Коррупция - Николай Леонов

– А кто тебе сказал, что я играю? – тихо спросила Рита. – Мне четвертый десяток, во мне умирает женщина, а она умирать не хочет. Извини, – она встала и опрокинула стул. – Извини, я должна тебя беречь, неприятностей тебе хватает и без меня. Тебе всего в жизни хватает без меня.

Гуров встал, обнял жену так сильно, что она больше не смогла сказать ни слова. Когда муж свои объятия разжал, Рита впервые услышала, как он ругается матом. Гуров говорил тихо, без эмоций, выкладывал матерные слова раздельно и аккуратно, словно боялся, что Рита одно из них не разберет или не поймет.

Странное дело, никакие увещевания и угрозы не подействовали бы на Риту так успокаивающе, как эта длинная матерная тирада.

– Красиво живем, – Рита поцеловала мужа. – Не волнуйся за нас.

– Вот деньги, – Гуров положил на стол купюры. – Кто бы ни звонил, куда бы ни приглашал от моего имени или как-то иначе, не соглашайся, дверь всегда чтобы была на цепочке, если что, не рассуждай, нажимай кнопку охраны. Ольге передай, что я ее люблю.

Гуров надел плащ, подхватил чемодан и ушел из дома в изувеченную цивилизацией погоду…

Полковник Орлов вставал рано, так же, как и Гуров, завтракал на кухне, так же перед ним сидела жена, и рядом стоял телефон. Вот только пил полковник не кофе, а чай с медом и с женой разговаривал мирно. Они решали вопрос о летнем отдыхе внуков, казалось, что еще вчера так же обсуждались летние каникулы детей.

К, телефонным звонкам в любое время суток Петр Николаевич относился спокойно. Человек бы не выжил, если бы не сумел приспособиться к землетрясениям, гриппу и наличию телефона.

Орлов снял трубку, прожевал и невозмутимо сказал:

– С добрым утром.

– Здравствуй, Турилин беспокоит. Я жду тебя вместе с Гуровым к восьми тридцати.

– Понял, – Орлов хотел сказать что-то еще, но, услышав частые гудки, положил трубку. – Екатерина Ивановна, за многие годы генерал позвонил мне домой. К чему бы это?

– К неприятностям, не сомневайтесь, Петр Николаевич, – ответила жена и начала убирать со стола. – Если бы он собирался тебя наградить, то дождался бы рабочего дня.

– Ты у меня философ, – сказал Орлов, набирая номер Гурова. Как известно, поговорить с другом не удалось, и в восемь тридцать полковник один вошел в кабинет генерала.

Они обменялись рукопожатиями, начальник посмотрел на дверь, подчиненный пояснил:

– Гурова нет и, как я понимаю, в ближайшее время не будет.

– А где он?

– Жена не знает, ее мнение о вас, обо мне и о своем муже я пересказывать не буду.

– Такой милый интеллигентный мальчик… – Турилин расслабил узел галстука, что свидетельствовало о крайнем раздражении.

– Ему под сорок, половину из них Гуров провел в розыске и, видимо, знает, когда ему быть дома, а когда отсутствовать.

Орлов ни о чем не спрашивал генерала, он не любил бессмысленных вопросов, Турилина же сдержанность полковника раздражала.

– Вчерашний вечер у министра начался и закончился скверно, – сказал генерал. – Присутствовала прокуратура, естественно, что факт убийства Потапова установлен. Прокурор мне ничего объяснять не стал, приказал к десяти утра доставить к нему в кабинет Гурова. Я собирался с этим мальчиком… – Он махнул рукой и замолчал.

– Подполковник Гуров находится в очередном отпуске, – Орлов посмотрел на часы, – еще восемнадцать дней. Он не обязан сообщать, где отдыхает.

– И ты не знаешь?

– Нет.

– А что ты знаешь?

– Ничего, – твердо ответил Орлов и вспомнил, как вчера вечером злился на Гурова за умолчание и неискренность. – Я догадываюсь, а у нас не та контора, товарищ генерал, где позволено фантазировать.

– А я вам разрешаю, товарищ полковник, фантазируйте, я попытаюсь понять.

– А я не могу, товарищ генерал.

Турилин хотел встать, но сдержался, подтянул галстук:

– Немедленно найдите подполковника Гурова и лично доставьте его в этот кабинет. Свободны.

– Слушаюсь, товарищ генерал. – Орлов попытался щелкнуть каблуками.

Он шел длинными, еще пустыми коридорами, между безымянными дверями. В некоторых кабинетах уже, а может, еще и со вчерашнего дня работали. Полковник любил эти часы относительного затишья, когда не надо здороваться, реагировать на замечания коллег, выслушивать их похвалы или проклятия, что случалось чаще.

Прокуратура требует Гурова. Почему? Получили донос. Но его не могли написать люди, которые взяли сыщика в оборот. Волину и компании Гуров нужен без единого пятнышка… Костя совсем сдвинулся, называет Гурова мальчиком. А сыщик сбежал. Неужели он сумел прокачать ситуацию и видел возможность вмешательства прокуратуры? Официальный допрос у следователя для Гурова катастрофичен. Пока что, в настоящий момент, действия подполковника хотя и можно классифицировать как самодеятельность, но это все-таки лишь оперативная работа. В кабинете следователя он превращается в свидетеля, возможно, в подозреваемого и обязан говорить правду. Если он начинает врать, он становится преступником.

