Снайпер - Георгий Травин

Полковник Зотов, которому командир батальона доложил о случившемся, приказал, как только стемнеет, послать на розыски Волжина разведчиков — пять человек, во главе с сержантом Силантьевым.

Разведчики осторожно прочесали кусты в нейтральной полосе, дошли до кочек, прошли и дальше — за кочки. Тут они столкнулись с немцами, пришедшими подобрать труп убитого снайпера и узнать, что с другим. Фашистов было шестеро. Произошла короткая рукопашная схватка. Силантьев наказал своим разведчикам «работать втихую»», без шума, и они действовали ножами и прикладами. Но гитлеровцы успели выстрелить два раза, и из-за этого нашим разведчикам пришлось пролежать неподвижно минут десять под мерцающим светом немецких ракет, взлетавших одна за другой из траншеи. Ракеты не помогли: гитлеровцы ничего не разглядели из траншеи и ничего не поняли. Они выслали вперед полвзвода пехоты, но в это время Силантьев со своими людьми был уже далеко. Разведчики сделали неплохое дело, причем ни один из них не пострадал, но все были необыкновенно мрачны, так как Волжина не разыскали, а продолжать поиски стало невозможно: немцы сильно всполошились, без конца пускали осветительные ракеты и обстреливали кусты из пулеметов.

— Не нашли, товарищ лейтенант! — невесело доложил Силантьев встретившему их в траншее командиру взвода пешей разведки лейтенанту Грибкову.

— Не знаете, где искать, — сказал лейтенант.

— Да где ж еще искать? — недовольно отозвался Силантьев. — Все кусты облазали и воронки тоже. Мы бы и еще искали, да только, видите, что там творится. Растревожили осиное гнездо. Теперь до самого утра не утихомирятся.

— Не знаете, где искать, — повторил лейтенант. — Вы бы в землянке поискали.

Силантьев чуть было не обиделся, а потом вдруг понял:

— Пришел, значит, он? Явился?

Голос у сержанта стал совсем другой — радостный, и все разведчики повеселели.

— Так точно. Давно уже явился, — смеялся офицер. — Вы его у немцев ищете, а он в своей землянке десятый сон видит…

— Ну, и ловок же! — восхищенно воскликнул Силантьев. — Меж пальцев у нас проскочил! Разминулись! А как дела-то у него, товарищ лейтенант!

— Подробно не докладывал: вымотался, ослаб, на ходу засыпает. Но в общем двух снайперов уничтожил.

— А мы шестерых фашистов к тем снайперам добавили, товарищ лейтенант!..

Только теперь Силантьев доложил о своей победе, которую считал мелочью, не идущей ни в какое сравнение со снайперскими делами.

Придя в свою землянку, разведчики продолжали восхищаться подвигом Волжина:

— Один с двумя немецкими снайперами управился! Вот молодец-то! Орел!

— Интересно получается, — говорил Силантьев. — Была раньше такая пословица: «Один в поле не воин». А теперь выходит — и один в поле воином может быть… да еще каким! А почему так? Потому что человек у нас вырос. А кто его вырастил, какой садовник? Знаете?

— Знаем, товарищ сержант, — отвечали разведчики. — С именем того человека мы в бой идем!

9. «АППЕНДИЦИТ»

В тысяча девятьсот сорок третьем году немецко-фашистское командование, после бесплодной двухгодичной блокады Ленинграда, все еще надеялось взять его и готовилось к этому. Но советские войска своими активными действиями ломали все планы фашистов.

В начале августа в штаб полка Липпе прибыл инспектор главного командования германской армии генерал Шертель — костлявый, сухопарый немец.

— Кар-рту! — каркнул он, садясь в кресло и не приглашая сесть командира полка, который так и остался стоять перед ним.

Рассмотрев поданную ему карту боевых действий, Шертель ткнул сухим пальцем в выступ, образованный русской передовой линией, и, подняв на полковника Липпе тяжелые глаза, сказал:

— Was ist das? (Что это?)

Командир полка, почтительно наклонив к генералу лысину, доложил, что это так называемый «аппендикс». (Выступ и в самом деле очень походил на всем известный из анатомии отросток слепой кишки).

— Срезать, — сказал генерал.

Полковник хотел было разъяснить высокому начальству, что срезать «аппендикс» чрезвычайно трудно: сделать это пытались уже неоднократно, однако всякий раз несли большие потери, а успеха не добились. Но генерал посмотрел на него такими ледяными глазами, что все слова примерзли к горлу.

— Срезать! — повторил генерал, сел в свой броневичок и поехал дальше — инспектировать линию фронта, которую он хотел довести до геометрической правильности. В этом он видел непременное условие успеха. Он считал, что Ленинград не был взят именно по той причине, что не сумели окружить его геометрически правильным кольцом. Благодаря тому, что кольцо блокады не имело должной правильности, русские и смогли прорвать его у Шлиссельбурга.

