Убийство к Рождеству - Дмитрий Дубинин

Я заглянул в подсобку. При невозможности встретиться лично мы с Наташей оставляли там друг другу записки — оно было иногда надежнее, чем пользоваться компьютером — вдруг что-нибудь срочное, а игроманы взяли и оккупировали все места.

В подсобке никаких записок не было. Я заглянул в свой ящик стола, достал фонарик, а на его место положил голубую брошку Дины — машинально положил ее в карман, будучи дома.

Дорога была знакомой. Несмотря на испортившуюся погоду, я добрался до Наташиной дачи менее чем за час. Остановившись в пяти метрах от забора (ближе подобраться было невозможно), я вышел под удары холодного ветра, несущего колючий снег, и пошел к знакомому погребу, вооруженный лопатой, фонарем и ножом.

И процесс открывания крышки погреба был знакомым. Я нащупал ключи на стене сарая, отогрел замок и разомкнул дужку. С противным скрежетом тяжелая крышка откинулась. Я посветил фонариком вниз.

Труп в шляпе сидел на прежнем месте — и то право, как бы он оттуда выбрался? Я спустился, освещая фонариком лестницу, чтобы не загреметь вниз, чего доброго.

Коснуться девушки было непросто. Но не для того я проделал этот путь, чтобы просто посмотреть на замерзшее тело. Которое было твердым как камень…

Сняв шляпу с головы, я расстегнул кнопку страшной черной маски под подбородком и попробовал стянуть ее. Но кожа маски, похоже, крепко пристыла к коже лица. Пришлось отогревать примерно таким же способом, что и замок на крышке. Порывы ветра швыряли вниз снежную крупу, над моей головой что-то глухо постукивало.

Минут через пять маска поддалась. И все равно я стащил ее с головы девушки с большим трудом. Длинные темные волосы упали мне на руки. Затаив дыхание, я откинул их назад.

И увидел белое лицо мертвой девушки. Глаза закрыты, верхняя губа задралась вверх, обнажив ровные белые зубы. От угла рта вверх тянется размазанное по коже пятно крови. Освещенное прыгающим лучом фонарика, лицо казалось одновременно похожим и не похожим на лицо Дины… Опознать было сложно — пока я тащил маску, отогревшаяся кожа сложилась в страшную гримасу, а теперь она застыла. Дина была настоящей брюнеткой, вспомнил я. А Тамара красила волосы.

Волосы были крашеными! Девушка, с которой я проводил время, тоже красила волосы. И именно в такой же темный цвет, почти черный…

Хоть и было неприятно, но я отрезал небольшую прядь, связал узлом и сунул ее себе в карман.

Дальше было немного легче, хотя руки и дрожали. Срезав пуговицу на джинсах, я немного приспустил их, насколько это было возможно, учитывая каменную твердость тела, замерзшего в сидячем положении. Руки немилосердно стыли. Я спрятал их себе под куртку, подышал на них немного, повторил процедуру… Потом выпростал из джинсов свитер, задрал его на уровень груди. Кожаное боди застегивалось где-то в промежности, но я туда не полез, а тем же ножом разрезал его в области лобка. И тоже задрал вверх.

Шрамы сразу же бросились мне в глаза. На застывшей, побелевшей коже, они выглядели как совсем уж белоснежные полоски. Со следами швов они походили на каких-то фантастических многоножек. Один шрам — довольно маленький, в нижней части, справа, почти такой же, как у меня. Его я мог бы заметить в темноте, только если бы очень хорошо пригляделся и снял бы пояс для чулок. Другой — чуть длиннее, идущий от маленького шрама вверх, и заканчивающийся чуть выше пупка. И третий — горизонтальный, под пупком поперек живота, длиной сантиметров семь-восемь.

Итак, передо мной несомненно Дина. Чтобы отбросить последние сомнения, я осветил и ощупал ее правую руку. Расплющенный мизинец тоже был на месте. Именно эту девушку убили у меня в квартире, именно ее с помощью Наташи я увез в этот погреб, и сейчас я тоже видел именно ее.

Значит, мои подозрения были пустыми: я действительно проводил ночи не с Тамарой.

…Порыв ветра обрушил вниз целую охапку снега, значительная часть которой угодила мне за шиворот. От неожиданности я уронил фонарь, который от падения погас и откатился, если я правильно уловил направление, под ноги Дине. Чертыхнувшись, я встал на карачки, пытаясь хоть что-то разглядеть в намеке на свет сверху. В этот момент ветер ударил еще сильнее, раздался громкий хлопок, и я оказался уже в совершенной тьме — торчащая вертикально вверх крышка погреба захлопнулась.