Орлов вошел в свой кабинет, включил чайник.

«А что прикажете делать мне? Я не могу бросить Гурова, но и не имею возможности, да и права, помочь. Установить наблюдение за Волиным, за Сергачевым? Гуров обязательно выйдет с ними на контакт. Наблюдение придется обосновать, инструктировать людей, и такие действия невозможно скрыть от генерала. В любом случае Гурову необходим транспорт. Задержать его машину? Через два часа пойдут слухи, что МУР разыскивает своего подполковника. Генерал сказал „найдите“, а не „объявите розыск“. Ну, Лева, ну, Гуров! Когда я тебя достану…»

Орлов не успел придумать вид казни, достойный Гурова, раздался телефонный звонок.

– Орлов, – сказал полковник.

– Отпускник беспокоит, – услышал Орлов ровный голос Гурова. – Я тут отъехал из столицы, Петр Николаевич, не взыщи. У меня вроде бы еще дней восемнадцать имеется.

– Тебя разыскивает прокуратура, сегодня в десять…

– Ну просто ничего не слышно, – перебил его Гуров. – Что ты там бормочешь, не разберу, связь из села хреноватая. Ты не волнуйся, я вернусь – позвоню.

Гуров вышел из телефонной будки и спрятался от непогоды в машину.

«Прокуратура меня ищет, но без „угро“ она в зрелом подсолнухе семечка не найдет. А Петр ни шагу не сделает, я могу на своей машине кататься спокойно. Кто же „стукнул“ в прокуратуру? Волин и его начальник отпадают, но диверсант именно на их корабле. И в убийстве он не участвовал. Следовательно, не Эффенди и не Веселов. Волин не дурак, круг посвященных в операцию очень узок. Лебедев? Точно, больше некому. Ах ты, бархатная жопка, шелковые ушки, тебя люди спасли, а ты под них мину подводишь. Если следователь прокуратуры подполковника Гурова допросит, тот Корпорации даром не будет нужен. Значит, Лебедев? Человек, предавший раз, может предать второй, придется на него поднажать».

Гуров начал мерзнуть, завел двигатель, включил печку.

«Первое, нащупать шефа Волина. Второе, обезопасить себя. Необходимо отнять пистолет с моими отпечатками и захватить одного из участников вчерашнего аттракциона. Но не убийцу, а соучастника, с ним будет легче».

Решив, что от теории пора переходить к действию, Гуров поехал к Денису Сергачеву.

Утро наступило и для Референта, Волина. В окна сыпалась та же снежная крупа, так же давило свинцовое небо, настроение у Волина, как и у Орлова с Гуровым, было мерзостным.

В отличном расположении духа сегодня поднялся лишь Константин Васильевич Роговой, но о нем чуть позже…

А Волин анализировал ситуацию. На днях в Москву привезут героин, Лебедев расплатится, Гуров транспортирует наркотик через Брест, «вольво» для путешествия готов, и даже многоопытный Интерпол еще не знает таких тайников, а уж наша таможня о них и представления не имеет. Учитывая, что за рулем олимпийский чемпион, а пассажир – подполковник милиции, они проскочат в Польшу, как к себе домой.

Волин подумал о предстоящей встрече с Гуровым и поперхнулся горячим кофе. «Может, зря я сыщика так здорово зажал? А как работать с ним без подстраховки? Лучше бы с ним вообще не связываться… Через Брест мог бы проехать один Сергачев. Но Патрон желает иметь в Корпорации именно Гурова. Гаргантюа по-своему, конечно, прав, я уеду, а ему необходим мозговой центр».

Волин ошибался, Роговой после операции с героином не нуждался в мозговом центре, Гурова он хотел использовать для ликвидации Эффенди и возможных последующих персон нон грата. Кто они будут – покажет время.

После долгих колебаний Волин позвонил Гурову. Когда узнал, что подполковник убыл в неизвестном направлении на неопределенный срок, то обрадовался, как человек, которому врач объявил, что сегодня зуб удалять не будут. Но когда эффект неожиданности прошел, Волин протрезвел, и, радость исчезла. Он многого мог ожидать от Гурова, только не бегства. Это было невероятно. На что же тогда он надеялся? Такой человек должен каждый свой шаг рассчитывать, если гроссмейстер жертвует фигуру, не хватай ее, словно оброненный растяпой золотой. Нет, аналогия эта неудачна: Гуров ничего не жертвует и, конечно, никуда он не сбежал, а попросту затаился. И неизвестно, с какой стороны ждать внезапного нападения. «Только без истерик, – говорил себе Волин. – Гуров не то что напасть, шелохнуться не может, он же не дурак и не самоубийца. Дерганый я стал, противоречивый, вечером одно думаю, с утра – другое. Что за бардак творится на земле? Почему умные люди должны разбивать друг другу головы? Сели бы за круглый стол, мирно побеседовали и договорились, как многомиллионную армию дураков использовать на благо цивилизации. Был бы Гуров искренним союзником, и нет проблем, быстро, мирно, всем тепло и уютно, словом, комфортно».