Тайны Норы - Нора Шарифф

Каждый раз, когда я задаю ему этот вопрос, его глаза вспыхивают. С застенчивой улыбкой он обнимает меня.

Через неделю после родов матери снова пришлось лечь в больницу. Воспалились швы, оставшиеся после кесарева сечения. Хусейн часто посещал ее, а я отпросилась на неделю из школы, чтобы выполнять обязанности мамы дома. Но это была не игра. День и ночь, без всякого опыта, я проводила одна с двумя грудными детьми! Спасибо Господу, что у меня было две руки. Я узнала, как устают матери после родов. С близнецами все ночи стали бессонными. Можно было подумать, что малыши договорились по очереди не давать мне отдыхать. Когда же они оба заходились ревом, я, бессильная и растерянная, плакала вместе с ними. К счастью, в большинстве случаев они оба засыпали после соски.

Я считала их такими красивыми! Однажды вечером Риан долго не мог заснуть. Он тихонечко плакал без причины. Усталость последних дней давала о себе знать, нервы были на пределе. Я взяла его на руки и легла на кровать. Положив малыша к себе на живот, я прижала его головку к груди. Ночь была тихой, второй близнец спал. Я забыла себя при звуке его дыхания. Так он и уснул. Я ощущала на своей груди другую жизнь — жизнь, за которую я была готова отдать свою собственную миллион раз, если потребуется. Между нами уже установилась родственная связь — я чувствовала это. Я открывала в своей натуре новые, доселе неизвестные стороны. Мне было шестнадцать лет, и я поклялась заботиться о малышах, чтобы с ними ничего не случилось.

Когда через несколько дней мать вернулась домой из больницы, она была еще так слаба, что я продолжала стирать пеленки, готовить соски и выполнять всю работу по дому. Теперь у нас была большая семья, а я превратилась в маму номер два.

Опять началась рутина, а я должна была вернуться в школу. Мои спортивные успехи там значили очень мало, учиться не хотелось. Усталость и беспокойство мешали мне сосредоточиться. Мои отметки были неутешительными. Тогда я сказала матери, что будет лучше, если я оставлю школу и буду помогать ей по дому, ухаживать за младенцами, а со временем пойду работать, потому что теперь зарплаты Хусейна едва хватало. Конечно, мать хотела, чтобы я продолжила учебу, но она понимала, что это, скорее всего, ни к чему не приведет. Она тоже постоянно уставала, а значит, дома я буду весьма полезна. Поэтому я ушла из школы и несколько последующих месяцев провела в заботах об Элиасе и Риане. Их улыбка и успехи в развитии были и моими успехами, заставлявшими забывать об' ужасах, происходивших за стенами дома.

Все время взрывались бомбы террористов. Повсюду слышались выстрелы. Редким был случай, когда, идя по улицам, ты не встретишь людей в слезах, потерявших кого-то из близких. Когда неизвестный автомобиль останавливался возле наших дверей, а такое происходило довольно часто, мы звонили в полицию, опасаясь, что в нем может быть бомба. Мы постоянно были начеку в ожидании худшего.

Страна скатывалась к тотальному хаосу. Террористы разоряли селения, убивали жителей. Даже не выстрелами, а ударами топора. Такая жестокость до глубины души возмущала меня. Как могут люди совершать подобное, находясь в здравом уме? Мир, в котором я жила, был шатким. Ни на минуту меня не покидало чувство, что в один момент он просто обрушится мне на голову и навсегда похоронит под своими обломками.

Беременным женщинам перерезали горло. Не останавливались даже перед тем, чтобы не разрезать им живот и выпотрошить, как овцу. Похищали и увозили в горы молодых девушек, которых затем подвергали насилию. По свидетельствам тех, кому удалось пережить этот кошмар, они были отвергнуты своими семьями, потому что их изнасиловали. И такие случаи были не редки, увы! По несколько за один день! Как население может позабыть об атмосфере ужаса, если оно постоянно сталкивается со смертью? Как может оно двигаться по пути к мирной жизни?

Мать снова забеременела, но эта пятая беременность оказалось нежданной. Решительно, наш проект покинуть страну превращался в несбыточный! Мать становилась все мрачнее, а атмосфера в доме — все напряженнее. Не видя выхода, я пала духом: часто плакала, завидуя Мелиссе и Хусейну, которые могли выходить на улицу. Занятия с братьями превратились из удовольствия в обременительную обязанность. А рассказы сестры о ее подругах я стала воспринимать с завистью. Мне ужасно не хватало общения со сверстниками и стало казаться, что я превратилась в какую-то медленно работающую машину, что раньше мне было несвойственно. Энергии не хватало, я словно находилась в летаргическом сне.

