Мыши Наталии Моосгабр - Ладислав Фукс

– Достаточно. А живу в одной развалюхе.

– В старой части Блауэнталя? – спросил второй штатский, который тем временем отошел влево к зарешеченному окну.

– Там, – сказала госпожа Моосгабр.

В этот момент снова до нее донесся голос из передней открытой двери.

– Я же не говорю, что люди Бог знает как добры, – сказал голос, вероятно этот самый Кефр, – я, напротив, за устранение вредителей. Далеко бы мы зашли, если бы позволили вредителям ходить среди нас, честных граждан, куда бы это годилось. За короткое время у княгини появилась бы целая рота преемников.

– Ну-ну, – засмеялся второй голос, – «среди честных граждан», не будьте таким неразумным. По вашему мнению, дорогой глупый Кефр, честный гражданин тот, кто любит правителя. А тот, кто не заодно с ним, честным, по вашему мнению, уже не является? Он уже преступник, по-вашему? Скажу вам, однако, нечто другое, дорогой глупый Кефр, этого вы явно не знаете. Вообразите себе, что когда полицейский схватил эту женщину на станции в метро сегодня в полвосьмого утра, то в первую минуту он испугался.

Госпожа Моосгабр уже снова напряженно вслушивалась. При этом невольно чуть нагнулась и коснулась ноги.

– Любопытно, госпожа Моосгабр, – сказал штатский за машинкой. – Вы, значит, говорите, что ваш сын вернулся из тюрьмы…

– Да, из тюрьмы, – кивнула госпожа Моосгабр, – но это дело, по-моему, уже выяснено. Вчера у меня по этому поводу была полиция.

– А вы уверены, что он вернулся из тюрьмы? – спросил штатский и ударил по клавише пишущей машинки.

– Из тюрьмы, – кивнула госпожа Моосгабр, – об этом меня вчера тоже спрашивали.

– Хорошо, – кивнул штатский, – и у вас разболелась нога перед домом?

– Не перед домом, – сказала госпожа Моосгабр сухо, – вчера вечером, когда я возвращалась из парка. Дома я опустила ее, когда ушла полиция, в ведро с уксусом.

– Значит, компресс? – спросил штатский, но госпожа Моосгабр лишь подняла голову. Из передней двери снова донесся голос.

– Почему полицейский испугался, когда ее брал, почему? – донесся раздраженный голос. – Вам, наверно, кажется, господин Ротт, что полиция трусит?

– Видно, мой дорогой глупый Кефр, – ответил второй голос, вероятно, господин Ротт, – что вы действительно мало в чем разбираетесь и мало знаете. Что на Марсе есть вода и лесная поросль – это вы, конечно, знаете, а вот в какое время мы живем – этого вы не знаете? Вы что, позавчера прилетели сюда с Луны? Но и там вам полагалось бы это знать. Полицейский испугался, потому что оказался в затруднительном положении. Представьте себе, и полиция может оказаться нынче в затруднительном положении. Вы глупый, многое до вас не доходит, а еще хотите устранять вредителей? Вы ведь даже не знаете, кто такие вредители, путаете их с честными гражданами, а хотите их устранять? На вашем месте я бы лучше пошел мостить дворы. Да что там, – продолжал голос небрежно, – все равно вскоре все это выяснилось. То, что полицейский испугался, было, конечно, промашкой. По чистой случайности она действительно оказалась преступницей. И знаете что еще…

– Прикрой эту дверь, Ротт нам мешает, – крикнул штатский за машинкой другому штатскому, стоявшему у оконных решеток, – дома терпеть не могу такие разговоры, а тем более в учреждении. – И он сам встал со стула и закрыл дверь. – Так, госпожа Моосгабр, – сказал он голосом, который уже не показался госпоже Моосгабр таким строгим, – удивительно, что мы с вами, собственно, еще не знакомы. Вы не знакомы ни со мной, ни с моим коллегой, – кивнул он к оконным решеткам. – Мое имя, госпожа Моосгабр, – Смирш, а это господин Ландл. Мы оба давно играем на валторне.

Госпожа Моосгабр на скамье кивнула и подала руку.

– Наталия Моосгабр, – сказала она. – Госпожа Кнорринг мне уже рассказывала о вас на кладбище. А что этот господин Ротт, – сказала она, глядя на переднюю прикрытую дверь, – о чем, собственно, он говорит с господином Кефром? О какой-то женщине на станции «Кладбище»… – И госпожа Моосгабр хотела еще что-то сказать, но не сказала.

Внезапно открылась дверь за ее спиной, дверь из зала ожидания, и вошла госпожа Кнорринг. В туфлях на высоких каблуках, лицо тонкое, надменное, гордо вскинутая голова. В руке были ноты. Господин Смирш у машинки стремительно встал, господин Ландл у оконных решеток поклонился, а госпожа Моосгабр, повернувшись на скамье, поздоровалась.

Госпожа Кнорринг, кивнув, села за письменный стол напротив госпожи Моосгабр и положила ноты перед собой.

