив стакан, Брэнд бросил на ее острый взгляд и пошел открывать.

Оставшись одна, девушка попыталась успокоиться. Надвигалась буря, только не за окном, а здесь. Брэндон равался в бой, и хотя причина была ей неизвестна, очень хотелось уступить. Наряжение между ними забывалось во имя музыки и мирной обстановки для творчества. Сейчас, несмотря на нервозность, она хотела, чтобы это искусственное спокойствие разлетелось вдребезги.

Услышав его шаги, она подошла к столу и взяла с подноса чашку чая.

— Для тебя посылка от Хендерсона.

— Удивительно, что он мог мне прислать? — пробормотала Рейвен, развязывая бечевку и снимая упаковку. В посылке оказались обложки к пластинкам и альбому, который она готовила. Не глядя, она вручила одну из них Брэндону, а сама стала рассматривать вложенные в пакет ноты.

Несколько минут Брэндон изучал обложку. На ней была изображена Рейвен, сидящая в своей привычной позе, положив ногу на ногу. Она смотрела прямо в объектив с ироничной улыбкой. Темные волосы падали через плечо ей на грудь, выделяясь на белом фоне облегающего платья. Фотохудожник добился того, что Рейвен казалась обнаженной, эффект был в значительной степени эротическим.

— Ты одобряешь эту фотографию?

— Хм, хм, хм… — Рейвен продолжала просматривать ноты. — Я не совсем уверена в последовательности песен в альбоме, но полагаю, что позже частично можно изменить их порядок.

— Я всегда чувствовал, что Хендерсон оденет тебя в таком духе.

— В каком это духе? — с отсутствующим видом спросила Рейвен.

— Да здесь ты просто сама невинность… предлагающая себя всем желающим.

— Брэнд, право же, это смешно.

— Я так не думаю. По-моему, это ужасно. Невинно белоснежный фон и ты, обнаженная, сидишь как ни в чем не бывало!

— Я не обнаженная, — возмутилась она. — Я никогда не снимаюсь обнаженной.

— Но впечатление именно такое. — Брэндон нахмурился, склоняясь над роялем.

— Фотографии вызывающие, конечно, но это так задумано, сейчас мода на эротику. — Рейвен взяла обложку. — Здесь нет ничего дурного. Брэнд, я же не ребенок, чтобы одеваться в наглухо закрытые платьица с зайчиком на фартуке. Это бизнес. И никакой крайности тут нет. На обложке я в более скромной одежде, чем бываю на общественном пляже.

— Но не в более подходящей, — холодно возразил Брэндон, — в этом разница.

Рейвен покраснела, ею овладело чувство досады, и вместе с тем она была смущена.

— Я не считаю эту обложку неприличной. Я никогда не позировала для непристойных фотографий. Карл Стайнер — один из самых знаменитых фотографов. Он не одобряет неприличные фотографии.

— В нем два человека, один — настоящий художник, другой склонен к порнографии. Так я полагаю.

Рейвен повертела в руках пресловутую обложку.

— То, что ты сказал, отвратительно. Ты намеренно обижаешь меня?