Александр Македонский: Сын сновидения. Пески Амона. Пределы мира - Валерио Массимо Манфреди
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я доблестнее тебя! Ты мог бы назначить меня своим военачальником!
Однажды вечером, когда она казалась особенно оживленной, Александр взял ее за руку и спросил:
– Лептина, ты ничего не помнишь о своем детстве? Как тебя звали, в какой стране ты жила, кто были твои родители?
Девушка мгновенно помрачнела, в замешательстве повесила голову и задрожала, словно по всему ее телу вдруг прошел мороз. Этой ночью Александр слышал, как она кричит во сне на каком-то незнакомом языке.
С приходом весны многое изменилось. Царь Филипп озаботился, чтобы его сына получше узнали как в Македонии, так и вне ее. Он несколько раз представлял Александра перед строем войск и собирался даже взять его с собой в недолгие военные походы.
Для таких случаев он велел собственному оружейнику изготовить особенно красивые и дорогие доспехи специально для сына и велел Пармениону, чтобы тот разрешил царевичу хотя и под охраной самых доблестных воинов, но все-таки встать в боевой строй, чтобы понюхать, как он выражался, запах крови.
Воины шутя звали Александра царем, а Филиппа – его полководцем, словно царь находился в подчинении у сына, и это доставляло монарху огромное удовольствие. Кроме того, Филипп приглашал художников, чтобы они изображали Александра, чеканили медали с его профилем, делали бюсты и рисунки на табличках. Все эти портреты вручались друзьям, а особенно – иноземным делегациям или послам из греческих городов на полуострове. В этих образах царевич всегда представлялся, согласно эллинским канонам, юношей с чистейшими чертами лица и развевающимися золотистыми волосами.
Молодой царевич с каждым днем все хорошел: благодаря более высокой от природы температуре тела на лице его не проявлялись дефекты, характерные для поры взросления. Его кожа оставалась безупречно гладкой и упругой и слегка румянилась на щеках и груди.
У него были густые, мягкие, волнистые волосы, большие выразительные глаза и характерная привычка слегка наклонять голову налево, что придавало взгляду особую пристальность, как будто он заглядывает прямо в душу собеседнику.
Однажды отец позвал сына к себе в кабинет – строгое помещение, где стены были покрыты полками, отчасти с документами из канцелярии, а отчасти – с любимыми литературными произведениями царя.
Александр немедленно явился, оставив за дверью Перитаса, который сопровождал его повсюду и даже спал рядом с ним.
– Этот год очень важен, сын мой: это год, когда ты станешь мужчиной. – Филипп провел пальцами по его верхней губе. – Начинает пробиваться пушок, и у меня есть для тебя подарок.
Он достал из ящика самшитовую шкатулку с инкрустацией в виде шестнадцатиконечной звезды Аргеадов и протянул ее Александру. Открыв ее, юноша увидел остро отточенную бронзовую бритву и точильный брусок.
– Спасибо. Но мне не верится, что ты позвал меня за этим.
– Действительно нет, – ответил Филипп.
– А зачем же?
– Собирайся в дорогу.
– Ты отправляешь меня в изгнание?
– В определенном смысле.
– И куда мне отправляться?
– В Миезу.
– Недалеко. Чуть больше дня езды. Зачем?
– Поживешь там три годика, чтобы завершить свое образование. В Пелле слишком многое отвлекает: придворная жизнь, женщины, пиры. Зато в Миезе я приготовил тебе одно прекрасное местечко – сад, где протекает прозрачнейший ручей, роща с кипарисами и лавром, кусты роз…
– Отец, – прервал его Александр, – что с тобой?
Филипп вздрогнул и очнулся:
– Со мной? Ничего. А что?
– Ты говоришь о розах, о рощах… Мне представляется медведь, читающий стихи Алкея.
– Сын мой, я хочу сказать тебе, что приготовил для тебя место прекраснее и гостеприимнее, чем вообще можно ожидать, чтобы там ты продолжил свое обучение и мужское воспитание.
– Ты видел, как я езжу верхом, как сражаюсь; ты наблюдал меня на львиной охоте. Я умею чертить, знаю геометрию, говорю по-македонски и по-гречески…
– Этого мало, мой мальчик. Знаешь, как называют меня греки после моей победы в той треклятой священной войне, после того как я даровал им мир и процветание? Меня называют Филипп Варвар. И знаешь, что это означает? Это означает, что они никогда не признают меня своим полководцем и предводителем, потому что они презирают меня, хотя и боятся. У нас за спиной – безграничные степи, где живут кочевые народы, жестокие варвары, а перед нами – приморские города греков, которые достигли высочайшего уровня в искусствах, науке, поэзии, технике, политике. И мы подобны людям, что сидят зимней ночью перед костром: лицо и грудь у них освещены и согреты огнем, а спина остается в темноте и холоде. За это я и сражался – чтобы окружить Македонию надежными, неприступными границами. Я приложу все мои силы, чтобы мой сын воспринимался эллинами таким же эллином – в мыслях, обычаях, даже в физическом обличье. Ты получишь самое утонченное и совершенное воспитание, какое только может в наши дни получить человек. Ты почерпнешь мудрость у высочайшего ума среди всех греков, какие только есть на востоке и на западе.
– И кто же эта необычайная личность?
Филипп улыбнулся.
– Это сын Никомаха, врача, который помогал тебе появиться на свет, самый знаменитый и блестящий из учеников Платона. Его зовут Аристотель.
Глава 11
– Можно взять кого-нибудь с собой? – спросил Александр.
– Кого-нибудь из прислуги.
– Я хочу взять Лептину. А друзей?
– Гефестиона, Пердикку, Селевка и прочих?
– Хорошо бы.
– Они тоже поедут, но некоторые уроки сможешь посещать только ты – те, что сделают тебя не таким, как все. Твой учитель будет решать, в какой последовательности чередовать уроки – предметы для общего изучения и предназначенные только тебе. Дисциплина будет железная: никакого непослушания ни в чем, никакой невнимательности или недостатка прилежания. И наказания тебе будут в точности те же, что твоим товарищам, если заслужишь.
– Когда мне отправляться?
– Скоро.
– Как скоро?
– Послезавтра. Аристотель уже в Миезе. Приготовь пожитки, выбери прислугу, кроме этой девочки, и побудь немного с матерью.
Александр кивнул и ничего не сказал. Украдкой посмотрев на него, Филипп увидел, как сын закусил губу, чтобы не выдать своего смятения.
Царь подошел и положил руку ему на плечо:
– Это необходимо, мой мальчик, поверь мне. Я хочу, чтобы ты стал эллином, чтобы стал частью единственной в мире цивилизации, которая воспитывает людей, а не рабов, которая является вместилищем самых передовых знаний, говорит на языке, на котором сложены «Илиада» и «Одиссея», где боги изображены как люди, а люди – как боги… Это не отменяет твою собственную природу, потому что в глубине души ты все равно останешься македонянином: дети львов всегда остаются львами.
Александр