Институт моих кошмаров. Адские каникулы - Алиса Дорн

– А чем эта история заканчивается? – скептически поинтересовалась Райли.

– Не очень весело, – признала я. – Охотники спасают главную героиню, но слишком поздно. Она уже стала вампиром и кусает влюбленного в нее охотника, а его наставник, который хотел спасти мир от вампирской заразы, даже не подозревает, что на самом деле выпустил ее на свободу. Скажем так, не Дисней. Но с такими героями никто и не обещал…

– Тогда ладно. А то у меня создалось впечатление, что мы уже не о мюзикле говорим.

– Что ты имеешь в виду? – недоуменно спросила я.

– Брось! Как будто я не видела, на кого ты все представление глядела! Высокий, темноволосый, привлекательный?

Значит, она не только на свой сотовый обращала внимание…

– Я смотрела не на него, а на девушку рядом с ним.

Не удержалась, вопреки первому испугу. Я уже привыкла, что в ГООУ многие выглядели людьми только под иллюзией. А с иллюзиями у меня после драконьей крови было плохо: стоило присмотреться, как они начинали таять, будто плавились в неровном свете свечи. Но тут было что-то другое, что не давало ее рассмотреть как следует… Что-то, что я не могла понять.

– Конечно, – не поверила мне Райли. – И у тебя наверняка была причина. Не хочешь рассказать, что происходит?

– Ничего, – заметив, что рыжую мое объяснение не удовлетворило, я добавила: – Правда. Мы с ним просто друзья.

– Друзья на друзей так не смотрят.

Я не сдержалась и закатила глаза. Это как же, интересно?

– В чем вообще твоя проблема? Помнится, в прошлом семестре ты, наоборот, всячески мне его советовала. Что ты там говорила про идеальных соблазнителей?

– И была права, как видишь! – возмутилась Райли. – После твоих недавних откровений мне за тебя страшно! Разве я тебе хоть раз советовала многомесячную влюбленность? Нет! Это вредно!

Кто бы говорил… С каждой минутой я все сильнее подозревала, что настроение рыжей было как-то связано с Тоби.

– Мы с ним друзья, – напомнила я. – Он сам так сказал. И вообще, он встречается с… – Я хотела сказать «с Эрикой», но сегодняшняя брюнетка ею явно не была. – …с кем-то. А я – с Максом.

– Конечно. Только как ты там говорила? Она сама осознает, что это глупо и неправильно, но все равно хочет графа?

– Я говорила не про себя! – Кто-то в толпе толкнул меня, и я оступилась на последней ступеньке, с трудом удерживая в руке стакан с остатками вина. – Вот черт!

– Наташа? – стоявшая рядом Каталина обернулась на голос. – Привет!

Повторюсь: вот черт. Мысленно пожелав толкнувшему всяческих благ в загробной жизни, я вяло помахала свободной рукой. И ведь не скрыться теперь…

– Подожди секунду, я как раз хотела тебя кое о чем спросить! – латина вновь повернулась к брюнетке, с которой что-то обсуждала.

Ага, конечно. За исключением последнего моего визита в IT каждый раз, когда мы с Дизом в последние месяцы оказывались в одном помещении, у айтишницы, невесть по какой причине решившей, что было бы неплохо нас свести, находились очень важные и не терпящие отлагательства вопросы. Судя по насмешливому виду Диза, он подумал о том же. Я ему улыбнулась, за что получила еще один недовольный взгляд от Райли.

– Не подскажешь, что я ей успел сделать? – поинтересовался Диз, кивая на рыжую, вновь отвлекшуюся на свой телефон.

Я пожала плечами.

– Сама не знаю. Она с начала представления такая.

– Тогда все понятно, – согласился он. – Оно было отвратительно.

Еще один ценитель высокого искусства нашелся! Не выдержав неловкого молчания, я все-таки спросила:

– А где Эрика?

Вопрос его позабавил.

– С чего вдруг такой интерес к моей личной жизни?

Я не нашлась, что ответить.

– Кстати, хорошо, что подошла, – сменил Диз тему. – Помнишь, когда тебе пришло первое письмо?

– Первого января, я же говорила.

– Во сколько?

Я честно попыталась вспомнить. В редакцию я тогда пришла около трех…

– Вы про что? – заинтересовалась вернувшаяся к нам Лина. Хорошо хоть, что Райли была слишком увлечена перепиской с кем-то, чтобы задать тот же вопрос.

– Про письма. А где?.. – Диз обернулся. Брюнетки нигде не было. – Она опять исчезла, не попрощавшись?

– Не уверена, – наконец призналась я. Все-таки сколько месяцев уже прошло с того первого письма. – Думаешь, это имеет какое-то значение?

Диз помолчал, прежде чем ответить.

– Не знаю.

– Да ты издеваешься!

