Предпоследняя правда - Елена Колина

Во время взрыва семь человек погибли и еще тридцать семь получили ранения различной степени тяжести. Среди получивших ранения «различной степени тяжести» была сестра Ольги Алексеевны, нежно любимая Катька, — когда-то нежно любимая. Катька скончалась в больнице, и это немного снижало пафос — «скончалась в больнице» было больше похоже на просто умереть, чем погибнуть при взрыве.

Катьки уже так давно не было в их жизни, что сейчас, когда она совсем перестала быть, ее смерть не ощущалась ни как горе — никакого горя она не заслужила! — ни как даже просто изменение ситуации. Только как недоумение и обида — за что им такая напасть — чужой подросток с дурной наследственностью?!

Чужой подросток с дурной наследственностью была Катькина одиннадцатилетняя дочь Нина Кулакова, родная племянница Ольги Алексеевны.

Позвонившая Ольге Алексеевне незнакомая женщина представилась просто соседкой, без имени. Соседка собирала одежду для похорон и в книге «Как закалялась сталь» обнаружила старый конверт с ленинградским адресом, надписанный Катькиной рукой, — Катька, очевидно, раздумала отправлять письмо. Соседка по справке — не поленилась — нашла ленинградский телефон.

— Ничего, что я звоню? — споткнувшись в своей скороговорке о молчание Ольги Алексеевны, робко спросила соседка.

— Ничего. Я понимаю, — мертвым голосом сказала Ольга Алексеевна.

— Да, конечно, вы понимаете… Дочка, Нина, — заторопилась соседка, — сейчас решается вопрос, куда девать Нину, в детдом или родственники возьмут… Вот я и позвонила… просто на всякий случай, для очистки совести…

Решается вопрос, вот она и позвонила…

— Я Нине-то не сказала, что с вами связываюсь, — предупредила соседка, — чтобы у девки обиды не было, если не возьмете. Вы ведь ей не родственники…Катька говорила, у ней родных нет, так что не обязаны брать, можете решить, как хочете.

«Как хочете»!.. Грамотейка!.. Голос у соседки пьяноватый. «Вместе, наверное, пили с Катькой», — пронеслось в голове Ольги Алексеевны.

Ольга Алексеевна отодвинула трубку от уха, подержала на весу и положила на рычаг.

Отошла от телефона и осторожно прикрыла дверь в комнату, как будто пьяноватая Катькина соседка могла погнаться за ней с этими бьющими в голову «Катька, Нина, Катька, Нина». «Если еще позвонит, не возьму трубку», — решила Ольга Алексеевна…

Соседка не перезвонила.

…Андрей Петрович, покряхтев, повернулся на бок.

— Олюшонок… Олюшоночек, а почему мы все время говорим «подросток»? Этой Нине одиннадцать лет, она как наши девочки. Аленушка еще ребенок, и Аришенька еще ребенок…

— Дети из неблагополучных семей рано взрослеют, — холодно заметила Ольга Алексеевна и тут же осеклась, — Катька, красавица, отличница, ее сестренка — НЕБЛАГОПОЛУЧНАЯ СЕМЬЯ?.. Впрочем, в ней всегда была… не червоточинка, нет, а какая-то слабость. Катька от рождения не победительница в жизни, а побежденная. Не свяжись она с тем страшным типом, произошло бы что-то другое… Мысли Ольги Алексеевны бегали по кругу, метались, как зверюшки, попавшие в капкан, — а если конверт с ленинградским адресом попадет к этой девочке, Нине? И она решит им написать? Желающих занять место Андрея Петровича много, и куда это письмо попадет, неизвестно… Возможна любая случайность… И — выплывет наружу, ЧЬЯ она дочь!

— Ты правильно говоришь, — у девочки дурная наследственность, — кивнул Андрей Петрович. — Отец-то у нее кто!

— Ты прав, Андрюшонок.

— Вы что, намекаете, что я в Ленинграде?! Как я мог оказаться в Ленинграде?.. Мы пошли в баню… Мы поехали на аэродром провожать Павлика, перед этим мы мылись… Это что же, я улетел вместо Павлика?! — в ужасе лопотал Женя.

— Не надо пить! — мстительно отозвалась Надя.

Андрей Петрович рассеянно скользнул взглядом по экрану.

— А вдруг она начнет пить?.. У нее мать-алкоголичка. У нее вполне может быть наследственный алкоголизм. Наследственный алкоголизм — это очень серьезно. Ты знаешь, что женский алкоголизм неизлечим?…Ты вообще понимаешь, что такое алкоголизм? — весомо сказал Андрей Петрович. — …Помнишь, как пил дядя Федя? А тетя Рая? Ты помнишь, как пила тетя Рая?

— Боюсь, что я не помню, как пил дядя Федя, — холодно отозвалась Ольга Алексеевна. — Уволь меня, пожалуйста, от воспоминаний о дяде Феде, тете Рае и иже с ними.

