Десант «попаданцев». Второй шанс для человечества - Александр Конторович

– Опять ты на себя наговариваешь… Нет, любимый, в новом амплуа ты стал похож на английского бульдога.

– Ужас. – Во взгляде Толика – в водянисто-серых глазах мистера Годдарда – промелькнула веселая искорка. Я добилась своего. – Человека с такой мордой грех не стукнуть при первой же возможно… Лена, смотри!

Дым. Черный, коптящий. Такой бывает не от костра, а от пожара. Но что может гореть в ложбинке между двумя холмами, поросшими какой-то подозрительно незнакомой растительностью? Не самолет же туда свалился, в самом-то деле? Почему-то стало страшновато. Мало ли… Но человек – тварь полюбопытнее кошки. Желание узнать, что там такое и с чем это можно схарчить, пересилило подспудный страх перед неизвестным, доставшийся нам в наследство от животных предков. Мы с Толиком – в мало приспособленных для такого дела телах мистера и миссис Годдард – продрались сквозь прибрежный кустарник и полезли выяснять, что горит.

Горел микроавтобус. Наш. Вернее, жирно чадя, догорала та куча искореженного железа, которая когда-то микроавтобусом была. Мля, апокалиптичная картина. Ведь всего пару часов назад заливала в его бак краденый бензин и затаривала салон мешками с барахлом и продуктами… Удар, судя по степени механических повреждений, был страшный. Такое ощущение, будто «мерин» на скорости под сотню въехал в бетонную стену, а потом его сверху приложило башенным краном. При этом из открывшейся задней дверцы на землю высыпалась куча добра, половина которого сгорела вместе с машиной. Я же канистр пять еще припасла, вот они и бахнули, вместе с полным баком… Вон там что-то знакомое… Да это же кошачьи клетки! С разломанными пластиковыми замками и пустые. Пушистых трупов не видно, крови тоже. Так, значит, наши котяшки вполне могли спастись. Уже хорошо. Но вот что там касаемо… гм… нас?

– Мне кажется, – сказал Толик, – не стоит нам подходить к машине слишком близко.

Я только молча кивнула: разглядывать собственные обгоревшие трупы как-то не хотелось… Мало кому приходилось стоять у своего погребального костра. Осмелюсь утверждать, что мы с Толиком как бы вовсе не единственные с подобным жизненным опытом, и – честно вам скажу – злейшему врагу не пожелаю это пережить.

– Надо собрать все, что только можно, – тихо сказала я. – Хоть какой-то шанс будет…

Уцелело, к сожалению, немного, но среди этого «немного» оказались консервы, сумка с личными вещами, большая картонная коробка, гремевшая разнообразным заточенным железом, и чемоданчик с ноутом. Ноут, к величайшему сожалению, от удара просто раскололся пополам. Только винчестер выдернуть осталось. Зато прилагавшаяся к ноуту сумка с дисками уцелела. Не представляя, когда, где и куда я буду эти диски вставлять, все же уложила их к вещам. Потом, подумав, затолкала все это плюс обломки ноута – мало ли, может пригодиться – в короб с холодным оружием и принялась сооружать волокушу. Толик упаковал консервы и бутылки с водой. И в результате мы получили совершенно неподъемные тюки, которые пришлось на жердях оттаскивать к берегу по частям.

Что ж, продовольственный вопрос, по крайней мере на ближайшее время, как-то решен. Осталось решить другой, самый главный: вопрос безопасности. Ведь если верить памяти «доноров», мы на побережье Калифорнии. А это в 1790 году от Рождества Христова – опять же если верить памяти супругов Годдард – не самое приятное местечко обитаемого мира. Ибо здешние обитатели не очень-то любят людей с белой кожей.

Спать нам не придется, однозначно. Ну и ладно. Я кофе сварю.

Если бы не кофе… Да здравствует Бразилия и все, кто подделывает один из главных продуктов ее экспорта!

Всю ночь мы с Толиком только тем и занимались, что:

а) проводили ревизию уцелевшего от «той» жизни имущества;

б) пили крепкий кофе без сахара и налегали на консервы;

в) уясняли, кто и что мы теперь;

г) пили кофе с сахаром;

д) пытались понять, что нам теперь делать;

е) пили кофе с сахаром и сгущенкой.

Кстати, господа Годдарды в своей «независимой» от нас житухи ну очень «не любили» поесть. Насколько я себя помню, банки консервов мне всегда бывало много. А тут Сара-Энн, вылизав баночку и вытершись бумажной салфеткой (это – не ее, моя привычка! Настоящие леди утираются салфеточками матерчатыми!), голодно облизнулась на следующую. Блин! У нас не так много жратвы уцелело, чтобы тешить желудки привыкших к излишествам купчиков и купчих! Что ж, придется нам доводить эти «тушки» до нужной кондиции.

Пришлось накачиваться кофием, благо, баклаг с водой хватило бы на целый полк, а весь кофе, что я из супермаркета зацепила, каким-то образом избежал гибели в огне. Лучше бы крупы избежали… Ну, да ладно, какой смысл жалеть о том, чего уже не вернуть. Надо пользоваться тем, что имеем. А что мы имеем? Сломанный ноут с дисками – раз. Ружье и два пистоля мистера Годдарда – два. Мою коллекцию холодного оружия – три. Некий запас продовольствия – четыре. Память уроженцев XVIII века – пять. Желание выжить… Нет, это, пожалуй, надо ставить даже выше первой строчки. Потому как при первой же возможности хорошенько поразмыслить у нас возник вполне резонный вопрос.

Если мы здесь, то ЗАЧЕМ?

– Давай рассуждать логически, – сказал Толик, допивая пятую кружку кофе. – Случилась всеобщая ядерная война. Думаю, человечеству как цивилизации пришел финиш. Ну, или на самый крайний случай – долгий постапокалиптец. Не самое лучшее завершение истории. И я почему-то думаю, что нам просто дали второй шанс. Если мы с тобой что-то изменим в этом мире, ядерная уже война не случится.

– А что могут изменить в мире английский фактор и его жена? – Я «подумала вслух». – Если честно, солнышко, мы тут никто и звать никак. Максимум, что мы можем – это построить факторию, как твой… персонаж задумывал, только не выживать отсюда испанцев, а задружиться с ними. Но и это вполне могут исправить. Приедет мой… точнее, Сарочкин братик на фрегате, и конец дружбе.

– Твоя героиня создала государство на Карибах.

– Ей для этого понадобилось шесть лет, гора денег и три километра нервов.

– Вот и мы с тобой так же – будем начинать с малого. Завтра посмотрим, что тут к чему…

От шестой чашки кофе Толик благоразумно отказался. Мистер Годдард, конечно, бугай здоровый, но не стоит искушать судьбу. Эта чашка, уже поостывшая, досталась мне. Спать – почему-то мы были в этом уверены – здесь было просто нельзя. Почему? Вот нельзя, и все. Чутье, блин… Заряженный музейный арсенал мы распределили совсем не так, как это сделали бы на нашем месте супруги Годдард. То есть я, как имеющая некоторый опыт обращения с длинностволом, взяла ружье, а Толик заткнул пистоли за пояс. Кроме того, мы оба прибарахлились из моей коллекции – саблями и кинжалами – и выглядели теперь записными флибустьерами, хоть картинку рисуй. Настороженное чутье, несмотря на милитаристские приготовления, не утихало, внятно сообщая о некоей опасности, и мы, прекратив обсуждения, дружно отвернулись от костерка.