На этот раз мать отправилась рожать во Францию. Все прошло успешно, без всяких инфекций. Так, через два года после рождения близнецов, появился на свет Захария. Мне исполнилось восемнадцать лет.

Я с нетерпением ждала знакомства со своим третьим братом. Ему исполнилось две недели, когда мать привезла его из Парижа. Я была поражена его большущими глазами, черными и блестящими, как полуночные звезды. Его молочная кожа напомнила мне легенды о древнегреческих богах, которые я слышала в школе. Это был самый красивый ребенок в мире. И сейчас мне достаточно взглянуть на него, чтобы получить заряд вдохновения.

15. Похищение

Я горячо любила своего третьего младшего брата, но мне просто необходимо было проводить время вне дома, чтобы впитывать жизненную энергию, как увядающий цветок впитывает воду для элементарного выживания. Мать была против того, чтобы я работала, но, видя мою настойчивость, уступила. Найти работу в Алжире было не так-то просто: нужны связи или, говоря простым языком, «блат». А этого у меня как раз и не было.

Мне хотелось найти работу в «Хилтоне» — большом отеле на окраине столицы, но я не знала никого, кто замолвил бы там за меня словечко. Я не знала, что сделать, чтобы хотя бы попасть на собеседование. Но и терять мне было нечего, и я отправилась туда сама.

У стойки администратора на меня посмотрели, как на маленького ребенка. Я подошла к консьержу — мужчине с располагающим видом.

— Извините, могу я поговорить с директором ресторана?

— Вам назначено? — вежливо спросил он.

— К сожалению, нет.

— Не уверен, что он сможет принять вас немедленно.

— Если он не может сейчас, не могли бы вы ему передать, что я согласна подождать столько, сколько потребуется, пока он не освободится?

— О чем вы хотите с ним поговорить, мадемуазель?

— Я ищу работу.

— Вы уверены, что хотите работать именно здесь?

— Да, а почему вы спрашиваете?

— Здесь очень строгие порядки, не всякий справится.

— Уверена, что не все так плохо, как вы говорите. Он принял озабоченный вид, и я подумала, что он просто перебарщивает. Он поговорил с кем-то по телефону и сообщил, что мсье Шпеит скоро спустится. Однако в тот день я ушла, так и не повидавшись с ним, проведя все время на кушетке. Я ушла с намерением вернуться на следующий день.

В восемь часов утра я опять была в «Хилтоне». Служащие сразу меня узнали.

— Все еще хочешь увидеть Шпеита, не так ли? — спросил меня вчерашний консьерж.

— Передайте ему, пожалуйста, что я не уйду, не поговорив с ним.

Улыбнувшись, человек связался с директором по телефону.

— Он скоро появится.

— Я подожду там же, где сидела вчера.

— Вижу, ты уже освоилась здесь. Чувствуй себя как дома.

Шли часы. Мне было неловко: молодой человек несколько раз набирал номер директора, но результат был прежним. Я ждала так же долго, как и накануне, и за это время познакомилась с несколькими служащими отеля. Консьержа звали Реда.

Два бесплодно проведенных дня не вынудили меня опустить руки. На следующий день я опять вернулась и заняла свое прежнее место ожидания. Около полудня, почувствовав пустоту в желудке, я достала принесенное с собой яблоко.

Разрезая яблоко, я услышала за спиной голос:

— Ага, яблоко! Тот самый запретный плод!

Я обернулась. Хорошо сложенный седовласый мужчина внимательно смотрел на меня.

— Это мой обед, — ответила я, посмотрев на него.

— Да какой это обед! Позвольте угостить вас настоящим обедом.

— Спасибо, не стоит.

— Мне это совсем не трудно.

— Я сказала, спасибо, нет. Яблока мне вполне достаточно.

— Ну, как хотите.

Реда сделал мне знак подойти.

— Будь осторожна с этим человеком. Это депутат парламента. Он не пропустит ни одной юбки. Его намерения видны невооруженным взглядом.

Депутат посмотрел на Реда.

— Это вы, случайно, не обо мне говорите?

— А о ком же еще?

Манера разговора Реда с этим человеком меня удивила.

— Мадемуазель, не слушайте этого человека. Он не очень-то меня жалует.

— Я достаточно взрослая, чтобы иметь свое собственное мнение, мсье.

— Прошу прощения, если чем-то обидел вас.