Трансмиграция Тимоти Арчера - Филип Дик

Я молчала.

— Можешь сказать мне одну вещь, — продолжил Билл, — одну личную вещь? У него были психические нарушения?

— Он проходил курс терапии. Но не интенсивной.

— Я думал об этом. Он был зол на своего отца из-за Кирстен. Подобное бывает часто. Понимаешь, когда лежишь в больнице — в психиатрической, — то знаешь множество людей, пытавшихся покончить с собой. Их запястья все исполосованы. Их всегда можно определить по этому признаку. Лучше всего, если делаешь это, резать руку вдоль вен. — Он показал мне на своей обнаженной руке. — Ошибка большинства людей заключается в том, что они режут вены поперек, над запястьем. У нас был один парень, он располосовал себе руку где-то на семь… — он замер, вычисляя, — возможно, с четвертью дюймов. Но они все равно смогли это зашить. Он лежал уже много месяцев. Как-то он сказал на групповой психотерапии, что все, чего он хочет так это быть парой глаз на стене, чтобы он мог видеть всех, но его при этом никто не видел бы. Быть всего лишь наблюдателем, а не участником происходящего. Только смотреть и слушать. Для этого ему пришлось бы стать и парой ушей.

Хоть убей, я не знала, что сказать.

— Параноики боятся, когда на них смотрят, — продолжил Билл. — Так что невидимость весьма важна для них. Там была одна леди, она не могла есть перед кем-либо. Она всегда уносила свой поднос к себе в комнату. Думаю, она считала принятие пищи отвратительным. — Он улыбнулся.

Мне удалось улыбнуться в ответ.

Как странно все это, подумала я. Сверхъестественная беседа, как будто бы ее и нет на самом деле.

— Джефф и вправду был настроен враждебно, — снова заговорил он. — И по отношению к отцу, и к Кирстен, а может, и к тебе, хотя это вряд ли. По отношению к тебе, я имею в виду. Мы говорили о тебе в тот день, когда я заходил. Не помню, когда это было. У меня был двухдневный отпуск. Тогда я тоже доехал автостопом. Это не так уж и сложно, ездить автостопом. Меня подобрал грузовик, хотя на нем и был вывешен знак «Перевозка пассажиров запрещена». Он вез какие-то химикаты, но не токсичные. Если они перевозят огнеопасные или токсичные вещества, то не подберут тебя, потому что, если случится авария и ты погибнешь или отравишься, это может стоить им страховки.

И снова я не знала, что сказать, поэтому лишь кивнула.

— По закону, в случае аварии, в результате которой автостопщик получает ранения или погибает, предполагается, что он поехал на свой страх и риск. Он пошел на риск. Поэтому, если ты путешествуешь автостопом и что-то происходит ты не можешь подать в суд. Таков закон в Калифорнии. Я не знаю, как в других штатах.

— Да, — нашлась я наконец. — Джефф был очень разгневан на Тима.

— Ты злишься на мою мать?

Поразмыслив какое-то время, я ответила:

— Да. Злюсь.

— Почему? Это не было ее виной. Всякий раз, когда человек совершает самоубийство, он должен брать всю ответственность на себя. Мы научились этому. В больнице многому учишься. Узнаешь кучу вещей, которые люди снаружи никогда не узнают. В действительности это ускоренный курс обучения, являющийся полным, — он развел руками, — парадоксом. Ведь люди там находятся потому, что предположительно не воспринимают действительность, и они попадают в больницу, в психиатрическую больницу, вроде государственной в Напе, и им внезапно приходится сталкиваться со много большей действительностью, нежели когда-либо приходится другим. И у них это получается очень неплохо. Я сталкивался со случаями, за которые испытывал чувство гордости, когда одни пациенты помогали другим. Однажды та леди — ей было около пятидесяти — спросила у меня: «Я могу тебе доверять?» Она заставила меня пообещать никому не рассказывать. Я обещал. Тогда она сказала: «Я собираюсь покончить с собой этой ночью». Она мне рассказала, как собирается сделать это. Наше отделение не запиралось. Ее машина стояла на автостоянке, и у нее был ключ зажигания, о котором они не знали. Они — персонал — думали, что забрали у нее все ключи, но этот она утаила. И вот я думал, что же мне делать. Рассказать доктору Гутману? Он заведовал отделением. В конце концов я прокрался на автостоянку — а я знал, какая машина была ее — и вытащил провод высокого напряжения, который идет… А, тебе это вряд ли что скажет. Который идет от катушки зажигания к распределителю. Без этого провода двигатель запустить нельзя. Вытащить его легко. Когда оставляешь машину в каком-нибудь подозрительном месте и опасаешься, что ее угонят, то можно вынуть этот провод. Это действительно нетрудно. Она заводила машину, пока не сел аккумулятор, и тогда она вернулась. Она была в ярости, но потом поблагодарила меня. — Какое-то время он размышлял, а затем сказал, скорее самому себе: — Она хотела врезаться в движущуюся машину на мосту Бейбридж. Так что я спас и его, другого водителя. А это мог быть и «универсал» с кучей детей.

