Бриз для двоих - Полина Поплавская

На исходе первого года их совместной жизни Фрэнка стали раздирать противоречивые чувства. Он видел, что Шарлотта меняется. По крайней мере, вела она себя уже совершенно иначе. Это была все та же девочка, еще не распрощавшаяся с детством, несмотря на вполне взрослый образ жизни, но она уже казалась воспитанной в иной семье, в иной среде. «Моя Элиза» – называл ее иногда Фрэнк в разговоре с друзьями. Когда, спустя полгода после знакомства, он взял ее с собой в Америку и, будучи страстно влюблен и оттого не в состоянии обдумывать свои поступки, показал ее Эмили, то девочка, конечно же, сделала все, чтобы отпугнуть его бывшую тещу, выдав весь свой специфический английский словарный запас прямо за столом, сервированным по случаю их визита по всем правилам. Чувство юмора Эмили дало сбой, и, оставшись наедине с Фрэнком, она наговорила ему Бог знает каких колкостей. (Тогда он и не пытался вникать в суть ее слов, но теперь начинал понимать, что именно она ставила ему в вину… Больше они, правда, к этому вопросу не возвращались, старательно обходя все темы, которые могли бы коснуться возлюбленной Фрэнка).

Спустя еще несколько месяцев, в течение которых он без устали вдалбливал ей правила поведения в обществе, Фрэнк уже мог не бояться за то, что ему придется по ее милости краснеть, и перестал контролировать каждое ее слово и каждое движение. Но этого ему показалось мало. Шарлотта была его ребенком, его любовницей, но она не была его другом. Он не мог поделиться с ней мыслями, осенявшими его в процессе работы и казавшимися ему свежими и оригинальными. Иногда Фрэнк все же не мог удержаться и зачитывал ей куски будущей статьи, но она слушала, все время кивая, чтобы не разочаровать его, и это, в конце концов, заставляло его прерывать самого себя… Он страстно желал обрести в лице Шарлотты настоящую спутницу жизни и в то же время не хотел, чтобы она менялась. Взрослая, хорошо воспитанная, умная женщина – такой она должна была стать со временем. Но тогда исчезнет этот очаровательный взбалмошный ребенок, мальчишка-сорванец, который, возвращаясь со скучных приемов, первым делом тащит его в спальню, схватив за галстук: «Три часа только об этом и мечтала!» Как достичь одного, не уничтожив другого, Фрэнк не знал. Но он мучительно пытался нащупать, что бы могло сделать их друзьями, пытался заинтересовать ее чем-то из того, что было интересно ему самому.

…Шарлотта прочла Дюма и бредила графом Монте-Кристо. И тогда Фрэнк решил свозить ее в Прованс. Сам он был просто влюблен в эту провинцию и надеялся заразить своей любовью Шарлотту. Ведь они могли бы даже перебраться туда, почему нет? Шарлотта казалась ему созданной для Прованса. Он закрывал глаза и представлял ее себе веселой арлезианкой, наряжающейся первым майским утром[1] в традиционные алый бархат и белые кружева.

Сначала они остановились в Марселе с его шумными жителями, ароматами пряной еды и искрящейся морской голубизной, проступавшей в просветах между домами. Фрэнк повел Шарлотту в Старый порт и вскоре на небольшом катере, носящем гордое имя «Массалия»,[2] они отплыли к острову, на котором высилась неприступная твердыня замка Иф. Шарлотта была в полном восторге, а тщательно сохраняемая дыра в стене, благодаря которой спасся ее любимый герой, привела ее просто в неописуемое волнение! Фрэнк решил несколько поумерить ее пыл, заметив, что Монте-Кристо – герой вымышленный, но Шарлотта не пожелала об этом и слышать! Все же он был рад, что угодил девочке.

Однако затем радость его стала потихоньку таять. Notre Dame de la Garde, к подножию которого они поднялись вместе с толпой туристов, оставил Шарлотту совершенно равнодушной. Как и амфитеатры Арля и Нима, не говоря уже о других красотах этих древних городов. Фрэнк рвался посетить недавно открывшийся в Ниме новый музейный комплекс, но Шарлотта наотрез отказалась идти с ним, а оставлять ее одну в гостинице он не захотел. В Арле они попали на корриду, и Шарлотта оживилась. Но она была разочарована тем, что матадоры так ловко и, казалось, безо всякого труда выдергивают специальной палкой с металлическим наконечником кокарды, торчащие между устрашающими рогами черных быков Камарга.[3] Быки неслись по улицам Арля с бешеной скоростью, и требовалось немалое мужество, чтобы просто приблизиться к ним, но Шарлотта твердила одно: «И никакой крови, никакой крови!». Фрэнк объяснил, что эта коррида – провансальская, а испанская бывает весной, в пасхальные дни, и пожурил свою спутницу за кровожадность. «Вот и надо было ехать на Пасху!» – огрызнулась она и надула губки. Праздник посещения Прованса был безнадежно испорчен. В Авиньон они даже не поехали и возвращались в Париж, не отрывая взгляда от окон, за которыми ничего нельзя было разглядеть из-за ночной темени и сумасшедшей скорости TGV,[4] и не произнеся за все время пути ни единого слова.

Шарлотта завинтила пузырек с лаком и поставила на стол. Потом она положила на нежно-голубой цветок стола обе ноги, скрестив их, – получилось очень красиво.

– Что смотришь? – спросила она.

– Вспомнил вдруг наше знакомство, как ты позвала меня утром и как болтала, рассказывала о себе, о своей жизни…

– А… – без интереса отозвалась она. – Я уже почти забыла. Давно это было!

– С тех пор ты о своих родных ни разу не говорила. Ты не виделась с ними? Знаешь о них что-нибудь?

– Ты что, решил отправить меня домой? – Она вдруг встрепенулась.

– Нет… – Фрэнк искренне удивился сделанному ею выводу. – С чего ты взяла? Что странного в том, что меня интересуют твои родные? Я даже не знаю, чем занимается твой отец.

Шарлотта сделала скучающее лицо и сквозь зубы ответила:

– Торгаш, ничего интересного…

– Ты ошибаешься, – неестественно оживившись, проговорил Фрэнк. – Раньше быть торговцем было очень почетно. Их уважали, и не за нажитые ими богатства, а за мужество, которого требовала эта профессия.

– Мужество? – Шарлотта хихикнула.

– Да. В средние века заниматься торговлей считалось настолько опасным делом, что даже в тех городах, где запрещено было носить оружие, купца штрафовали, если он выезжал за ворота без панциря и хорошего меча. Представь себе, – Фрэнк поднялся с кресла и, поставив на него ногу, оперся одной рукой о свое колено, а другую устремил куда-то вдаль, – верхом на рослом коне, в прочном панцире, с мечом и самострелом, сопровождаемый свитой вооруженных слуг, купец едет за товаром в далекие страны. Море бороздят пиратские корабли, в лесах и ущельях – засады разбойников-рыцарей.

Шарлотта сняла ноги со стола и подалась вперед. Глаза ее были широко открыты.

– Дороги отвратительны, – продолжал он, – и если телега сломается и ось коснется почвы, товар купца по закону становится собственностью владельца земли. В любой местности его могут заточить в тюрьму за долги какого-нибудь земляка, о котором он, может быть, и не слышал, и тогда он будет томиться до тех пор, пока с родины не пришлют выкуп. Согласись, чтобы не испугаться всего этого, нужны мужество и твердая воля. А смелый человек всегда вызывает уважение.

Закончив свою речь, он посмотрел на нее сверху вниз. Шарлотта давилась от смеха.

– Что с тобой? – удивился он.

– Какой ты потешный, папочка!

– Мне показалось, что тебе интересно… – растерянно проговорил Фрэнк. Он уже сам стыдился своего порыва.

В его памяти опять всплыла их поездка в Прованс и то, как он пытался занять ее древними легендами, которыми так богат этот край. Сарацины и крестоносцы, римляне и варвары, трубадуры, слагающие песни в честь Прекрасной Дамы, и мстительные мужья, преподносящие своим женам на блюде сердце возлюбленного… Здесь есть где разгуляться воображению. Не этим ли всегда питались юные души? Но Шарлотта оказалась на редкость неромантичной. А может, это характерно для всей нынешней молодежи? Впору было почувствовать себя глубоким стариком.

Фрэнк молча поднялся и вернулся на свое рабочее место.

– Интересно, – голос Шарлотты полетел ему вдогонку, – а какое отношение твоя лекция о мужественных купцах черт знает каких веков имеет к моему папаше?

Фрэнк не ответил. Он думал о том, как она выросла. И прежде она могла осмеять его и выставить в глупом свете в его же собственных глазах, но раньше она все же восхищалась им. Он был взрослым, умным, далеко не бедным человеком. Его занятий искусством она сторонилась, ничего в этом не понимая, его знаниями не интересовалась, но она ценила в нем то, что он был так непохож на ее отца, брата, тех мальчишек, с которыми она встречалась, даже на того журналиста, что посмеялся над ней. Так представлялось Фрэнку, так, наверное, и было на самом деле. Но она выросла. А ему все кажется, что она та девочка, которая сидит, ждет его возвращения и по-прежнему не может обойтись без его наставлений и советов.

– Ты опять уселся за свой компьютер? – Шарлотта стояла за его спиной, и выражение лица у нее было самое решительное.