В бурях нашего века (Записки разведчика-антифашиста) - Герхард Кегель

Спустя примерно две недели руководство издательством и я получили из Берлина сообщение, что за марксистские взгляды я вычеркнут из "списков немецких редакторов". От издательства, которое не могло больше пользоваться моими услугами, я получил уведомление об увольнении. В нем говорилось о якобы согласованном со мной условии, что я могу быть уволен с предупреждением за три месяца, - в действительности мне этого не полагалось. Такое уведомление я воспринял как дружественный жест со стороны директора издательства Тугендхата, который также оказался в "черном списке" ввиду своего еврейского происхождения. Во всяком случае, жалованье за три месяца мне пригодилось.

Форма и содержание сообщения о том, что моя фамилия вычеркнута из списка журналистов, дали мне основание предполагать, что против меня не имелось какого-то конкретного изобличающего материала. И я решил закинуть удочку. Я написал протест, сославшись на свое хорошее сотрудничество с кругами промышленников и рейхсвера, и потребовал сообщить мне фамилию и адрес доносчика или доносчиков, чтобы возбудить против них судебное дело. Тут мне также помог неожиданный забавный случай.

Как было сказано выше, еще во время учебы в школе я стал членом спортивного общества Бреслау "Форвертс", где очень старательно посещал тренировки. А потом, ко времени учебы в университете, мой старший брат сманил меня в Академический гимнастический союз, где срочно требовался инструктор по занятиям на снарядах и хороший спортсмен для участия в межвузовских соревнованиях.

Упомянутый Академический гимнастический союз, который очень быстро фашизировался, в 1931 году исключил меня за "марксистское умонастроение" некоторые члены союза из рядов фашистской партии или штурмовиков во время одного реакционного студенческого мероприятия видели, как я участвовал в организованном срыве этого мероприятия: мы пели "Интернационал". Особенно любившие спорт члены гимнастического союза, который, между прочим, входил в состав Немецкого союза гимнастов, хотели во что бы то ни стало оставить меня в нем. Но нацисты, которые уже находились там в большинстве, категорически потребовали моего исключения. В течение двух вечеров до поздней ночи мы в союзе ожесточенно спорили об "Интернационале", о том, что говорит его пение, о самом певце. Я открыто признал, что пел "Интернационал", и заявил, что считаю фашизм смертельным врагом немецкого народа, подлым обманным маневром реакционных сил. Нацисты и их попутчики составляли, повторяю, большинство, и я был исключен.

Чтобы заниматься спортом и дальше, я активизировал свое пассивное тогда, но не прекращавшееся членство в спортивном клубе "Форвертс". Я уплатил просроченные членские взносы, которые для студентов были невелики, и меня снова допустили к спортивным занятиям.

После того как государственная власть была передана фашистам, они ликвидировали спортивное общество "Форвертс" - причиной для этого явился хороший спортивный зал, который они хотели присвоить. Это было хорошее, крепкое общество, оно находилось под влиянием прежде всего буржуазных левых и социал-демократических кругов, оказывавших ему солидную финансовую поддержку. Фашисты конфисковали и заняли спортивный зал и другие площадки. На этой основе, располагая всеми материальными ценностями и списками членов, они основали новое нацистское спортивное общество. Тем самым они также избежали и выплаты старых долгов, и взятия на себя пассивов общества "Форвертс". Теперь возможность занятия спортом была исключена для меня и здесь.

В середине мая 1933 года, когда я только что обратился в центральную инстанцию Берлина с протестом против запрета заниматься своей профессией, против исключения меня из "списка редакторов", я получил письмо от секретаря этого нового спортивного общества. В письме мое внимание вежливо обращалось на то, что мной уже в течение нескольких месяцев не уплачены членские взносы, и содержалась просьба как можно скорее погасить задолженность. Посоветовавшись с одним из товарищей, который находился в таком же положении, я отреагировал на это письмо, уплатив все свои долги и, кроме того, внеся плату еще за несколько месяцев вперед. Я направил в правление общества письмо с извинением за свое упущение и просил сделать мне любезность - выдать справку, подтверждающую мое членство, которая мне нужна для подыскания работы. И я получил такую справку. Там была всего лишь одна фраза примерно следующего содержания: соотечественник Герхард Кегель в течение многих лет является членом обозначенного на бланке письма спортивного общества.

Теперь я решил идти ва-банк и использовать этот документ. Заготовив несколько его копий, я обратился к знакомому нотариусу с просьбой заверить их своей подписью и печатью. Одну такую копию я направил в дополнение к моему протесту против запрета на профессию в Берлин, откуда поступило уведомление мне и издательству газеты об исключении моей фамилии из "списка редакторов". При этом я лишь заметил, что прилагаемый заверенный в нотариальной конторе документ, может быть, ускорит решение по моей жалобе, ответа на которую я, к сожалению, пока еще не получил.

Примерно неделю спустя поступил ответ из Берлина. В нем, правда, не приводилось ни фамилии, ни адреса доносчиков, но зато оно содержало куда более важное для меня сообщение о том, что исключение меня из "списка редакторов" произошло по ошибке и поэтому признано недействительным. Заверенные копии этого сообщения я направил в отвечавший за вопросы печати отдел нацистского полицей-президиума - бывшего "оплота социализма" Людемана.

Я хорошо понимал, что выполнил, так сказать, номер на канате под куполом цирка без сетки. Ведь могло случиться так, что там уже имелся изобличающий меня материал. Но все обошлось. Господа нацисты положили в мое досье заверенную ими самими копию бумажки. И я думаю, что несколько позднее это облегчило мне получение заграничного паспорта и необходимых выездных и въездных виз.

Однако оставаться дальше в Бреслау мне было опасно. Я чувствовал, что мне срочно необходимо изменить климат. И вот я решил - о разрешении или согласии просить было некого - отправиться скорым поездом на Восток вместе с одним из своих друзей, адвокатом из Бреслау, которого также "удостоили" запрета заниматься профессиональной деятельностью. Первым этапом нашего путешествия являлась Варшава.

ВАРШАВА.

СОТРУДНИК В ФАШИСТСКОМ ПОСОЛЬСТВЕ

Поездку в Польшу я подготовил основательно. В дружеской беседе с Петцольдом, исполнявшим обязанности главного редактора "Бреслауер нойесте нахрихтен", я уведомил его о своем намерении выехать на несколько лет в Варшаву в качестве зарубежного корреспондента немецких газет. Я вручил ему для досье издательства и редакции заверенную в фашистской полиции копию уведомления нацистского официоза о недействительности исключения меня из списка журналистов. Полагая, что с места моей будущей работы или из гестапо могут поступить запросы, я решил облегчить господам труд. Петцольду понравилась перспектива публикации в будущем сообщений и статей "от нашего собственного корреспондента" из Варшавы, которая теперь все больше оказывалась в центре навязчивого и лицемерного "дружелюбия" со стороны гитлеровского правительства.