— Боже мой, — еле выдохнула я.

— Мне пришлось решать в спешке. Раз я знал, что у нее был ключ, мне надо было что-то предпринять. Это был большой «меркурий». Серебристого цвета. Почти новый. У нее было много денег. Если ничего не делать в подобной ситуации, это равносильно помощи им.

— Может, лучше было рассказать доктору.

— Нет, — он покачал головой. — Тогда бы она… А, это трудно объяснить. Она знала, что я сделал это, чтобы спасти ей жизнь, не доставляя неприятностей. Если бы я рассказал персоналу — особенно если бы я рассказал доктору Гутману, — тогда бы она восприняла это так, что я всего лишь пытался продержать ее там еще пару месяцев. Но так они ничего не узнали и не стали держать ее дольше, чем намеревались вначале. Когда я вышел — а она вышла раньше меня, — однажды она заглянула ко мне… Я давал ей свой адрес, и вот она заехала ко мне — она приехала на том же «меркурии», я узнал его, когда она затормозила… Она хотела узнать, как у меня дела.

— И как у тебя были дела?

— Весьма неважно. У меня не было денег оплатить аренду, и меня собирались выселить. У нее была куча денег, ее муж был богатым. Они владели множеством многоквартирных домов по всей Калифорнии, до самого Сан-Диего. Она пошла к своей машине и по возвращении протянула мне столбик того, что я принял за никелевые монетки, в общем, пятицентовики. Когда она ушла, я открыл его, и это оказались золотые монеты. Потом она сказала мне, что почти все свои деньги она хранит в золоте. Эти были из какой-то британской колонии. Она сказала мне, когда я уже продал их нумизмату, что они были У. К., что означает «улучшенного качества».[60] Это нумизматический термин. Монета улучшенного качества стоит больше, чем какая-то другая. Я получил около двенадцати долларов за каждую, когда продал их. Я оставил себе одну, но потерял ее. За тот столбик я выручил почти шестьсот долларов, не считая оставленной монеты. — Обернувшись, он посмотрел на плиту. — Вода кипит.

Я залила воду в силексовый кофейник.

— Некипяченый кофе, — заметил Билл, — отфильтрованный кофе, тебе нравится больше, чем перколированный, когда он варится и фильтруется.

— Да, это так.

— Я много думал о смерти твоего мужа. Он показался мне очень славным. Иногда это вызывает осложнения.

— Почему? — удивилась я.

— Большинство психических болезней возникает у людей, подавляющих свою враждебность и пытающихся быть хорошими, слишком хорошими. Но враждебность нельзя подавлять вечно. Она есть у всех и должна находить выход.

— Джефф был очень спокойным. Его трудно было довести до ссоры. Супружеские раздоры… Обычно выходила из себя только я.

— Кирстен говорит, он принимал кислоту.

— Не думаю, что это так. Что он закидывался кислотой.

— Многие из тех, кто съезжает с катушек, съезжает из-за наркотиков. Их всегда можно увидеть в больнице. Они не всегда остаются такими вопреки тому, что говорят. Большей частью это из-за недоедания. Наркоманы забывают есть, а когда все-таки едят, то едят суррогаты. Закуску. Все, кто употребляют наркотики, лишь перекусывают, если, конечно же, не закидываются амфетаминами — тогда они не едят вообще. В основном то, что производит впечатление токсичного церебрального психоза у сидящих на колесах, на деле есть недостаточность гальванических электролитов. Она легко восполняется.

— Чем ты занимаешься? — спросила я.

Теперь он стеснялся меньше. В его речи появилось больше уверенности:

— Занимаюсь красками, — ответил Билл.

— Так ты художник…

— Окраска автомобилей. — Он слегка улыбнулся. — Окраска распылением. У Лео Шайна. В Сан-Матео. «Я выкрашу вашу машину в любой цвет какой только пожелаете, за сорок девять с половиной долларов и предоставлю письменную гарантию на полгода».

Он засмеялся, и я тоже. Я видела рекламу Лео Шайна по телевизору.

— Я очень любила своего мужа.

— Он собирался стать священником?

— Нет. Я не знаю, кем он собирался стать.