Лирика - Владимир Высоцкий
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
1971
Песня про первые ряды
Была пора – я рвался в первый ряд,И это все от недопониманья, —Но с некоторых пор сажусь назад:Там, впереди, как в спину автомат —Тяжелый взгляд, недоброе дыханье.
Может, сзади и не так красиво,Но – намного шире кругозор,Больше и разбег, и перспектива,И еще – надежность и обзор.
Стволы глазищ – числом до десяти —Как дула на мишень, но на живую, —Затылок мой от взглядов не спасти,И сзади так удобно нанестиОбиду или рану ножевую.
Может, сзади и не так красиво.Но – намного шире кругозор,Больше и разбег, и перспектива,И еще – надежность и обзор.
Мне вреден первый ряд, и говорят —От мыслей этих я в ненастье ною.Уж лучше – где темней – в последний ряд:Отсюда больше нет пути назад,И за спиной стоит стена стеною.
Может, сзади и не так красиво,Но – намного шире кругозор,Больше и разбег, и перспектива,И еще – надежность и обзор.
И пусть хоть реки утекут воды,Пусть будут в пух засалены перины, —До лысин, до седин, до бородыНе выходите в первые рядыИ не стремитесь в примы-балерины.
Может, сзади и не так красиво,Но – намного шире кругозор,Больше и разбег, и перспектива,И еще – надежность и обзор.
Надежно сзади, но бывают дни —Я говорю себе, что выйду червой:Не стоит вечно пребывать в тени —С последним рядом долго не тяни,А постепенно пробирайся в первый.
Может, сзади и не так красиво,Но – намного шире кругозор,Больше и разбег, и перспектива,И еще – надежность и обзор.
1971
I. Певец у микрофона
Я весь в свету, доступен всем глазам, —Я приступил к привычной процедуре:Я к микрофону встал, как к образам…Нет-нет, сегодня точно – к амбразуре.
И микрофону я не по нутру —Да, голос мой любому опостылит, —Уверен, если где-то я совру —Он ложь мою безжалостно усилит.
Бьют лучи от рампы мне под ребра,Светят фонари в лицо недобро,И слепя́т с боков прожектора,И – жара!.. Жара!.. Жара!..
Сегодня я особенно хриплю,Но изменить тональность не рискую, —Ведь если я душою покривлю —Он ни за что не выпрямит кривую.
Он, бестия, потоньше острия —Слух безотказен, слышит фальшь до йоты, —Ему плевать, что не в ударе я, —Но пусть я верно выпеваю ноты!
Бьют лучи от рампы мне под ребра,Светят фонари в лицо недобро,И слепя́т с боков прожектора,И – жара!.. Жара!.. Жара!..
На шее гибкой этот микрофонСвоей змеиной головою вертит:Лишь только замолчу – ужалит он, —Я должен петь – до одури, до смерти.
Не шевелись, не двигайся, не смей!Я видел жало – ты змея, я знаю!И я – как будто заклинатель змей:Я не пою – я кобру заклинаю!
Бьют лучи от рампы мне под ребра,Светят фонари в лицо недобро,И слепя́т с боков прожектора,И – жара!.. Жара!.. Жара!..
Прожорлив он, и с жадностью птенцаОн изо рта выхватывает звуки,Он в лоб мне влепит девять грамм свинца, —Рук не поднять – гитара вяжет руки!
Опять не будет этому конца!Что есть мой микрофон – кто мне ответит?Теперь он – как лампада у лица,Но я не свят, и микрофон не светит.
Мелодии мои попроще гамм,Но лишь сбиваюсь с искреннего тона —Мне сразу больно хлещет по щекамНедвижимая тень от микрофона.
Бьют лучи от рампы мне под ребра,Светят фонари в лицо недобро,И слепя́т с боков прожектора,И – жара!.. Жара!..
II. Песня микрофона
Я оглох от ударов ладоней,Я ослеп от улыбок певиц, —Сколько лет я страдал от симфоний,Потакал подражателям птиц!
Сквозь меня многократно просеясь,Чистый звук в ваши души летел.Стоп! Вот – тот, на кого я надеюсь,Для кого я все муки стерпел.
Сколько раз в меня шептали про луну,Кто-то весело орал про тишину,На пиле один играл – шею спиливал, —А я усиливал,усиливал,усиливал…
На «низах» его голос утробен,На «верхах» он подобен ножу, —Он покажет, на что он способен, —Но и я кое-что покажу!
Он поет задыхаясь, с натугой —Он устал, как солдат на плацу, —Я тянусь своей шеей упругойК золотому от пота лицу.
