Отражение удара - Андрей Воронин

Шинкарев углядел их издалека: Стась сидел на краю своего колодца, неторопливо покуривая обслюненную беломорину, а низкорослый, похожий на сломанное пугало Мишаня бестолково топтался рядом в огромной, не по размеру робе, стоптанных рыжих кирзачах и низко надвинутом на микроскопический лоб подшлемнике с оборванными шнурками. Под сапогами чавкала мокрая глина, и, подойдя поближе, Сергей Дмитриевич разглядел на рыжем фоне предательские серые пятна цемента: ушлые работяги опять похоронили раствор, чтобы растянуть работу еще и на завтрашний день. Положить оставалось никак не более двух рядов, и такой тактический ход был вполне понятен Шинкареву: с утра они отправятся на свой объект, до обеда будут ждать машину с раствором, потом Стась за полчаса закончит работу, а еще через полчаса уже не будет отличать мастерок от собственной ладони, а Мишаню - от совковой лопаты... Забор-то - вон он, рядышком, да и дежурные на железнодорожной проходной склонны смотреть сквозь пальцы на шастающих взад-вперед строителей.

А от проходной до ближайшего гастронома десять минут прогулочным шагом...

Стась сидел лицом к забору и не видел подошедшего мастера. Приблизившись, Сергей Дмитриевич поймал обрывок его монолога - вести полноценную беседу с Мишаней было трудновато, но Стась не нуждался в собеседнике, вполне довольствуясь внимательным слушателем.

- Маньяки херовы, - говорил он, оживленно жестикулируя короткопалой рукой с зажатой в пальцах папиросой. - Житья от них нету, честное слово...

Сергей Дмитриевич вздрогнул, замер и прислушался. Слово "маньяки" резануло слух, как опасная бритва, - это слово уже давно не шло у него из головы, бесконечно повторяясь, как рефрен прилипчивой песенки.

- Изуродовали мне руку, - продолжал Стась, поддергивая рукав и демонстрируя почтительно внимавшему Мишане обмотанное грязным бинтом предплечье. - Пошел в поликлинику, а мне говорят: бытовая травма.

Хочешь, говорят, справку выпишем? Без оплаты... А на хера она мне нужна без оплаты?

- Ух ты, - сказал Мишаня, еще больше отвешивая нижнюю губу и благоговейно притрагиваясь корявым пальцем к повязке. - А чего?

- Что - чего? - не понял Стась.

- Чего изуродовали?

- А... Так общага же... Иду я это вечером с кухни, в руке чайник с кипятком, а эти козлы на пол наблевали. Ну, я и поскользнулся...

- Ушибся? - сочувственно спросил Мишаня.

- Вот дурак, - восхитился Стась. - Какой хрен ушибся - обварился, е-н-ть, как свинья...

Сергей Дмитриевич вздохнул. В этом был весь Стась.

Только он мог безропотно терпеть рядом с собой Мишаню, все время норовившего уронить напарнику на пальцы кирпич или вывалить на голову лопату раствора, и только он, Стась Яремский, мог поскользнуться на чужой блевотине и вывернуть на себя чайник кипятка...

Зато он не бродит по ночам, подумал Сергей Дмитриевич и совсем уж было собрался повернуться и тихо уйти восвояси, но тут проклятый недоумок Мишаня заметил начальника и шарахнулся, как испуганная лошадь, бросив затравленный взгляд под ноги - туда, где под тонким слоем глины покоилось добрых полкубометра цементного раствора. Заметив его маневры, Яремский обернулся и нехотя встал, зажав в углу рта потухшую беломорину.

- Привет, Митрич, - сказал он. - Что ты, понимаешь, подкрадываешься, как маньяк...

Сергей Дмитриевич неожиданно для себя самого скрипнул зубами. Внезапно оказалось, что его кротость и сговорчивость имеют предел, и ему вдруг захотелось выхватить у Мишани лопату и колотить обоих по головам до тех пор, пока они не вобьются в землю по самые ноздри. Надо же, что придумали: раствор хоронить! Маньяки, е-н-ть...

- Почему сидим? - скрипучим начальственным тоном спросил он.

- Дак, Митрич, чего же делать, если раствор весь вышел? рассудительно ответил Стась. - Не заказывать же его в конце дня. Сами переживаем - делов-то осталось с воробьиный нос... Скажи, Мишаня?

Недоумок ожесточенно закивал головой и утвердительно фыркнул, отчего из левой ноздри у него вылетела длинная зеленоватая сопля и повисла на верхней губе, поросшей редкой, отвратительной на вид щетиной. Сергей Дмитриевич почувствовал, что теряет над собой власть. Ситуация была самая что ни на есть будничная - ему было плевать и на раствор, и на колодец, и на Стася с Мишаней, - но в последнее время на него свалилось столько неприятностей, что рассудок временно помутился. Странно, подумал он с холодным удивлением стороннего наблюдателя. Очень странно. Раньше это случалось только по ночам, а вот теперь днем... Болезнь прогрессирует, решил он, хищным движением выдирая из рук Мишани лопату и еще не зная, что будет с ней делать.

- Кончился? - надтреснутым, дрожащим от ярости голосом переспросил он. - Кончился?!

Он взмахнул лопатой и вогнал штык в податливую глину. Наступил на него, загоняя лопату поглубже, налег всем телом на отполированный ладонями черенок и с натугой вывернул на поверхность зеленовато-серый рассыпчатый ком - хоть сейчас в работу.

- Ну?! - яростно прорычал Сергей Дмитриевич и швырнул лопату под ноги пугливо отскочившему каменщику. - Сколько здесь - полкуба, куб? Это уголовщина, тебе понятно?! При Сталине тебя бы шлепнули за это дело, а при Андропове загнали туда, куда Макар телят не гонял...

- Не при Сталине живем, - осторожно огрызнулся Стась. Сергей Дмитриевич шагнул к нему, и каменщик резво отпрыгнул назад, зацепился за край колодца и чуть было не нырнул в него головой вперед. - Ну, ты чего, Митрич, - примирительно заныл он. - Чего ты, в самом деле? Мы тут целый день по пояс в глине, как эти.., а ты, блин, как этот...

- Вот что, - холодно сказал Сергей Дмитриевич, брезгливо вытирая испачканные о черенок лопаты пальцы краем халата. - Сейчас раскопаете эту могилу, - он кивнул на смешанную с цементом глину у себя под ногами, - и закончите колодец, а завтра пойдете на сборочный, бетон кидать... Учтите, я проверю.

- Ты на часы-то смотрел? - медленно закипая спросил Стась. - Ишь, раскомандовался...

- Повторять не буду, - отчеканил Сергей Дмитриевич. - Хочешь работать - работай, а не хочешь - пойдешь за ворота. И не надейся, по собственному желанию я тебе уволиться не дам. Пойдешь по статье, за пьянку на рабочем месте... С такой записью тебя уборщиком в морг не примут.

- Какая пьянка? - вскинулся Стась. - Ты мне наливал?

- Экспертиза? - с холодной улыбкой предложил Шинка рев.

Стась увял.

- Бери лопату, калека, - сказал он Мишане.

- А? - не понял тот.

- X., на! - рявкнул Стась. - Лопату, говорю, бери, раствор откапывай, кирпич подавай, баран ты долбанный... Работать надо! Зря ты так, Митрич, закончил он, повернувшись к Шинкареву.

Сергей Дмитриевич резко повернулся на каблуках и широко зашагал прочь, сильно отмахивая рукой. Другая рука судорожно шарила по карманам - он опять забыл, что давным-давно бросил курить.

Вернувшись в цех, он обнаружил, что забыл еще кое о чем: сегодня в цеху выдавали зарплату, и первые ласточки уже возбужденно переминались возле закрытого окошка табельной, выходившего на лестничную площадку. Лестница вела на второй этаж, к раздевалкам и душевым, и это было удобно: по дороге на работу рабочие опускали пропуска в прорезанную в окошке щель, а на обратном пути табельщица Вера возвращала их владельцам, В дни получки вместе с пропуском работяга получал свои кровные, и тогда во всех окрестных гастрономах случался аншлаг, переходивший в народное гуляние.

Сергей Дмитриевич внезапно понял, что сегодня он впервые за много лет с удовольствием примет участие в этом гуляний, и нетерпеливо постучал в дверь табельной.

- На часы погляди! - раздраженно отозвалась из-за двери табельщица.

Сергей Дмитриевич поморщился; и эта туда же!

"Посмотри на часы..." Посмотрела бы ты на мои часы, сучка... Нет у меня часов!

- Верунчик, это я, Шинкарев. Открой, золотце.

- Какие вы все ласковые, когда получкой пахнет, - проворчала Вера, впуская Сергея Дмитриевича в тесную каморку, где круглый год стоял неприятный запах - у табельщицы было собственное понятие о личной гигиене, и Сергей Дмитриевич, попадая сюда, старался дышать через раз.

Сунув ком разноцветных бумажек в карман брюк, он вышел из табельной и, спустившись на первый этаж, в комнату мастеров, повесил каску в шкафчик и сменил халат на кожанку. Куртка почти высохла и только у пояса неприятно холодила ладонь. Шинкарев рывком задернул "молнию" до самого верха, нахлобучил на голову шляпу и двинулся к выходу, но тут на столе зазвонил телефон.

Чисто автоматически он снял трубку и, услышав голос начальника цеха, проклял все на свете: черт его дернул схватить эту трубку!

- Шинкарев? - спросил начальник. - Вот так удача! Как говорится, на ловца и зверь бежит. Зайди-ка ко мне, поговорить надо.

- Иду, - покорно сказал Сергей Дмитриевич и, положив трубку, впервые за много лет длинно и витиевато выматерился.

Разговор у начальника был вполне деловой: со следующей недели нужно было начинать капитальный ремонт столовой третьего механического. Работы предстояло невпроворот, и множество деталей требовало предварительного уточнения и согласования, но Сергей Дмитриевич никак не мог избавиться от мысли, что начальник затеял эту тягомотину в самом конце рабочего дня специально. Издевается, скотина, подумал Шинкаpев, слушая начальника. Власть свою показывает. Дня ему, видите ли, не хватает, горит он на работе.., мать его за ногу и об колено, как говорит Саша.