Избранное - Андрей Дементьев

Парад в Иерусалиме

Михаилу Зархи

Девятого Мая с утраУходят на фронт ветераны…Уходят в кровавые годы,В окопы свои и атаки.Не всем суждено было выжить.Но всем суждено победить.

И вновь они к подвигам годны,Хотя разболелись их раны,Как память болит в непогоды.И громко проносятся танкиПо судьбам, по горестным годам…И так им не терпится жить.

Сверкают победно медали,Блестят ордена, как обновы,На стареньких кителях.Они их на праздник достали,Чтоб сердцем почувствовать сноваВеликую нашу Победу,Добытую ими в боях.

Идут ветераны сквозь годы,Сквозь память свою и бессмертье.Стараясь держать то равненье,Что только солдатам дано.И подняты головы гордо.И кажется – замерло время,Как вздох над солдатским конвертом,Как отсвет Победы в окно.

Детский зал музея «Яд-Вашем»

На черном небе тихо гаснут звезды.И Вечность называет имена.И горем здесь пропитан даже воздух,Как будто продолжается война.

Который год чернеет это небо,Который год звучат здесь имена,И кажется, что это смотрит слепоНа всех живущих горькая вина.

Простите нас, ни в чем не виноватых.Виновных только в том, что мы живем.Ни в жертвах не бывавших, ни в солдатах,Простите нас в бессмертии своем.

На черном небе вновь звезда погасла…Я выхожу из памяти своей.А над землей, покатой, словно каска,Зовут и плачут имена детей.

«В Ашкелоне убили солдата…»

В Ашкелоне убили солдата.Просто так, «за здорово живешь».Видно, юность была виноватаВ том, что кто-то схватился за нож.

А еще виновата Россия,Потому что был русским солдат.И не очень иврит он осилил,И друзьям из Сибири был рад.

Не понравилось это соседям –Речь его и веселая прыть.

…По России везут на лафетеСына двух государств хоронить.

Уезжал он в Израиль не за смертью.Не затем, чтобы лечь под гранит.Не успел в жизнь чужую всмотреться,Речь родную сменять на иврит.

Парижская израильтянка

Они стояли на автобусной остановке – несколько мальчиков и девочек в военной форме, – когда молодой палестинец, разогнав грузовик, умышленно врезался в гущу ребят. Среди погибших оказалась и юная парижанка, недавно приехавшая в Израиль.

Тебе бы жить в иные годы.Иные помыслы иметь.Носить шелка, а не погоны.И в двух шагах не видеть смерть.

Тебе бы жить в иной столице,Где не стреляют по ночамИ где пришла б пора влюбитьсяИ обустраивать очаг.

Тебе бы…Но уж так сложилось…И, доли радуясь своей,Ты приняла ее, как милость,Как принимают здесь друзей.

А мать тревожится в Париже…Порой всплакнет наедине.О, как ей хочется быть ближеК Святой земле,К твоей стране.

…На остановке с автоматомСтоит девчонка, цедит сок.И улыбается ребятам,Забыв, что под боком Восток.

Но, видно, все во власти Божьей.И ненасытная войнаТебя настигла в день погожий…И множит траур имена.

Лот и его жена

Когда они бежали из Содома,Бог запретил оглядываться им.Но женщина, прощавшаяся с домом,Не справилась с волнением своимИ оглянулась… камнем соляным.С тех пор в неволе дух ее томитсяИ вырваться из камня норовит,Чтоб запоздало Небу помолиться,За давний грех испытывая стыд.

Мертвое море

В Мертвом море столько соли,Сколько мрака в темноте.Ты, – как лодка на приколе, –Отдыхаешь на воде.

Под тобою только камниДа просоленный настил.А вдали валун, как мамонт,Бивни в воду опустил.

А вдали пустынный берег,Иорданская земля.Ты не хочешь мне поверить,Что сейчас туда нельзя.

Что обманчив тихий берегИ жестоки времена.Невзначай еще подстрелят.Разбирайся – чья вина.

Ведь не зря на этом местеБыл Содом – библейский град.И плывет со мною крестик,И плывет с тобой мой взгляд.

«В Иерусалиме выпал русский снег…»

В Иерусалиме выпал русский снег…Наверное, мы поменялись небом.Снег много лет в Иерусалиме не был.И прежние пейзажи тут же сверг.

