Эпитафия шпиону. Причина для тревоги - Эрик Эмблер

— Ни одного не было, — решительно заявил он. — Английский майор применил прием джиу-джитсу. Я стоял близко и все видел. К тому же этот захват мне знаком.

Месье Дюкло надел пенсне и нахмурился.

— Удар в подбородок был, месье, — сурово сказал он.

Ру вскинул руки, выкатил глаза и набычился.

— Вам-то как было увидеть? — грубо сказал он и повернулся к мадемуазель Мартен: — А вот ты, ma petite,[28] все видела, правда? Зрение у тебя превосходное. Ты ведь не носишь очков, как этот старый господин. В них все двоится. Это был прием джиу-джитсу, вне всяких сомнений. Так?

— Oui, cheri.[29] — Она послала ему воздушный поцелуй.

— Ну вот, видите, — усмехнулся Ру.

— Удар в подбородок, точно. — Месье Дюкло так возбудился, что пенсне у него на носу задрожало.

— Тихо, тихо, — осадил его Ру. — Смотрите!

Он внезапно повернулся ко мне, схватил за левое запястье и потянул на себя. В следующий момент я понял, что лечу на пол. Ру схватил вторую мою руку и не дал упасть. В его хватке ощущалась незаурядная сила, я почувствовал, как напряглось его худощавое, жилистое тело. Я вновь стоял на ногах.

— Вот видите, — прокаркал он. — Вот это и называется джиу-джитсу. Простой захват. А вообще-то я мог обойтись с этим господином так, как английский майор обошелся с человеком с яхты.

Месье Дюкло приосанился и сдержанно поклонился.

— Интересный урок, месье. Но в нем не было нужды. И зрение у меня отменное. Это был удар в подбородок.

Он отвесил еще один поклон и широкими шагами направился к пансионату. Ру усмехнулся ему вслед и щелкнул пальцами.

— Вот старый болван, — презрительно бросил он. — На его жульничество мы смотрим сквозь пальцы, вот он и решил, что мы вообще ничего не видим.

Я легко улыбнулся. Мадемуазель Мартен заворковала, как он удачно вышел из положения. Скелтоны начали партию в пинг-понг. Я спустился на нижнюю террасу.

Сквозь чернильную темноту деревьев можно было различить две застывшие у парапета фигуры. Это были майор и его жена. Скрип шагов заставил его повернуть голову. Я услышал, как майор что-то сказал жене, и они удалились. Секунду-другую я стоял, слушая, как замирают их шаги на дорожке, и уже собрался было занять их место у парапета, но увидел в темноте мерцающий огонек трубки. В ту сторону я и направился.

— Добрый вечер, герр Хайнбергер.

— Добрый вечер.

— Как насчет партии в русский бильярд?

Он выбил трубку о спинку стула, и на землю обрушился фонтан искр.

— Да нет, благодарю.

Непонятно почему, но сердце у меня забилось быстрее. С губ были готовы слететь слова и фразы. Меня охватило непреодолимое желание тут же, прямо сейчас, вывалить на него свои подозрения, разоблачить этого человека, сидящего в темноте, этого невидимого шпиона. «Грабитель! Шпион!» — так и хотелось бросить ему прямо в лицо. Я почувствовал, что дрожу. Я открыл рот, и губы мои зашевелились. Но тут неожиданно чиркнула и зажглась спичка, и в желтом, немного театральном свете я увидел его лицо со впалыми щеками.

Он поднес спичку к трубке, она дважды вспыхнула и погасла. Светящаяся чашечка заколебалась в воздухе.

— Отчего бы вам не присесть, мистер Водоши? Вон стул.

А ведь и впрямь я стоял и пялился на него как последний дурак. Я сел, и ощущение у меня при этом возникло такое, будто на меня едва-едва не наехала мчащаяся на полной скорости машина, да и обязан я этим не себе, а мастерству водителя. Желая хоть что-нибудь сказать, я спросил, знает ли он об инциденте на пляже.

— Да, наслышан. — Он немного помолчал. — Говорят, этот англичанин не в себе.

— Думаете, правда?

