Призраки Лексингтона (сборник) - Харуки Мураками

Моя мысль внезапно обрывается. Пытаюсь вспомнить, что же было дальше. Пил колу, смотрел на олеандр, потом на ее грудь. А потом? Я устраиваюсь поудобней на пластиковом стуле и, подперев рукою щеку, перебираю слои памяти. Словно ковыряю в пробке кончиком острого ножа.

…Врачи разрезали ей грудь и, засунув внутрь свои пальцы в перчатках, сдвинули кость, представил я с закрытыми глазами. Но выглядело это совершенно нереально, будто какая-то аллегория.

Вспомнил! Потом мы говорили о сексе. Рассказывал приятель. Та-ак, о чем он говорил? Вроде о моих похождениях: как я прибалтывал одну девчонку но из этого ничего не вышло. Точно! Об этом! Так, пустячная история, но он рассказывал с преувеличениями и так интересно, что подруга покатывалась со смеху. Что говорить, я сам еле сдерживался – такой умелый был из него рассказчик.

– Не смеши, – говорила подруга через силу, – а то у меня грудь до сих пор болит.

– В каком месте? – спросил он.

Она надавила пальцем выше сердца. Приятель как-то сострил, и она опять рассмеялась.

Смотрю на часы – без четверти двенадцать. Брата еще нет. Подходит время обеда, и столовая постепенно заполняется народом. Смешиваются разные звуки и голоса людей, они, как дымом, окутывают все помещение. Я опять возвращаюсь к своим воспоминаниям и думаю о маленькой золотистой ручке в ее нагрудном кармане.

…Именно! Этой ручкой она что-то писала на обороте бумажной салфетки.

Точнее, рисовала. Бумажная салфетка оказалась слишком мягкой для рисования, за нее постоянно цеплялся шарик стержня. Но она все равно рисовала – холм. На холме стоит маленький дом. В доме одна-одинешенька спит девушка. Вокруг дома – заросли слепой ивы. Это слепая ива усыпила девушку.

– Слепая ива? – спросил приятель.

– Есть такое растение.

– Ни разу не слышал.

– Я сама придумала, – улыбнулась она. – У слепой ивы – сильнодействующая пыльца. Маленькая муха, окунувшись в эту пыльцу, влетает девушке в ухо и… усыпляет ее.

И она нарисовала слепую иву на другой салфетке. Слепая ива была размером с азалию. Толстые зеленые листья плотно окружают распустившиеся цветки. Листва эта выглядит, как букет из хвостов сцинков. Слепая ива нисколько не походит на обычную.

– Есть еще сигареты? – спросил меня приятель. Я положил на край стола промокшую от пота пачку коротких «Хоуп» и спички и отправил щелчком в его сторону.

– С виду ива маленькая, но корни уходят очень глубоко, – пояснила подруга. – Вообще-то, достигнув определенного возраста, она перестает расти вверх и начинает расти только вниз. Будто питается темнотой.

– Ну? Эта муха влетает в ухо девушки и усыпляет ее пыльцой, – спросил приятель, пытаясь подкурить от влажных спичек. – А что она делает дальше… эта муха?

– Ест плоть… в ее теле… конечно же! – ответила подруга.

– Фу-у-у-у-у!

Оказывается, по заданию на летние каникулы подруга сочиняла стихи о слепой иве и просто пересказала нам сюжет. А сама история ей приснилась. И девчонка, валяясь целую неделю в больнице, написала нечто вроде поэмы. Товарищ хотел прочесть, но подруга отказалась под предлогом того, что нужно доработать кое-какие мелочи. Вместо этого нарисовала рисунок и пересказала фабулу.

На холм взбирался юноша – спасти уснувшую от пыльцы слепой ивы девушку.

– Это я, да? – прервал ее приятель. Подруга покачала головой:

– Нет, не ты.

– А ты что, знаешь?

– Да, – гордо ответила она. – Правда, не знаю почему, но это так. Я тебя обидела?

– Еще как! – ответил он, шутливо скривившись.

Юноша медленно взбирался на холм, раздвигая заросли слепой ивы. Он оказался здесь первым человеком с тех пор, как слепая ива начала буйно разрастаться по холму. Натянув глубже шляпу и отмахиваясь от роя мух, юноша шел по тропе. На встречу со спящей девушкой – пробудить ее от долгого и глубокого сна.

– Но пока он добрался до вершины холма, тело девушки уже изъели мухи? – спросил приятель.

– В каком-то смысле, – ответила подруга.

– В каком-то смысле печальная история – быть в каком-то смысле съеденной мухами.

– Ну да, – сказала она, немного подумав. И мне: – А ты как думаешь?

– Грустная история.

Брат вернулся в двенадцать двадцать. С пакетом лекарств и таким выражением лица, словно ничего не различал вокруг. Ему потребовалось некоторое время, чтобы от дверей найти глазами мой столик. Брат шагал неуклюже, будто не в силах держать равновесие. Усевшись напротив, он глубоко вздохнул, будто до этого был так занят, что забывал дышать.

– Ну как? – поинтересовался я.

– Да, это… – начал было он.

Я ждал, надеясь, что он заговорит, но разговор все не начинался.

– Есть хочешь? Брат кивнул.

– Здесь поедим или где-нибудь в городе?

Он подозрительно окинул взглядом помещение.

– Давай здесь.

Я купил талончики и заказал два комплекса. Пока несли еду, он молча разглядывал вид за окном: море, аллею дзелькв, поливалки, – все то же, что до этого видел я.

За соседним столом приличная на вид пара средних лет, поедая сэндвичи, беседовала о раке легких у лежащего в больнице знакомого. Он пять лет назад бросил курить, но было уже поздно: по утрам отхаркивал кровью. Вот такой разговор. Жена спрашивала, а муж пояснял, что рак в определенном смысле сконцентрировал все жизненные склонности этого человека.

В комплекс входили шницель и жареная белая рыба, а к ним – салат и булочка. Сидя друг напротив друга, мы молча ели. Соседи-супруги продолжали оживленно обсуждать происхождение рака: почему в последнее время увеличилось число раковых больных, почему до сих пор не могут создать лекарство от него.

– Везде почти одно и то же, – разглядывая руки, ровно произнес брат. – Все спрашивают одно и то же, делают такие же анализы.

Мы сидели на лавке перед воротами больницы и ждали автобус. Ветер изредка шевелил листву над нашими головами.

– Что, иногда совсем не слышишь? – спросил я брата.

– Да, – ответил он. – Совсем ничего!

– И что ты при этом чувствуешь?

Он задумался, слегка наклонив голову.

– Как бы спохватываешься… Словно перестаешь слышать музыку. Но обращаешь на это внимание не сразу. А когда замечаешь, уже ничего не слышно. Будто, заткнув уши, сидишь на морском дне. Это длится некоторое время. Ухо и правда ничего не слышит, но дело не только в ухе. Ухо только частично не слышит из-за этого.

– Наверное, неприятно?

Брат коротко, но с силой кивнул.

– Не знаю почему, но неприятного ощущения нет. Просто возникают всяческие неудобства – когда не слышно…

Я задумался, но представить себе это толком не смог.

– Ты видел фильм Джона Форда «Форт «Апач» [13] – неожиданно спросил он.

– Да, только давно, – ответил я.

– А я смотрел недавно по телику. Классный фильм!

– Ну! – поддакнул я.

– Там в начале фильма в западный форт приезжает на службу новый генерал. Его встречает штабс-капитан, которого играет Джон Уэйн. Генерал толком не знает обстановки, а в это время индейцы поднимают восстание.

Брат достал из кармана белый платок и вытер рот

– Въехав в форт, генерал говорит Джону Уэйну: «По пути сюда я видел нескольких индейцев». И Джон Уэйн невозмутимо отвечает ему: «Все в порядке, сэр. Вы заметили индейцев? Считайте, что их там нет!» Я точно не помню его слов, но примерно так. Ты не знаешь, что это значит?

Я не мог вспомнить, чтобы в «Форте «Апач» были такие слова. Для фильма Джона Форда фраза слишком заумная. Правда, я смотрел его очень давно.

– Наверное, то, что видно обычным глазом, не так важно… Может, и не так.

Брат нахмурился:

– Я тоже не понимаю смысла, но когда мне сочувствуют из-за уха, почему-то постоянно вспоминается эта фраза: «Заметили индейцев? Считайте, что их там нет».

Я засмеялся.

– Что, странно?

– Ага, – ответил я. Брат тоже засмеялся – он давно уже этого не делал.

После паузы он, как бы поверяя мне тайну, спросил:

– Ты не мог бы посмотреть мне ухо?

– Посмотреть? Ухо?

– Ну, хотя бы снаружи?

– Ладно, а что?

– Да так, – сказал брат и покраснел. – Просто посмотри, что там.

– Хорошо, давай.

Он уселся спиной и повернул ко мне правое ухо – довольно симпатичное. Правда, маленькое, но мочка выглядела пухлой, как свежевыпеченное «мадлен». Я впервые так пристально изучал чье-либо ухо. Если присмотреться, в его форме по сравнению с другими органами тела есть нечто загадочное: оно беспричинно извивается, выгибается, выпирает. Видимо, такая удивительная форма образовалась естественно – в процессе эволюции, для восприятия звуков и защиты самого уха. Окруженное кривой стенкой ушное отверстие выглядит черной дырой, похожей на вход в потайную пещеру

…Я задумался о маленьких мушках, гнездившихся в ее ухе. Они схватили сладкую пыльцу своими шестью лапками, проникли в ее теплую тьму, грызли ее мягкую нежно-розовую плоть, пили кровь, откладывали в мозгу маленькие яйца. Но их формы не видно, зуда крыльев неслышно…