Совсем прекрасно! Ветер наверху завывал прямо-таки по-волчьи. Можно подумать, что я нахожусь не в нескольких километрах от Кремля, а где-то в якутской тайге. Да и температура здесь тоже как на полюсе холода.

Теперь мне уже совсем не хотелось искать фонарик под ногами у Дины. Не потому что в темноте труп, тем более, заледеневший до каменной твердости, стал вдруг опаснее, а… вообще. Я полез по шатающейся лестнице вверх, уперся в крышку… Сильнее… Еще раз… И еще…

Раздался тошнотворный треск, планка лестницы разломилась, и я свалился на покрытый снегом земляной пол. Сверху на меня еще упали какие-то палки.

Секунду или две я лежал не шевелясь, стараясь не поддаться панике. Потом встал и стал проверять, что имею теперь.

Теперь я имел сломанную лестницу. И заклинившую крышку погреба где-то на высоте стратосферы надо мной. И мобильник, брошенный в машине, припаркованной у забора вообще в другой галактике. Воображение быстренько нарисовало мне Наташиного отца, который через несколько дней, возможно, заглянет в погреб и увидит двух мертвых истуканов, причем одного из них, одетого в садомазохистский наряд — при жизни женского пола. Поневоле задумаешься о странностях человеческих отношений и сексуальных изысках…

Но выбираться отсюда как-то надо. Я снова начал искать фонарь. Совсем уже застывшими руками нащупал окаменевшие ноги в брюках, провел под ними… Вот он, чертов фонарь! Я попытался его включить, свет зажегся, но я тут же едва не получил разрыв сердца — мне показалось, что Дина ожила и замахивается на меня рукой.

Уф-ф! Планка от лестницы так аккуратно упала на плечо трупа, что при разыгравшемся воображении можно было представить себе и такое. И все-таки при свете лучше соображать… Хотя бы потому, что крышка не так уж и высоко. А «ноги» лестницы стоят довольно устойчиво. И если отбросить некоторые предрассудки…

Что я и сделал. Я развернул Дину лицом к стене, сунул фонарик в нагрудный карман, стараясь, чтобы он светил под небольшим углом вверх, а потом, придерживаясь за остатки лестницы, встал на плечи Дины. Немного побалансировал, а затем обеими руками уперся в крышку. И надавил. Еще раз… И еще раз… И еще…

Наташа по-прежнему была недоступна. Чертыхнувшись, я сунул телефон в карман и прибавил газу. Мне никто не звонил — Галя, очевидно, решила меня проигнорировать, а всех прочих я не хотел сейчас слышать. Больше всего на свете я хотел вернуться сейчас домой и напиться. Я чувствовал, что нахожусь на грани срыва.

Снегопад прекратился, видимость улучшилась. Я прибавил газу. Сто километров в час… Сто двадцать… Сто тридцать. И вдруг — вуууууу!!! «Жигули триста пятнадцать, остановитесь!».

Это был уже перебор. Я даже засмеялся. Но, разумеется, немедленно сбросил скорость, затормозил и стал прижиматься к обочине. А когда остановился, милицейский «Форд» обогнал меня и тоже сделал остановку.

Я достал документы, заготовил шестьсот рублей, думая, что если буду тратить деньги такими темпами, то скоро придется затронуть долларовый НЗ, и вышел из машины. Мент в чине старшего лейтенанта уже ждал меня возле «Форда».

Он представился, но фамилию я не разобрал. Да и какая, в сущности, разница, кому деньги платить? Я выслушал замечание на предмет превышения скорости в черте города, а заодно и предложение дыхнуть в баллончик.

Предложение было принято, и как следовало ожидать, процесс теста прошел без осложнений. Так что меня ждал банальный штраф…

— Посмотрим вашу машину, — вдруг сказал старлей, изучив мои права.

— Посмотрим, — согласился я. — Наверное, решил раскрутить меня по полной. Но фиг он найдет, к чему придраться!

Чертов инспектор проверил мою машину на предмет аптечки, огнетушителя, ремней безопасности, талона техосмотра и всего прочего. Придраться действительно было не к чему.

— Откройте багажник, — последовало требование.

Я открыл и багажник. Подсветка не работала, милиционер направил туда луч фонарика.

— Что-то раскапывали? — спросил он, осветив лопату с прилипшими к ней ошметьями снега.

— Застрял по дороге, — сказал я, решив не вдаваться в подробности.

— А здесь что? — спросил мент, осветив фонариком небольшой тюк в углу багажника.

— Здесь… — И тут мне стало так жарко, словно из русской зимы я вмиг переместился в бразильское лето. Ну какой же я дебил! Ведь у меня было столько дней, чтобы избавиться от этого проклятого свертка!

— Доставайте. — Офицер сделал движение, и мне показалось, для того, чтобы проще было выхватить пистолет.