Александр Македонский: Сын сновидения. Пески Амона. Пределы мира - Валерио Массимо Манфреди

– Мы не много бываем вместе, сын, – снова заговорил Филипп и грубой рукой поворошил ему волосы. – Все нет времени. Видишь ли, я солдат и делаю для тебя все возможное: завоевал для тебя царство, в три раза большее, чем получил от твоего деда Аминты, и дал понять грекам, в частности афинянам, что Македония – большая сила, которую следует уважать. Но не возвышение должно формировать твой ум и не учителя, что учили тебя до сих пор во дворце. Они больше ничему не могут тебя научить.

– Я сделаю, как ты решил, – заверил отца Александр. – Поеду в Миезу.

– Я не прогоняю тебя, сын. Мы будем видеться. Я буду приезжать к тебе. И твоя мать, и сестра смогут часто навещать тебя. Я лишь хочу дать тебе место, где ты сможешь сосредоточиться на учебе. Естественно, с тобой поедут твой учитель военного дела, учитель верховой езды и егерь. Мне не нужен философ, мне нужен царь.

– Как пожелаешь, отец.

– И еще одно. Твой дядя Александр покидает нас.

– Зачем?

– До сих пор он был не столько монархом, сколько актером. На нем царские одежды, диадема, но у него нет царства – Эпир фактически в руках Аррибаса. Но твоему дяде уже двадцать лет: пора начинать работать. Я отберу власть у Аррибаса и посажу на эпирский трон Александра.

– Я рад за него, но мне не нравится, что он уезжает, – сказал царевич, привыкший воспринимать планы своего отца как свершившийся факт. Он знал, что Аррибаса поддерживают афиняне и что их флот стоит у Керкиры с готовым к высадке войском. – Это правда, что афиняне у Керкиры готовятся высадить войско? Все кончится войной с ними.

– Я ничего не имею против афинян, – напротив, я восхищаюсь ими. Но они должны понять, что, приблизившись к моим границам, засунут руку в пасть льва. Что касается твоего дяди, то и мне жаль расставаться с ним. Он хороший парень и прекрасный воин, и… С ним я лажу лучше, чем с твоей матерью.

– Я это знаю.

– Кажется, мы все друг другу сказали. Не забудь попрощаться с сестрой и, ясное дело, с дядей. И с Леонидом. Пусть он не знаменитый философ, но хороший человек; он научил тебя всему, чему мог, и гордится тобой, как собственным сыном.

Из-за двери послышалось, как скребется Перитас, – пес хотел войти.

– Я все сделаю, – сказал Александр. – Можно идти?

Филипп кивнул и подошел к полкам позади стола, будто бы ища какой-то нужный документ, но на самом деле ему просто не хотелось, чтобы сын увидел его мокрые глаза.

Глава 12

На следующий день, c наступлением сумерек, Александр отправился навестить мать. Она только что закончила ужинать, и служанки убирали со стола. Царица жестом остановила их и приказала принести скамейку.

– Ты поел? – спросила она. – Велеть принести тебе что-нибудь?

– Я уже поужинал, мама. Был прощальный пир в честь отъезда твоего брата.

– Да, я знаю, он приходил попрощаться со мной перед сном. Что ж, завтра великий день.

– Похоже на то.

– Грустишь?

– Немного.

– Не надо. Ты знаешь, сколько потратил твой отец, чтобы отправить в Миезу половину Академии?

– Почему это – половину Академии?

– Потому что Аристотель там будет не один. С ним его племянник и ученик Каллисфен и еще Теофраст, великий ученый.

– Сколько же отец потратил на это?

– По пятнадцать талантов в год в течение трех лет. Клянусь Зевсом, он может себе это позволить: Пангейские копи приносят ему тысячу в год. Золотом. Он выбросил на рынок уйму золота, помогая друзьям, подкупая врагов, финансируя свои замыслы, так что в последние пять лет цены во всей Греции подскочили почти в пять раз! Даже на философов.

– Вижу, ты в плохом настроении, мама.

– А по-твоему, я должна радоваться? Ты уезжаешь, мой брат уезжает. Я остаюсь одна.

– А Клеопатра? Она тебя любит, и потом, она очень на тебя похожа. Такая молодая, а уже с характером.

– Да, – кивнула Олимпиада. – Конечно.

Несколько тяжелых мгновений прошли в молчании. Во дворе раздавались размеренные шаги сменявшейся на ночь стражи.

– Ты не согласна с отцом?

Олимпиада покачала головой:

– Нет, дело не в том. Наоборот, из всех решений Филиппа это определенно самое мудрое. Дело в том, что моя жизнь нелегка, Александр, и ухудшается с каждым днем. Здесь, в Пелле, меня всегда считали чужой и никогда не принимали за свою. Пока твой отец любил меня, все это было еще терпимо. Но теперь…

– Я полагаю, что отец…

– Твой отец – царь, мой мальчик, а цари не такие, как другие мужчины: цари должны заключать браки, исходя из интересов своего народа, один, два, три раза; они вынуждены оставлять жен из тех же соображений. Им приходится вести непрерывные войны, строить козни, вступать в союзы и разрывать их, предавать друзей и братьев, если потребуется. Ты веришь, что в сердце мужчины такого сорта есть место для такой женщины, как я? Но я не жалуюсь. Несмотря ни на что, я царица и мать Александра.

– Я буду думать о тебе каждый день, мама. Буду писать тебе и приезжать при любой возможности. Но и ты помни, что мой отец лучше множества других мужчин. Лучше большинства из всех, кого я знаю.

Олимпиада встала.

– Я это знаю, – сказала она, подходя к сыну. – Можно обнять тебя?

Александр прижал ее к себе и ощутил на щеках тепло ее слез. Потом он повернулся и вышел, а царица снова села в кресло и долго неподвижно глядела в пустоту.

Клеопатра, только завидев брата, в слезах бросилась ему на шею.

– Эй! – воскликнул Александр. – Я не в ссылку отправляюсь, а всего лишь в Миезу: каких-то несколько часов езды, и ты сможешь навещать меня, когда захочешь, так сказал отец.

Клеопатра вытерла слезы и шмыгнула носом:

– Он говорит так, чтобы тебя подбодрить.

– Вовсе нет. И потом, со мной будут друзья. Я знаю, что кое-кто из них пробует за тобой ухаживать.

Клеопатра пожала плечами.

– Ты хочешь сказать, что никто тебе не нравится? – настаивал брат.

Девочка не ответила.

– Знаешь, какие ходят слухи? – продолжал Александр.

– Какие? – спросила она с неожиданным любопытством.

– Что тебе нравится Пердикка. Кое-кто еще говорит, что тебе нравится Евмен. Тебе, случайно, не оба нравятся?

– Я люблю только тебя.

И она снова бросилась ему на шею.

– Красивая ложь, – сказал Александр, – но я буду считать это правдой, потому что она мне нравится. Да и если бы ты кого-то полюбила, в этом все равно не