Сербский генерал Младич. Судьба защитника Отечества - Лилиана Булатович

В сопровождении офицеров генерала мы отправились на Бандиерку. Из этого места Кладань был нам не виден. Турки изгнали сербов из Кладаня и 24 сел, почти все из которых были сербскими. Кого прогнали, кто погиб. Поселились в их домах, которые еще не сожгли… Через голое, словно выбритое пространство подходим к окопам. Вокруг нас свежие воронки от снарядов. Идем редкой колонной. Кто-то испуган, кто-то удивлен всем происходящим. Под соломенным настилом, без настоящей крыши, в жестяной бочке кипятят воду. Когда солдаты услышали, что нас послал к ним генерал Младич, они повскакивали, словно он сам пришел к ним. «Благослови его Бог, храни его Бог для нас», — говорят с благоговением.

Когда они узнали, что среди нас находится и принц Карагеоргиевич, и журналисты из Италии, то советуют нам немного пригибаться, поскольку мы на виду у турецкой стороны. Пусть это звучит невероятно, но мы не думаем об этих предостережениях, словно не верим, что именно с нами может что-то случится. Просим у них бинокль, чтобы посмотреть на этих там. «Нет у нас бинокля, — говорят. — Был сегодня утром, но за ним пришли с других позиций — он им нужен. Им показалось, что происходит какое-то движение в войсках!»

Спрашиваю одного из них, как живут, как держатся. Все — молодые люди. А ведь это было как раз в то время, когда сербов уговаривали добровольно уйти с земли, которую они удерживали, и отдать какую хорватам, какую — мусульманам, а какую — туркам. Мой худенький собеседник рассказывает: «У меня все хорошо, сестра. Могло быть хуже. Много хуже. Всю семью я спас от турок, все живы-здоровы. А дома, правда, больше нет. Вон в той стороне видишь стены? Это был мой отчий дом. Теперь он остался только у меня в сердце и в памяти. Но, слава Богу, лишь бы мои дети были живы и здоровы. Мы здесь сменяем друг друга через каждые несколько дней: то на позициях, то в кругу своих. Я их поселил в брошенном домике. Только бы мы были здоровы и герой Младич с нами!»

«Ох, — поёживаюсь я от боли и сочувствия горю, — это действительно ужасно!»

«Нет, сестра, у меня все не так ужасно, как у моего брата. Мы жили по соседству в нашем селе. Может быть, оно опять станет нашим. И он, к счастью, тоже всю семью спас от опасности живую и здоровую. Но его беда хуже моей. Видишь, сестра, тот большой дом, из трубы которого идет дым? Видишь, бельё сушится во дворе? Видишь скот возле дома? И этих людей перед домом? Это был его дом, его имущество, его скот. Но туда вселились турки. Все ему испоганили. И каждое утро мы обсуждаем — ударить снарядом по всему этому или нет. Он иногда говорит: давайте, а потом опять: нет. Все надеется, что вернёмся. И я надеюсь, за это и воюю — но после них в тот же самый дом… Эх, я бы не мог, если бы даже больше никогда у меня не было дома…»

«Вот это и есть армия молодых, армия Младича, это те самые агрессоры», — переводила я гостям разговор. И кто тут кого вел на преступление и против какого народа… Бойцы говорят, что за несколько дней до нашего приезда у них был большой бой с турками, которых погибло много, что наступают они толпой, призывая аллаха, и падают как снопы. Рассказывают, что среди погибших десятка два были другой расы, и их долго никто не хоронил. «Импортные турки», — говорят наши друзья.

Мы потихоньку уходим, чтобы попасть еще в больницу около Таушан и там вобрать в себя ещё больше горя и озлобления, потому что становимся свидетелями безмерных и несправедливых страданий сербского народа.

Впечатления генерала после Дейтонской сдачи Сараево

После поминок во вторую годовщину смерти Анны мы сидим впятером-вшестером за круглым столом в квартире Младича в Белграде.

В бывшей Боснии продолжается несчастье: оставшиеся сербы выселяются из некогда сербских частей Сараево. О трагических судьбах и сценах горя я могу лишь догадываться по отрывочным рассказам, доходящим от оставшихся военных репортеров из Сербии, которые в Сербии больше никто не хочет публиковать в средствах массовой информации. Кое-что просачивается через зарубежное телевидение.

Я рассказываю Младичу о том, что месяц тому назад я должна была ехать в Грбавицу. Я узнала, что Комиссариат по делам беженцев готовит два автобуса для сербов, чтобы вывезти их из Белграда в Сараево до того момента, как вступят в силу дейтонские решения, согласно которым Сараево станет фактически мусульманской территорией. Я хотела поехать с этими сербами и посмотреть, кому оставит их там Сербия. Но мне сообщили, что разыгралась метель, и этой дорогой туда невозможно добраться. С усилением метели возрастало и число сербов, спасающихся от правды Дейтона. Обезумевшие люди жгли свои дома, квартиры и искали временного убежища… Представители международной правды ругали сербов за то, что они бегут от прелестей, которые ожидают их в мультиэтническом Сараево… А сербы тогда решили окончательно продемонстрировать, насколько они верят в это светлое будущее и душегубам-санджаклиям: они начали выкапывать из свежих могил и увозить с собой останки своих сыновей, своих отцов, братьев…

От Младича как бы ускользают эти темы. Он вспоминает давние события, когда путешествовал по свету. Супруга боса говорит, что он всегда об этом рассказывает, когда немного расслабляется и хорошо себя чувствует среди людей. Но на моем рассказе о несостоявшейся поездке он сосредоточивает внимание. Стискивает зубы и с трудом, сквозь сведенные судорогой губы говорит о дне сегодняшнем, дне вчерашнем. Мне запомнилось следующее: «Несколько дней назад веду свой автомобиль, мой шофер отправился навестить родителей, а с недавних пор народ валит из Сараево. Узнаю одну старушку и останавливаюсь. Обнял ее, а у нее глаза полны слез: «А, это ты, сынок». Спрашиваю, как она, но не спрашиваю, куда идет, и так все ясно. «Да вот, сынок, у меня все в порядке, как и должно. Бросили все, что имели, а ты знаешь, что я потеряла. Но на тебя еще надеюсь, — говорит старушка, а сама вся дрожит. И добавляет: — Уношу с собой своего солдата, чтобы его кости не разгребли и не испоганили какие-нибудь разбойники. А ты береги себя, мать только на тебя и надеется». И обняла меня одной рукой, и только тогда я увидел, что в другой руке в нейлоновом пакете мать несет останки своего сына, моего солдата…»

И глаза его полны слез. А у меня они капают сейчас на руки, когда я сижу за старой пишущей машинкой и с трудом сдерживаю рыдания над судьбой сербского народа..

«Секрет счастья в свободе, а секрет свободы в храбрости!»

Говорит генерал Младич.

«Следующую встречу я назначаю в моем родном месте, в селе Божановичи. Под Калиновиком.

Там вам некоторые вещи станут яснее. Там мне не придётся вам объяснять, почему нам даже много читать не нужно. Потому что находимся мы на огромной высоте над уровнем моря, гораздо выше остальных. Больше видим. Ближе к Богу, чем остальные…»