Галактический хищник - Виталий Забирко

- Не думал, что обо мне известно столь много, - ровным голосом проговорил млечник, словно сообщая сводку погоды. - Проглядел я вас...

- Не все разговоры людей поступают в коммуникационные сети, съехидничал я.

- И все же, каким способом вы собираетесь меня поймать? - вернулся к началу разговора млечник.

- Не надо прикидываться, будто ты глупее, чем на самом деле, съязвил я. - Ведь ты при мне сегодня изучал гильзу пространственной свертки. Из кокона свернутого пространства тебе не выбраться.

- Следует понимать, что если...

- На все твои "если" у меня есть парализатор! - грубо оборвал я его и самодовольно похлопал себя по карману.

- Именно об этом я и говорю, - спокойно заметил млечник. Мышцы на теле Тхэна ходили волнами, лицо дергалось, будто у припадочного, и это абсолютно не вязалось с его голосом. На самом деле млечник, наверное, орал от ужаса и безнадежности, но речевой аппарат тела хакусина переводил его слова с монотонностью автомата. - Если вы выстрелите в меня сейчас, то я просто рассеюсь в пространстве, и ваша охота закончится ничем.

- Не смеши меня! - расхохотался я. - Ты слишком любишь себя, чтобы решиться на самоубийство. Тем более что жизнь я тебе гарантирую.

- Да, - согласился он, - все козыри у вас в руках. Но вы не учли одного обстоятельства...

- Сидеть! - заорал я и выхватил парализатор.

Он застыл с приподнятой рукой, будто я уже нажал на спуск. Меня охватила оторопь. Черт, будь проклята его замедленная реакция! Будь проклято его гипертрофированное чувство самосохранения!

Пожалуй, я действительно не учел одного обстоятельства: он никогда не решится на американскую дуэль - кто выстрелит раньше? - без стопроцентной гарантии собственной жизни. Стрелять я не собирался, но он ведь этого не знал! Переиграл я сам себя...

"Что делать? Что же делать? - лихорадочно билась мысль. - Как выйти из этого положения?"

Спасла положение неожиданная зарница где-то далеко-далеко за горизонтом у меня за спиной.

"Откуда на Пирене грозы?" - удивился я и, хоть и с опозданием, но, надеясь, что реагирую натурально, оглянулся.

Как взметнулась рука Тхэна, я не видел, но ветвистую молнию, сорвавшуюся с его пальцев, заметил краем глаза. Со страшным грохотом молния вонзилась мне в грудь, швырнула на тент, и я, ломая стойки и кутаясь в полотнище тента, покатился по земле. Дико заверещали долгоносы, галопом уносясь прочь.

Притворившись мертвым и благодаря судьбу за то, что сорванное полотнище тента не закутало мне лица, я из-под полуприкрытых век наблюдал за Тхэном. Некоторое время он смотрел на меня, а потом стал медленно, словно оглядывая окрестности, поворачивать голову. Вначале в одну сторону, почти на сто восемьдесят градусов, потом в другую. Когда его взгляд скользнул вдоль берега, я увидел, как зеленый мигающий огонек активированной гильзы пространственной свертки, установленной последней вблизи лагеря, разбрызнулся беззвучными искрами. Вот, значит, что имел в виду млечник под неучтенным мною обстоятельством.

"Клюнул. И на это ты тоже клюнул", - подумал я, осторожно просовывая под тентом руку к пряжке ремня на поясе.

Тхэн запрокинул голову и уставился на звезды. Затем, не отрывая взгляда от неба, медленно лег навзничь, сложил на груди руки и перестал дышать. И тогда началось. Из тела Тхэна поднялся светящийся пар, который мгновенным рывком собрался в шар над грудью хакусина, и уже этот шар стал медленно, подобно цветку, раскрываться крыльями млечника.

И когда млечник полностью развернул свои крылья и они стали вибрировать, готовя психофага к прыжку в "-мерность, я расщелкнул пряжку на ремне и нажал спрятанную в ней кнопку. И млечник навечно застыл в метровом кубе нуль-темпоральной ловушки. Самой совершенной ловушке в мире для кого бы то ни было.

- Есть! - чуть не заорал я, титаническим усилием разорвал спеленавший меня тент и вскочил на ноги. Нервная дрожь била меня, как в лихорадке. С трудом оторвав взгляд от пойманного млечника, я поднял глаза к небу.

Ну! Ну, когда же? Что они тянут?!

Чтобы сбить нервное напряжение, я начал считать про себя секунды.

Мгла пала на тридцать второй. Пятикилометровый купол волновой защиты отрезал меня, участок реки и огромную площадь долины от всего мира. Погасли звезды, и теперь лишь светильник автоматического сачка освещал окрестности.

- Бугой! Бугой! - взорвался транслингатор голосом Геориди. - Что у тебя?

- Какого черта! - рявкнул я. - Почему так долго не было купола?!

- Ты поймал его?! - орал Геориди, словно не слыша меня.

- Да! Но почему так долго не было купола? А если их - стая? Вам что на меня плевать? Главное - трофей?!

- Мы были на другой стороне планеты...

- Какого черта?! - окончательно осатанел я, давая волю взбудораженным нервам.

- А какого черта ты заводил дружбу с консулом?! - взорвался в ответ Геориди. - Аборигены ему сообщили, что вчера ночью в среднем течении Нунхэн погиб Колдун хакусинов. Консул весь день вызывал тебя по рации, а вечером ринулся к тебе на птерокаре. Сам понимаешь, что нам пришлось делать.

Я вспомнил зарницу за горизонтом. Вот, значит, что за гроза там была...

- Так вы его...

- В пыль, - отрезал Геориди.

- Ладно, - примиряюще проронил я. - Когда сюда прибудете?

- Часа через два.

- Хорошо, жду.

- До встречи. Да, поздравляю! - спохватился Геориди.

- Спасибо, - фыркнул я.

Транслингатор отключился.

Вот уже полгода, за три месяца до того, как я прибыл на Пирену, галактический крейсер, скрываясь в коконе искривленного пространства, исключавшем его обнаружение, барражировал в системе Гангута. На его борту находилось трое человек с вживленными в мозг сетками психозащиты: пилот, штурман и бывший гипермиллиардер Геориди. Бывший, потому, что четыре сетки психозащиты, включая и мою, и покупка боевого крейсера почти разорили его. Впрочем, это его проблемы. Чтобы отомстить за смерть сына, он был готов на все.

Моя же проблема, наконец разрешенная, висела перед моими глазами в кубе нуль-темпоральной ловушки. Я осторожно приблизился к телу Тхэна. Если меня караулила стая млечников, то один из них мог занять освободившееся место в нервной системе хакусина. Но нет, анализатор показал, что ни один орган внутри Тхэна не функционирует. А первой, как известно, погибает в теле нервная система. Хакусин Тхэн умер окончательно.

Легко сняв с груди Тхэна почти невесомый, невидимый куб нуль-темпоральной ловушки, я первым из людей смог рассмотреть млечника во всех подробностях. Теперь навечно живого и навечно неподвижного. Жизнь всей Вселенной сжалась для млечника в одно мгновение. Действительно, ничего более прекрасного и более совершенного, чем призрачный парусник, в мире нет. Его красота действовала, как наркотик. И если он был виновником того, что наши предки, принимая млечника за воспаряющую из тела умершего "душу с крылышками", выдумали райские кущи, то в такой загробный мир хотелось верить.