Был беспощаден белый гнет его.Деревья молча мучились в бессилье.И ветви, как поломанные крылья,Печальное являли торжество.

И все же снег был радостен притом.И дети, не видав доселе снега,Ему смеялись… И такого смеха,Наверное, не каждый помнил дом.

Но снег растаял…Около КрестаСветило на мгновенье задержалось.И сердце от любви и боли сжалось.И обнажился Скорбный Путь Христа.

«В стране, что любим мы по-разному…»

В стране, что любим мы по-разному,Где начиналось все с нуля,Весну с друзьями вместе праздную,Когда в снегу моя земля.

И вновь среди цветов ухоженныхГрущу по русским холодам.Дай Бог, чтоб мы с тобою дожилиДо прошлых дней, не изменивших нам.

Но я не вправе осуждать сограждан,Покинувших навек гнездо свое.И землю Иудейскую избравших,Поскольку Бог им завещал ее.

А мне навек завещана Россия.И как бы ни любил Иерусалим,Я боль и грусть, наверно, пересилю,Чтоб и в Москве не расставаться с ним.

В больнице Шаарей-Цедек

Иосифу Альбертону

Слева от меня звучит иврит.Что-то дед хирургу говорит.Справа от меня лежит араб.Как сосед – он так же стар и слаб.

Сын араба молится в углу,Коврик постеливши на полу.Сын еврея, отодвинув стул,Первый раз за сутки прикорнул.

А меж ними русский. Это – я.Интернациональная семья.И спасает жизни всем хирург.И тому – кто недруг,И кто – друг.

И лежу я, как посредник, тут,Зная, что опять бои идут.И араб, что справа, и еврей –Ждут чего-то от души моей.

А душа сгорела в том огне,Что пронесся смерчем по стране.И рыдает боль моя навзрыд…Как мне близок в этот миг иврит.

«Немало встречал я в Израиле лиц…»

Немало встречал я в Израиле лицС глазами то мучениц, то озорниц.С улыбкой Эстер и печалью Рахили…Как будто сошли они с древних страницИ светом добра мою жизнь озарили.

По улице, как галереей, иду.С портретами женскими молча общаюсь.Быть может, за то, что я так восхищаюсь,Красавица мне приколола звезду.

В Израиле много божественных лиц,Оживших легенд и библейских преданий.Историю не увезешь в чемодане.И даже на память не вырвешь страниц.

Поэтому, чтобы унять свою грусть,На землю Святую я снова вернусь.

Весенняя телеграмма

Рине Гринберг. Вице-мэру. Кармиэль.

Если можешь – приезжай в Иерусалим.На дворе давно уже апрель.Я хочу тебя поздравить с ним.

Пусть покинет душу суета…В синих окнах – Гойя и Сезан.И апрельских красок красотаОчень уж идет твоим глазам.

И хотя твой север несравнимС южными пейзажами пустынь, –Все же приезжай в Иерусалим.У Стены мы рядом постоим.

Вместе Старым городом пройдем.И с балкона дома моегоТы увидишь в полночи свой дом,Ибо свет исходит от него.

И среди забот и добрых делБереги души своей уют.Вот и все, что я сказать хотел.Длинных телеграмм здесь не дают.

Прощание с Израилем

Михаилу и Елене Богдановым

Мы постепенно покидаемСей край библейский…Но когдаНас позовет земля Святая,Мы возвратимся вновь сюда.

Нам есть что вспомнить…Это времяПрошло недаром и не зря.Смешалось всё – успех и бремя,На чем и держится Земля.

Дай Бог здоровья всем и счастья,Удач нервущуюся нить.Спасибо, что пришлось общатьсяИ так восторженно дружить.

«Я все с тобой могу осилить…»

Ане

Я все с тобой могу осилитьИ все могу преодолеть.Лишь не смогу забыть РоссиюВдали от дома умереть.

Как ни прекрасна здесь природаИ сколько б ни было друзей,Хочу домой.И час исходаНеотвратим в судьбе моей.

Когда вернемся мы обратноВ свои российские дела,Я знаю, что ты будешь радаНе меньше, чем уже была.

Но вдруг однажды к нам обоимПридет во сне Иерусалим…И если мы чего-то стоим,Мы в то же утро улетим.

И, окунувшись в жаркий полдень,Сойдем в библейскую страну.И все, что было с нами, – вспомним.И грусть воспримем, как вину.

«Я иду по городу Давида…»