Стая - Коконин Лев Васильевич

— Смотри-ка! Точно — не волк! Никому не стрелять! Кочнев! — командовал один из охотников, — держи веревку! Попробуешь накинуть петлю! Сальников! Если бросится, выстрел твой!

Одноглазый почувствовал на шее петлю от веревки, упал боком в снег, закрыл свой единственный глаз и завыл пуще прежнего.

— Молчать!

Веревка на шее дернулась и петля затянулась туже. Пришлось открыть глаз и подняться.

— Понимает! Смотри-ка! Пошли, Полкан! Рядом! Вот так! Да не дрожи! Пленных не стреляем!

Одноглазый шел смирно. Страх немножечко попрошел, он старался на людей не смотреть, хватал из-под ног снег и глотал его. Кто-то сжалился над ним, вынул из кармана горбушку хлеба, на вытянутой руке протянул ему. Он пока еще не поверил людям, отказался взять хлеб, съежился и приостановился.

Остановились. Кто закуривал, кто пытался шутить:

— Понятливый! Бери! Не бойся!

Горбушка упала у ног Одноглазого. Он понял, бить его пока не будут, проглотил хлеб.

— Пошли, Полкан, пошли! Вперед! На довольствие-то приказ нужен!

Отбой охоты был сыгран. Илья разрядил ружье, стал дожидаться, когда его снимут с номера. Он поглядывал в сторону убитого волка, не подходил к нему. Радость немного поулеглась, Илья приготовился принимать поздравления, снова снял правую перчатку и убрал ее в карман.

Люди, наконец, появились. Вместе с егерями к Илье шагал главный охотник. По тому, как громко разговаривал он с егерями, можно было понять, что главный чем-то недоволен. Он даже не взглянул на Илью, чуть задержался около убитого «волка», сплюнул себе под ноги:

— Волчатники! И этот собаку кончил! — главный на ходу вспомнил об Илье, бросил через плечо: — Иди, охотничек, к вездеходу! Собачку не забудь, прихвати!

На «Буране» привезли убитую Чапу, сбросили с нарт на снег. Рядом с ней положили Мальчика. Собаку к собаке, — так распорядился старший. Отдельно на снегу лежал Сын волка. Кто-то из охотников уже успел сфотографироваться с ним. Рядом с убитым Бимом собралось несколько охотников и жарко спорили:

— Для волка окрас, конечно, чуть светловат, а лапа? Посмотрите, какая лапа! Волчья! Окрас, братцы, от местности зависит! И спорить здесь нечего! Две собаки взяты, два волка!

Одноглазый, привязанный к буферу вездехода, не переживал ни за убитых волков, ни за собак. Кто-то угостил его кусочком колбасы, и он накручивал теперь хвостом, ждал еще. Илью пока никто не хвалил, но и не ругал. Прежде чем взглянуть и сфотографироваться с настоящим волком, он остановился возле спорщиков, прислушался к ним:

— Даже если не волк! Еще хуже. Дикая собака — страшнее волка. Руки бы отрубить тому… — горячился охотник.

— При чем руки? — возражал другой спорщик.

— При том! Не на деревьях собаки растут! Вот такого пса человек бросит, потом сам же на себя жалуется! Во-олки, мол, развелись!

Илья обошел спорщиков и остановился. Он смотрел на снег и не понимал, что происходит с ним. Сон? Точно. И такие плохие сны приходят…

Илья очнулся и побоялся еще раз взглянуть себе под ноги. Слезы душили его. Запинаясь, он сделал несколько шагов прочь, попытался взять себя в руки.

— Я и говорю! — донеслось до Ильи, — наиграются щенком-игрушкой, выбрасывают потом. Сами и разводим волков!

К убитому Биму Илья заставил себя подойти еще раз. Все удивленно повернулись к нему, когда он перестал шмыгать носом, громко всхлипнул, заплакал навзрыд и побежал прочь.

Себя он жалел сейчас наравне с Бимом.