– Все время что-то происходит, – сказала она, – в полвосьмого утра арестовали в метро на станции «Кладбище» женщину, заподозренную в том, что она руководила бандой расхитителей посылок. Но самое худшее, что полицейский, когда ее брал, в первую минуту испугался. Сегодня полиция действительно в затруднительном положении, и ситуация, как мне кажется, постоянно ухудшается. А вы эти разговоры, господин Смирш… – госпожа Кнорринг обратила взгляд к пишущей машинке, – терпеть не можете, не так ли? Апропо, – посмотрела она перед собой на скамью, – вы, госпожа Моосгабр, что-нибудь выяснили?

– Многое, – сказала госпожа Моосгабр, – вчера я с ним говорила в парке. Нашла его вечером у фонтана, он сорвал там цветок и сунул его за полосатую майку. Я шла за ним, словно вечерняя звезда, смеркалось, и я видела, как он смотрел на припозднившихся птиц, на ворон, на человека с зонтиком. У одного дерева он на минуту скрылся с глаз. Будто сквозь землю провалился – как и тогда на кладбище, среди памятников.

– Будто сквозь землю провалился? – подняв глаза, спросил господин Смирш за машинкой.

– Провалился, но я и это выяснила. Он спрятался в дупло дерева, и я его нашла. Пролетел мимо меня по дороге, как птица. Потом свернул на новые тропы и там, на одной из них, разговаривал с белкой. Он ничего ей не сделал, сказал, что не хотел убивать ее, напротив, он кормит белок. Я потом отвела его домой и по дороге все выяснила.

– И как, собственно, обстоит дело? – спросила госпожа Кнорринг теперь довольно задумчиво. – Он действительно ворует на кладбище и стреляет в птиц?

– Он говорит, – покачала головой госпожа Моосгабр, – что берет на кладбище только старые цветы, которые выбрасывают в корзину, и так, собственно, помогает служителям. Говорит, что вороны наносят вред, но что в них он все равно не попал бы. Братьев и сестер у него нет, отец умер и похоронен на кладбище. А мать жива…

– Это я знаю, – кивнула госпожа Кнорринг, – что еще?

– Что еще, – кивнула госпожа Моосгабр, – у него есть где спать, госпожа Айхен готовит ему, и он помогает ей в лавке. А не помогал бы ей, она не смогла бы торговать, он нужен ей, чтобы зарабатывать на жизнь. Она угостила меня пивом и шоколадно-вафельным тортом, это было позавчера, мальчик на похоронах грошей не брал, должно быть, этот господин сам их где-нибудь выронил, у госпожи Айхен в доме на кладбище водятся мыши. Но под стеклянный колпак к тортам и арбузам они не подбираются. И вчера, когда я отводила этого мальчика домой, я прочитала ему стишок, который знаю еще со школы.

– «Доброй ночи, ты спи сладко, ангел стережет кроватку…»? – спросила госпожа Кнорринг, высоко вскинув голову.

– Нет, не колыбельную, – покачала головой госпожа Моосгабр, – тот, что про старушку слепую.

– Хороший стишок, – сказал господин Смирш у пишущей машинки, и господин Ландл у оконных решеток кивнул.

– Хороший стишок, – кивнул он.

– Мне кажется, – сказала госпожа Кнорринг и посмотрела в ноты, которые были перед ней на столе, – что он переложен на музыку. Но я не уверена. Апропо, госпожа Моосгабр, – госпожа Кнорринг опять довольно задумчиво, вопросительно посмотрела на скамью перед собой, – что вы в целом думаете?

– В целом я думаю, – покачала головой госпожа Моосгабр, – что он мог бы плохо кончить и что мать вгонит в гроб. Он и вправду слишком озорничает, раз госпожа Айхен жалуется на него, значит, так оно и есть. Но может, стоит еще попробовать договориться. Госпоже Айхен он очень нужен в лавке.

На минуту в канцелярии воцарилась тишина. Господин Смирш и господин Ландл поочередно смотрели то на госпожу Моосгабр, то на госпожу Кнорринг, а госпожа Кнорринг за письменным столом задумчиво, вопросительно смотрела на госпожу Моосгабр.

– Хорошо, – сказала она довольно странным неуверенным голосом, – госпожа Моосгабр, и последний вопрос. Когда вы вчера отводили мальчика из парка домой, вы вошли с ним в квартиру и говорили с госпожой Айхенкранц?

– Нет, не вошла, не говорила, – покачала головой госпожа Моосгабр, – я ждала в кустах, пока мальчик войдет в квартиру, а потом ушла. Нога разболелась.

Тут на столе у госпожи Кнорринг зазвонил телефон; поговорив, госпожа Кнорринг обратилась к пишущей машинке и оконным решеткам:

– Господа, мне на минуту надо подняться на третий этаж, меня ждут. По поводу этого случая в метро на станции «Центральное кладбище». Подождите здесь и через минуту вызовите госпожу Айхенкранц. Она в зале ожидания и своим несчастьем совсем уничтожена. – И госпожа Кнорринг встала, посмотрела на ноты на своем письменном столе и вышла в переднюю прикрытую дверь.