Залпы с берега - Пётр Мельников
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тут же отправилась делегация к Румянцеву:
- Товарищ полковник, просьба при формировании не разлучать людей, сохранить батареи в прежнем составе. Это ж на пользу делу...
- Вряд ли удастся удовлетворить вашу просьбу, - покачал головой Владимир Тимофеевич. - Роты морских пехотинцев мы направляем на фронт целиком. А с батареями так не получится, как нам ни жалко. Поймите: наша задача - заделать отдельные прорехи. Не мучьте нас и себя, идите отдыхать.
Парламентеры вышли, оставив полковника Румянцева и полкового комиссара Величко в прокуренной канцелярии.
Мы устроились в кубрике - просторной комнате с двухъярусными койками. Усталых людей потянуло в дрему. Но заснуть по-настоящему не давали то и дело раздававшиеся голоса:
- Лейтенанта Юдина в канцелярию!
- Старшего лейтенанта Новицкого в канцелярию! Потом длинный перечень фамилий и короткий приказ:
- Сдавать технику!
Настал и наш с Герасимовым черед. От имени коменданта сектора капитан Крючков сообщил, что 228-я батарея расформировывается. Почти весь личный состав батареи во главе, с политруком Герасимовым направляется в отряд морской пехоты под Ленинград. Меня с небольшой группой комендоров посылали в распоряжение коменданта Ижорского укрепленного сектора. Клементьева и Женаева - на кронштадтские форты.
Утром я попрощался с бойцами. Несмотря на грусть разлуки, настроение у людей было приподнятое и боевое. Они знали, что идут на один из самых ответственных участков обороны Ленинграда. С Герасимовым мы обнялись и расцеловались троекратно:
- Прощай, Ваня!
- Прощай, Петя!
Кажется, впервые мы назвали друг друга по имени. Ведь в ту пору среди военных людей, связанных общей службой, при взаимном общении не признавалось ни имен, ни отчеств. Даже в неофициальной обстановке. Мы обходились фамилиями, званиями, в крайнем случае, должностями. Но сейчас мы особенно остро почувствовали необычность момента. Наверное, у Герасимова, как и у меня, мелькнула мысль, что видимся, может быть, в последний раз.
А ведь так оно и вышло. Через несколько дней отряд, в который входили батарейцы, был с ходу брошен в бой. Несколько раз ходили моряки в атаки, надев бескозырки, расстегнув вороты шинелей, чтобы видна была "морская душа". В одной из таких атак погиб шедший впереди Герасимов. Та же участь постигла всех бойцов 228-й батареи. Как герои встретили они свой смертный час, не отступив ни шагу с занятого рубежа. На таких подвигах в те дни и держалась оборона Ленинграда.
Из островных артиллеристов больше всего повезло батарее старшего лейтенанта Николая Новицкого с Тиуринсари. Ее целиком, не разбивая, отправили на Лисий Нос, где устанавливались 130-миллиметровые пушки - такие же, какие были у нее на острове.
Я задержался в Кронштадте еще на сутки. Пришлось помогать Крючкову выправить документы на расформирование дивизиона. Самому Крючкову, как и Будкевичу, предстояло принять командование дивизионами в Кронштадтском укрепленном секторе. Оставался в Кронштадте и полковник Румянцев. Остальные разлетались кто куда.
За эти сутки, имея дело с разными документами, я понял по-настоящему, какой размах приобрела организационная перестройка обороны Ленинграда и что дала для нее эвакуация Выборгского и Гогландского укрепленных секторов. Кронштадтская военно-морская база была преобразована в Кронштадтскую крепость. Несколько дивизий 8-й армии, отрезанной от Ленинграда в районе Ораниенбаума, перевезли морем в устье Невы и передали их в резерв Ленинградского фронта. Позиции, с которых они были сняты, заняли части морской пехоты. Вместе с остатками 8-й армии они образовали теперь Приморскую оперативную группу войск. Из наших эвакуированных секторов в нее влилось восемь батальонов общей численностью около 15 тысяч бойцов. Значительное пополнение дали мы 2-й и 5-й бригадам морской пехоты, также вошедшим в состав Приморской группы. Кронштадтский сектор пополнился пулеметным батальоном, зенитным дивизионом и другими специальными подразделениями в количестве 3 тысяч человек. Кроме того, на разные участки обороны Ленинграда мы направили несколько сот краснофлотцев и командиров.
Завершив все дела, мы, группа, назначенная в Ижор-ский укрепленный сектор, двинулись к причалу, чтобы добраться до Ораниенбаума.
Смеркалось. В Петровском садике, недалеко от штаба флота, мы задержались. Здесь, где до войны гуляли мамы с детишками, теперь обосновалась береговая батарея. Как раз в этот момент ее орудия гремели, посылая снаряды в сторону южного берега. Ревниво поглядев на боевую работу своих коллег, мы подошли к памятнику Петру I. Кто вслух, кто про себя прочел выбитые на постаменте слова: "Оборону флота и сего места держать до последней силы и живота, как наиглавнейшее дело".
И, по-моему, каждый по-новому вдумался в смысл этой всем нам знакомой надписи.
Ораниенбаумский пятачок
Буксир отвалил от причала лишь с наступлением полной темноты. Семимильный путь Кронштадт- Ораниенбаум находился под обстрелом, и пускаться в него засветло было небезопасно.
Поеживаясь в непривычной серой шинели с зеленоватыми фронтовыми петлицами, на которых разместилось по два кубика, я стоял на палубе около фальшборта. Черный массив Кронштадта медленно отступал назад, сливаясь с окружающей тьмой. То тут, то там желтые вспышки высвечивали контуры домов и обнаженных деревьев. Время от времени красные пунктиры трасс прошивали небо. Город провожал нас перекатывающимися из конца в конец раскатами. Он и ночью жил, а значит, и сражался.
- Таким ходом до пятачка не меньше часа топать, - заметил кто-то невидимый рядом со мной.
Ораниенбаумский пятачок - эти слова за последние дни я слышал все чаще и чаще. Они становились привычными. Как же он возник, этот маленький плацдарм на берегу Финского залива?
Ознакомившись со штабными документами, наслушавшись осведомленных кронштадтцев, я узнал немало подробностей о том, как развертывались события, приведшие к нынешнему положению вещей. И теперь, не замечая влажного, пронизывающего ветра, я старался свести разрозненные сведения воедино.
Свой замысел овладеть Ленинградом, наступая с трех сторон - с севера, с юга и с запада, враг начал осуществлять в конце июля - начале августа.
Как протекало наступление с севера, на Карельском перешейке, начатое 31 июля, мы знали и чувствовали, находясь на Бьёрке. За месяц боев противник продвинулся там до старой границы, где и был остановлен. Стоял он там же и по сей день.
К югу от Ленинграда немцы прервали оборону наших войск и сумели овладеть Новгородом. После следующего прорыва они 29 августа вышли к Колпину. Отсюда до ленинградских окраин их отделяло всего десятка два километров. Дальше продвинуться им здесь не удавалось. Но и это расстояние, которое вполне мог пролететь дальнобойный снаряд, было угрожающе малым.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});