Так мыслил маньяк, облеченный властью, настолько значительной, что одного его слова оказалось достаточно, чтобы привести в движение целый полк и обречь на смерть сотни людей.

Полковник Липпе вынужден был заняться предписанной операцией — срезанием «аппендикса». Он попробовал внезапно бросить на «аппендикс» первый батальон — по полторы роты с каждой стороны под прикрытием огня тяжелых минометов. Как лезвия ножниц, эти роты должны были соединиться в русской траншее, уничтожив всех ее защитников. Но «ножницы» сомкнуть не удалось. Батальон с большим уроном был отброшен от «аппендикса», хотя все, казалось, сулило успех. Атакующим удалось быстро проскочить зону артиллерийского заградительного огня русских, а ружейно-пулеметный огонь из русской траншеи был как будто не очень силен: не слышалось сплошного треска пулеметов, реденько постукивали винтовки. Похоже было, что русские подавлены минометами. И все же наступающие падали замертво десятками, едва пытались подняться с земли. До русской траншеи оставалось не более ста метров, но эта сотня метров была непреодолима. Никто не мог пробежать и пяти шагов.

Гитлеровцы долго не понимали, почему при такой редкой стрельбе нельзя сделать и шагу вперед. Наконец, они догадались, в чем дело. По цепи понесся тревожный крик:

— Снайперы! У русских вся траншея битком набита снайперами! Там тысяча снайперов!

— Таузенд снайпер! Таузенд руссиш снайпер! — летело вдоль цепи, и этот слух окончательно деморализовал наступающих.

Разумеется, немцы называли фантастическую цифру: тысячи снайперов не набралось бы и во всей дивизии, в состав которой входил полк Зотова.

«Аппендицит» — так прозвали это место наши войска — оборонял третий батальон полка Зотова. Разведчики лейтенанта Грибкова, захватив «языка», помогли командиру полка разгадать планы гитлеровцев, и он стянул на «аппендицит» снайперов со всего полка. Их набралось около пятидесяти человек. Полсотни снайперских винтовок чрезвычайно усилили мощь обороны небольшого участка.

Горячий денек выдался для Волжина, Самарина, Перепелицы и других снайперов! Они потеряли счет своим выстрелам и уничтожаемым фашистам.

Предвидя, что дело будет жаркое, командир полка приказал выдать пяти лучшим снайперам по второй винтовке и приставить к ним помощников из числа наиболее расторопных солдат. Добавочные винтовки были выданы заранее, так что снайперы успели проверить и пристрелять их.

Во время вражеской атаки снайперы могли не тратить ни секунды драгоценного времени на перезаряжание. Опорожнив магазин одной винтовки, снайпер, не оборачиваясь, брал другую, которую подавал ему помощник.

Винтовки в руках Волжина накалялись и не успевали остыть. Волжину дали в помощники молодца, за которым не было задержки. Он считал выстрелы снайпера, и когда тот выпускал последнюю пулю обоймы, почти выхватывал у него из рук винтовку и подавал взамен другую, заряженную. Молодой солдат весь взмок от усердия. По красному лицу его струился пот, а в глазах сиял восторг. Он был горд, что работает «на пару» с лучшим снайпером полка.

Целей перед Волжиным появлялось очень много, и надо было выбирать более важные.

«Вон тот с пистолетом в руке — офицер!» — думал Волжин, и пуля его не отставала от мысли.

Офицер роняет пистолет и падает, а снайпер уже забыл о нем: смотрит на другую цель. Высокий здоровенный солдат вырвался вперед. Глаза его дико выпучены, рот разинут. На шее болтается автомат, который кажется игрушечным. В правой руке — длинная граната, похожая на городошную палку. Еще несколько шагов — и он сможет забросить гранату в траншею.

«Врешь! — шепчет Волжин и стреляет гитлеровцу прямо в рот, жадно хватающий воздух. Немец исчезает из поля зрения прицела, с ним кончено. Волжин видит уже новую цель: ожил притворявшийся мертвым гитлеровец. Волжин стреляет ему в голову — притворяться больше немцу не придется.

Несмотря на огонь вражеских минометов, в траншее все спокойно делали свое дело. Справа и слева от Волжина вразнобой хлопали винтовки, поодаль уверенными, короткими очередями бил пулемет. Никто не произносил ни слова, все сосредоточенно молчали. Даже когда солдата ранило осколком мины, он не стонал, и если силы не покидали его, оставался у своей бойницы. К раненым подбегали санитары. Волжин ничего этого не видел — он смотрел только в свою прицельную трубку. Как сквозь сон, услышал он где-то близко очень знакомый голос, произнесший странные слова: «Кажись, не опоздал!» Волжин не обратил внимания на голос — был слишком занят своим делом. Он только что взял из рук «заряжающего» сменную винтовку и соображал, в кого выстрелить прежде; в толстого фашиста или в тонкого — оба они бежали рядом, голова в голову. У соседней бойницы послышался непонятный спор в два голоса: