Неосторожность - Чарлз Дюбоу

Дыхание у нее несвежее. Клэр ставит две кружки чая на столик у кровати. Гарри садится, прислоняясь к подушкам. Она голышом. У нее белая, мягкая, упругая кожа. На бедре родинка. Волосы между ног густые и черные. Клэр двигается так, словно всю жизнь готова провести без одежды. Хотел бы он на это посмотреть.

– Доброе утро, – произносит Гарри. – Иди сюда.

Клэр идет к нему на четвереньках, как животное, не сводя с него глаз. Жадно целует его. Он укладывает ее на спину, опускаясь лицом между ее ног. Она уже влажная. Стонет, хватая его за затылок, пока его язык снует внутрь и наружу.

– Ох, да. Еще.

В том, чтобы заниматься любовью при свете, есть особая близость. Спрятаться некуда. Все остальные собираются на работу. Гарри входит в нее. Они молча смотрят друг другу в глаза, у нее карие, у него серые, общение без слов. Потом веки Клэр опускаются, и она запрокидывает голову, открывает рот, толкает бедрами, коротко, долго, коротко, любовная морзянка, пока наконец ритм не ускоряется, глаза ее не раскрываются снова, и они движутся быстрее, быстрее, быстрее, глядя друг на друга, и она кричит:

– Да, да, да!

– Я хотела проснуться рядом с тобой с тех пор, как мы встретились на пляже, – позднее говорит Клэр. Они лежат, распластавшись на кровати, утомленные, словно атлеты. – Но никогда не думала, что получится.

– Ну, получилось. Это то, на что ты надеялась?

– Лучше. – Она целует его.

– Сколько времени?

– Почти восемь. Я не хочу, но мне надо собираться. Что ты сегодня делаешь?

– У меня опять встречи. Ланч. Бар. Обед.

– Хочу тебя увидеть. Можешь не ходить на обед?

– Я так и планировал. Мне куда больше хочется увидеться с тобой.

Клэр ослепительно улыбается.

– Когда встретимся? Я постараюсь уйти пораньше.

– В половине восьмого?

– Отлично.

В душе она намыливает волосы и грудь, прижимаясь ложбинкой между ягодицами к Гарри, возбуждая его. Медленно, молча, она расставляет ноги, нагибается спиной к нему, упираясь руками в кафель. Он приседает из-за разницы в росте. Смотрит, как входит в нее. Сейчас все происходит быстро. Вода скатывается с их тел, плещет на пол. У Клэр красивая спина.

– Хочу трахаться с тобой без остановки, – произносит она.

– Может, и придется остановиться, – улыбается Гарри. – Не уверен, что выдержу такой ритм. Мне уже не семнадцать лет.

– Значит, надо кормить тебя устрицами.

На улице они прощаются, поцеловавшись. Она диктует ему свой телефон.

– Я позвоню тебе позже, – говорит Гарри.

Он смотрит, как Клэр уходит в холодное серое утро, помня ее тепло.

После поездки на такси Гарри входит в свой отель. Это его любимый отель в городе. Тихий, уединенный, в квартале от парка. Черно-белый мраморный пол. В баре делают лучший буллшот на Манхэттене.

– Доброе утро, мистер Уинслоу, – улыбается швейцар.

Здесь провел последние два года своей жизни отец Мэдди, разрушенный алкоголем.

В его номере мигает на телефоне красный огонек. Сообщение от Мэдди: «Привет, это я. Наверное, у тебя встреча утром. Позвони нам. Джонни тебя целует. Мы скучаем!»

Еще есть сообщения – от Рубена, от Норма и от меня. Мы должны встретиться вечером и выпить. Гарри звонит в обслуживание номеров и просит принести кофе и яичницу с беконом. Потом раздевается и идет в ванную, где стоит несколько минут под обжигающим душем, прежде чем побриться. Приносят завтрак. Гарри расписывается в счете и оставляет чаевые наличными.

Он позвонит Мэдди позднее.

В три часа Гарри звонит Клэр.

– Я ждала твоего звонка целый день, – говорит она. – Постоянно думаю о тебе.

– Прости, только освободился. Вечер наш?

– Если по-прежнему хочешь.

– Конечно, хочу. Я встречаюсь с Уолтером в его клубе в шесть часов, выпьем по стаканчику. А потом к тебе.

Клэр смеется:

– О боже. С Уолтером?

– Да. Отказаться нельзя. Кстати, мне нравится Уолтер.

– Мне тоже, но все как-то совпало. Думаешь, он что-нибудь заподозрит?

– С чего бы? Он не знает, что мы виделись.

– Где встретимся?

– Мне все равно – лишь бы там подавали устрицы, и много.

Она смеется.

– Я знаю одно место на Спринг-стрит. Там отличные устрицы. – Клэр называет ресторан и адрес.

Гарри вешает трубку и сам удивляется тому, насколько взволнован.

Мы с Гарри встречаемся в шесть часов. Он, как обычно, забывает надеть галстук, но в моем клубе их дают напрокат, держат специально для таких, как он. Он хорошо выглядит, правда, немного устал, но, учитывая разницу во времени, этого можно было ожидать. Мы сидим в баре. Рядом несколько членов клуба играют в нарды.

– Как твои встречи?

– Хорошо. – Гарри пожимает плечами. – Все в этом бизнесе сейчас нервничают, поэтому хотят отслеживать, как движется работа над книгой. В конце концов, они в меня серьезно вложились. Не могу представить, чтобы Хемингуэй так работал. Он бы их, наверное, послал куда подальше.

Мы говорим о Риме, о планах на Рождество, о Мэдди, о здоровье Джонни. О новой книге.

– Как она продвигается?

Гарри отпивает из бокала.

– Медленно.

– Почему?

– Не знаю. Я думал, что переезд в Рим вдохновит меня, но это оказалось даже слишком возбуждающе. Сажусь работать и не могу сосредоточиться. Вместо этого часами гуляю.

– Помогает?

– Нет. Но Мэдди там нравится. Она ходит на кулинарные курсы, на уроки итальянского. И Джонни в полном восторге. Один из его лучших друзей – сын австралийского посла. Учит Джонни играть в крикет.

Гарри как всегда обаятельный. Рассказывает смешную историю, как они заблудились, поехав на Виллу Д’Эсте. Но что-то изменилось. Исчезла непринужденность. Потом мне придет в голову, что это один из немногих раз, когда я видел его без Мэдди. Без десяти семь он поднимается:

– Прости, Уолт. Мне пора.

Мы пожимаем друг другу руки, и Гарри устремляется к выходу. Я не возражаю. Речь шла всего лишь о том, чтобы выпить вместе. Я заказываю себе еще и жду, чтобы кто-нибудь пришел. Если мне повезет, кто-то из членов клуба явится без компании, и мы вместе пообедаем. Позже, когда я буду уходить из клуба, мне сообщат, что Гарри забыл вернуть галстук.

4

Когда Гарри входит в ресторан, Клэр уже там. На улице темно. Она встает из-за стола, красивая, полная ожидания, и шепчет ему на ухо:

– Устрицы могут подождать, а я нет. Идем со мной.

Гарри шагает за ней вниз по лестнице. Здесь большие туалеты. На двери замок. Клэр обнимает его, словно наверстывая упущенное время, одной рукой привлекает его к себе, а другой тянется к его ширинке.

– На мне нет белья, – шепчет она, задирая платье.

Клэр уже влажная. Гарри поднимает ее, прижимает к стене, она хватается за его плечи, он поддерживает ее руками, она коротко, тяжело дышит, закрыв глаза, зажимая рот, чтобы не закричать.

Они возвращаются за стол, разрумянившиеся, объединенные еще одной тайной среди многих. Официант принимает заказ на напитки. Клэр наклоняется и заговорщицки спрашивает:

– Думаешь, он понимает?

Гарри откидывается на стуле и медленно, мелодраматически обводит взглядом зал, подняв одну бровь. Она хихикает.

– Да, безусловно, – отвечает он. – Все понимают. По лицам видно. Но они, конечно, пытаются соблюсти приличия.

– Разумеется.

– Поэтому на нас никто не смотрит, а официант обращается с нами, как со всеми остальными клиентами, но все равно заметно.

Клэр кивает, подавляя смех.

– Ты прав. Я вижу.

– Мы бы могли неоновую вывеску над столом зажечь: «Только Что Потрахались в Туалете», – эффект был бы тот же.

– Неудобно. Как нам это пережить?

– Показав всем, что мы выше этого. Поднявшись над этим.

– А может, просто повторить? – Клэр плотоядно смотрит на него.

Официант приносит напитки. Оба пьют мартини.

– Боже, ты ненасытна. Можно хотя бы выпить?

– Заслужил. – Клэр под столом кладет руку ему на бедро.

Они смотрят меню.

– Что будем есть? – спрашивает она.

– Ты знаешь, я для начала закажу устриц.

– Да уж закажи.

– Сколько взять?

– А есть какая-нибудь математическая формула? В смысле, столько-то устриц сгорают за столько-то оргазмов? Если съесть пять дюжин, будет пять оргазмов?

– Понятия не имею. Но не уверен, что смогу съесть сегодня пять дюжин устриц.

– Да, это многовато. Надо съесть все сразу или распределить на ночь? Ну, знаешь, съел дюжину – потрахался. Еще дюжину – еще раз.

– Отличный вопрос.

– Это разумнее звучит, чем заглотать сразу пятьдесят. А то вдруг будет всего один огромный оргазм – и все? Пятьдесят устриц, бум, и нет.

– А если это будет величайший оргазм в истории? Пятьдесят устриц могли бы такое обеспечить. Разве не лучше получить один невероятный, изменяющий сознание, переворачивающий мир оргазм, чем связку мелких?

– Я бы, наверное, предпочла много мелких. Потому что, даже если у меня будет самый невероятный в жизни оргазм, через несколько минут я захочу еще, но буду не в состоянии. Ну, или ты будешь не в состоянии.