Следующая встреча стала для меня такой же неожиданностью, как и для него. Согласитесь, никто не ожидает встретить демона на занятии по русской литературе двадцатого века. Что он тут вообще забыл?

– Ты сядешь или так и будешь стоять? – предложила я, справившись с удивлением. – На нас уже смотрят.

Оглядев аудиторию (а выбор был небольшой: стул рядом со мной единственный остался не занят), Диз все-таки бросил сумку под стол и сел. А я уже думала, попросит кого-то поменяться местами…

– Зачем ты за мной следишь?

Я едва удержалась от того, чтобы покрутить пальцем у виска.

– Тогда что ты здесь делаешь?

– А ты? – ответила я вопросом на вопрос.

– Мессир Джонатан, – имя секретаря ректора Диз, как всегда, произнес с отвращением. – По его мнению, выбор предметов только по специальности не способствует гармоничному развитию личности. Эта лекция была единственной, подходившей по времени.

– У меня то же самое.

Внимательно изучив мое лицо, Диз кивнул. Будто я врала!

– Все равно не объясняет, почему я постоянно встречаю тебя, куда бы ни пошел.

– Совпадение, – предположила я.

– Два раза – это случайность. Третий – уже закономерность.

Потарабанив пальцами по столешнице, Диз вздохнул и устало потер переносицу под очками.

– Это все подозрительно напоминает прошлый семестр… – протянул он, без всякого перехода добавляя: – Мне нравится Эрика.

Внезапно.

– Рада за тебя, – только и оставалось мне ответить. – Она показалась мне милой.

Не оценив моих стараний, Диз хмыкнул.

– И когда же ты ее успела так высоко оценить?

Нет, он правильно сомневался; при нашей с ней единственной встрече я могла разве что разглядеть вызывающую зависть фигуру и лифчик, даже сейчас напоминавший мне о собственном несовершенстве (вот как некоторые люди умудряются кружево в повседневной жизни носить?), а никак не выдающиеся моральные качества и хороший характер, но…

– Это называется «вежливость», – недовольно посмотрела я на него. – Никогда не пробовал?

– А мне казалось, кто-то был за правду. Еще мне нравится моя работа.

Теперь я окончательно перестала понимать его логику.

– Ладно.

– Отсутствие проблем.

Кому это не нравится, интересно?

– И когда меня не втягивают в сомнительные авантюры, после которых половина моей жизни идет кувырком.

Так вот к чему он вел!

– Вот, значит, как ты помнишь прошлый семестр? – Потому что я была склонна воспринимать произошедшее осенью иначе. – А как насчет…

С громким звуком упавшая на стол между нами книга заставила прерваться и поднять взгляд на преподавателя. Ой… Посмотрев в один очень большой и очень серьезно глядевший на меня голубой глаз, я почувствовала горячее желание вцепиться в чью-то руку.

– Надеюсь, участвовать в дискуссиях на семинаре вы будете с таким же энтузиазмом, – неожиданно вежливо (для одноглазого-то чудовища!) произнес профессор и, тяжело опираясь на трость, пошел дальше по ряду.

Минуточку… Страх уступил место любопытству. Один глаз, хромой, работает на кафедре славистики… Я проследила за фигурой в вязаном жилете. Высокого роста, борода тоже присутствует, хотя и ухоженная… Неужели верлиока[13]? Да нет, вряд ли. Или все-таки?..

От интереса даже желание спорить пропало. Ладно, если Диз думает, что я втянула его в какую-то, по его словам, сомнительную авантюру, пусть продолжает так считать. Да, я попросила его о помощи. Но еще предложила ему выход. Не надо выставлять все так, будто он – пострадавшая сторона. У меня вообще вся жизнь кувырком пошла, с какой стороны ни посмотри. Стащив томик у демона из-под носа, я прочитала название. «Мастер и Маргарита». Булгаков. Когда-то давно, как уже казалось, в прошлой жизни, мне так нравилась эта книга…

– О чем она? – со вздохом спросил Диз, похоже, тоже решивший не продолжать тот разговор.

Я задумалась. Как можно описать «Мастера и Маргариту» двумя словами? Невозможно, скажу вам я, и скажет любой другой человек, которого вы спросите.

О чем она? О гении? О Советском Союзе? О библейских ценностях?..

Я перелистнула страницы. «Я из-за тебя… потеряла свою природу и заменила ее новой…» Раньше я, наивная дурочка, любила эту цитату. Считала ее романтичной. И только потом поняла, что менять себя ради другого – самая страшная ошибка. Потому что тот, кто по-настоящему любит, никогда не попросит у тебя такой жертвы, а тот, кто потребует, недостоин ее. И, как ни странно, осознать это помог мне в том числе не кто иной, как Диз, отнявший теперь у меня Булгакова и хмуро разглядывавший обложку…