Андрей Петрович взглянул на нее нежно. Подвинулся, рукой нашел под одеялом подол ночной рубашки. Он больше всего любил в жене эту ее холодность, сдержанность. В его семье не глядели холодно, не намекали, не иронизировали, недовольство выражали ором, а то и — раз, и по башке. А Ольга Алексеевна была городская. Ее манеры — холодно посмотреть, намекнуть, уколоть, ее уколы, такие изящные, злые, не обижали, а подтверждали ее женскую ценность и его мужскую состоятельность, — она городская, и он ее ДОБИЛСЯ. То, что она его осчастливила, давно уже уравновесилось его положением, и оба всегда, каждую минуту помнили, какое он ЗАНИМАЕТ ПОЛОЖЕНИЕ, кто в доме главный, но, как у каждой слаженной пары, у супругов Смирновых была своя излюбленная игра, в которую они упоенно играли, — она городская, он деревенский.

И в такие моменты он всегда ее хотел.

Андрей Петрович продвинул руку дальше, другой рукой сильно сжал ее грудь.

— Ты что?.. — боязливо, почти неприязненно спросила Ольга Алексеевна.

Андрей Петрович резко раздвинул ее колени.

— Нет-нет, не надо… — слабым голосом испуганной новобрачной сказала Ольга Алексеевна.

На экране Женя наконец сообразил, что он находится в Ленинграде, Ольга Алексеевна сжала колени, выталкивая руку мужа.

— Не надо, пожалуйста, не надо…

— Надо, — грубовато ответил Андрей Петрович.

Ольга Алексеевна приоткрыла глаза — Надя и Женя продолжали ссориться.

«А какой была бы близость Жени и Нади? — подумала Ольга Алексеевна. — Наверное, сначала нежная, почти робкая, как постепенно раскачивающаяся лодка, потом все сильнее и сильнее. А какой была бы близость Нади с Ипполитом?…С Ипполитом Наде было бы лучше, он решительней в постели…» — подумала Ольга Алексеевна и больше уже не думала ни о чем.

Ольга Алексеевна всегда откликалась мужу одинаково, — как будто она холодная женщина. Он наступает, она уклоняется, он настаивает, она, стесняясь, снисходит к его неизящным притязаниям. И, наконец, он обрушивается, она сдается, — нехотя, как будто делая одолжение. Это тоже была игра — холодность Ольги Алексеевны была чистым притворством.

Ирония судьбы, вот где была настоящая ирония судьбы!.. Бесконечные тысячи женщин годами имитировали оргазм, притворялись, что мужья вызывают у них интерес, тоскливо выполняли супружеские обязанности, как в анекдоте, думая во время любви о том, как побелить потолок. А Ольге Алексеевне приходилось притворяться наоборот.

Ее женский механизм работал безотказно, заводился сполоборота и быстро приходил к бурному финалу, но ей каждый раз нужно было сыграть холодную женщину, не забыться, не показать своего желания, скрыть удовольствие и сдержаться в финале — выглядеть покорной жертвой мужской агрессивной сексуальности. Но ему нравилось именно так. Любовная близость, в сущности, была на удивление точным слепком их отношений: он деревенский, она городская, он добивается, она ускользает, — ведь только грубые деревенские девки легко получают грубое простое удовольствие, а нежные городские жеманятся, и он каждый раз ее ДОБИВАЛСЯ.

— Оля, все нормально?.. — откинувшись на спину, обиженно прошептал Андрей Петрович. — Ты здорова, у тебя ничего не болит?

Не болит?..

В этот раз Ольга Алексеевна не притворялась, — забыла притворяться. Забыла притворяться, забыла, что он «грубый», а она «нежная», и машинально отозвалась ему как хорошо работающий механизм, даже вскрикнула в конце. И он напрягся, не понимая, и не решился сказать недовольно — что это с тобой?..

— Голова болит, устала, — извиняющимся тоном сказала она, — прости…

Ольга Алексеевна едва сдержала смешок. Сколько мужей в Толстовском доме этой ночью услышали от своих жен «голова болит» как извинение за холодность, столько мужчин привычно обиделись на жен за их равнодушие, а у них с Андреем Петровичем наоборот — она просит прощения за горячий отклик. Господи, неужели за столько лет брака он так ничего и не понял! Каким же наивным может быть мужчина в постели, такой властный, такой важный, такой НАЧАЛЬНИК, вот уж воистину любая женщина в постели обведет вокруг пальца любого мужчину…Но она и правда устала, — устала от напряжения, от мыслей об этой… Нине. Какая она, эта девочка?..

— Может быть, съездить, осторожно порасспросить соседей, учителей, какая она, эта девочка… Ну просто чтобы понять, есть ли у нее качества ее матери или… — сказал Андрей Петрович, перекатившись на свою сторону кровати, и — страшным шепотом: — Или ОТЦА?