Сколько раз в меня шептали про луну,Кто-то весело орал про тишину,На пиле один играл – шею спиливал, —А я усиливал,усиливал,усиливал…
Только вдруг: «Человече, опомнись, —Что поешь?! Отдохни – ты устал.Это – патока, сладкая помесь!Зал, скажи, чтобы он перестал!..»
Всё напрасно – чудес не бывает, —Я качаюсь, я еле стою, —Он бальзамом мне горечь вливаетВ микрофонную глотку мою.
Сколько лет в меня шептали про луну,Кто-то весело орал про тишину,На пиле один играл – шею спиливал, —А я усиливал,усиливал,усиливал…
В чем угодно меня обвините —Только против себя не пойдешь:По профессии я – усилитель, —Я страдал – но усиливал ложь.
Застонал я – динамики взвыли, —Он сдавил мое горло рукой…Отвернули меня, умертвили —Заменили меня на другой.
Тот, другой, – он все стерпит и примет, —Он навинчен на шею мою.Нас всегда заменяют другими,Чтобы мы не мешали вранью.
…Мы в чехле очень тесно лежали —Я, штатив и другой микрофон, —И они мне, смеясь, рассказали,Как он рад был, что я заменен.
1971
Одна научная загадка, или Почему аборигены съели Кука
Не хватайтесь за чужие талии,Вырвавшись из рук своих подруг!Вспомните, как к берегам АвстралииПодплывал покойный ныне Кук,
Как, в кружок усевшись под азалии,Поедом – с восхода до зари —Ели в этой солнечной АвстралииДруга дружку злые дикари.
Но почему аборигены съели Кука,За что – неясно, молчит наука.Мне представляется совсем простая штука:Хотели кушать – и съели Кука!
Есть вариант, что ихний вождь – Большая Бука —Сказал, что – очень вкусный кок на судне Кука…Ошибка вышла – вот о чем молчит наука:Хотели – кока, а съели – Кука!
И вовсе не было подвоха или трюка —Вошли без стука, почти без звука, —Пустили в действие дубинку из бамбука —Тюк! прямо в темя – и нету Кука!
Но есть, однако же, еще предположенье,Что Кука съели из большого уваженья, —Что всех науськивал колдун – хитрец и злюка:«Ату, ребята, хватайте Кука!
Кто уплетет его без соли и без лука,Тот сильным, смелым, добрым будет – вроде Кука!»Комуй-то под руку попался каменюка —Метнул, гадюка, – и нету Кука!
А дикари теперь заламывают руки,Ломают копья, ломают луки,Сожгли и бросили дубинки из бамбука —Переживают, что съели Кука!
1971, ред. 1979
«Лошадей двадцать тысяч в машины зажаты…»
Александру Назаренко
и экипажу теплохода «Шота Руставели»
Лошадей двадцать тысяч в машины зажаты —И хрипят табуны, стервенея, внизу.На глазах от натуги худеют канаты,Из себя на причал выжимая слезу.
И команды короткие, злыеБыстрый ветер уносит во тьму:«Кранцы за борт!», «Отдать носовые!»И – «Буксир, подработать корму!»
Капитан, чуть улыбаясь, —Всё, мол, верно – молодцы, —От земли освобождаясь,Приказал рубить концы.
Только снова назад обращаются взоры —Цепко держит земля, все и так, и не так:Почему слишком долго не сходятся створы,Почему слишком часто моргает маяк?!
Всё в порядке, конец всем вопросам.Кроме вахтенных, все – отдыхать!Но пустуют каюты – матросамК той свободе еще привыкать.
Капитан, чуть улыбаясь,Бросил только: «Молодцы!»От земли освобождаясь,Нелегко рубить концы.
Переход – двадцать дней, – рассыхаются шлюпки,Нынче утром последний отстал альбатрос…Хоть бы – шторм! Или лучше – чтоб в радиорубкеОбалдевший радист принял чей-нибудь SOS.
Так и есть: трое – месяц в корыте,Яхту вдребезги кит разобрал…Да за что вы нас благодарите —Ва́м спасибо за этот аврал!
Капитан, чуть улыбаясь,Бросил только: «Молодцы!» —Тем, кто, с жизнью расставаясь,Не хотел рубить концы.
И опять будут Фиджи, и порт Кюрасао,И еще чёрта в ступе и бог знает что,И красивейший в мире фиорд Мильфорсаун —Всё, куда я ногой не ступал, но зато —
Пришвартуетесь вы на ТаитиИ прокрутите запись мою, —Через самый большой усилительЯ про вас на Таити спою.
Скажет мастер, улыбаясьМне и песне: «Молодцы!»Так, на суше оставаясь,Я везде креплю концы.
И опять продвигается, словно на ринге,По воде осторожная тень корабля.В напряженье матросы, ослаблены шпринги…Руль полборта налево – и в прошлом земля!
1971