— Не обязательно. Вопрос в том, сильно ли его завели. Даже умалишенные не опускаются до насилия, если их не спровоцировать. — Он снова замолчал. — Насилие, — опять заговорил он, — это очень странная вещь. В сознании нормального человека заложена исключительно сложная программа, не позволяющая прибегать к нему. Но сила этой системы в различных культурах не одинакова. На Западе она менее значительна, чем на Востоке. О войне я, конечно, не говорю. Далее, следует учитывать действие различных факторов. Хороший пример в этом смысле — Индия. Число покушений на жизнь английских чиновников в Британской Индии чрезвычайно велико, и это понятно. Но интересно, что велик и процент неудач. И дело не в том, что индусы плохие стрелки, дело в том, что в решающий момент в будущем убийце срабатывает рефлекс ненасилия. Однажды я поговорил об этом с одним бенгальцем-коммунистом. Он сказал, что индус, исполненный ненависти в сердце, с пистолетом в руках способен убить местного эмиссара его угнетателей. Он может уйти от слежки, в нужный момент отделиться незамеченным от толпы, когда появится противник, поднять пистолет. Жизнь чиновника будет в его руках. И вот тут индус заколеблется. Перед ним будет не ненавистный угнетатель, но человек. Цель расплывется, а в следующий момент его самого застрелит охрана. Немец, француз или англичанин в подобных обстоятельствах, где стимулом выступает ненависть, выстрелил бы не задумываясь.

— А что за стимул заставил, как вам кажется, майора Клэндона-Хартли двинуть итальянцу в живот? Ненависть?

— Понятия не имею. Но вы говорите, он ударил его в живот? А я так понял, что в голову.

— На этот счет существуют три версии. Согласно одной, это был удар в подбородок, другой — в живот, а третьей — удара вообще не было, а был прием джиу-джитсу. Молодые американцы, например, которые были ближе всех, настаивают на том, что это был удар в живот.

— Ну коли так, то чрезвычайно маловероятно, чтобы майор был психически нездоров. Удар в живот может быть рожден яростью, а вот помешательством — почти никогда. Обыкновенно животное поражает противника в самое удобное для себя место. Безумец предпочитает бить в голову.

— Но какая у него могла быть причина?

— А может, — с некоторым нетерпением сказал мой собеседник, — ему просто не понравился этот человек. — Он поднялся. — Мне надо срочно написать кое-какие письма. Надеюсь, вы извините меня?

Он удалился. Какое-то время я продолжал сидеть, думал. Думал не о майоре Клэндоне-Хартли, а о воображаемом индусе герра Шимлера. «Перед ним будет не ненавистный угнетатель, но человек». Я почувствовал симпатию к этому индусу. Но это еще не все, потому что «в следующий момент его самого застрелит охрана». В этом, коротко говоря, и заключалась суть дела. Сначала страх, а потом тебя убивают. Или все равно убивают, не важно, боишься ты или нет? Да, так оно и есть. Торжества «добра» не было. Торжества «зла» тоже. Они решили спор, уничтожили друг друга и породили новые «злодеяния» и новые «добродеяния», которые, своим чередом, поразили друг друга. Фундаментальное противоречие. «Противоречие есть основа всего: движения и жизненной энергии». Ну да, это слова Шимлера. Я нахмурился. Если бы я обращал больше внимания на действия герра Шимлера и меньше на его слова, глядишь, до чего-нибудь и докопался бы.

Я пошел к дому. В читальне — а по совместительству и «комнате для написания писем» — было темно. Вот тебе и «срочные письма»! Проходя через холл, я столкнулся с мадам Кохе. В руках у нее была кипа белья.

— Добрый вечер.

— Добрый вечер, месье. Мужа моего не видели? Наверняка внизу, в пинг-понг играет. Есть умные, они проводят время с приятностью, и есть дураки, которые корячатся на них. Но кто-то же должен работать. В «Резерве» это женщины. — И она двинулась вверх по лестнице, громко выкликая: — Мари!

Я пересек опустевший холл и вышел на верхнюю террасу.

Месье Дюкло сидел за столиком у балюстрады с бокалом «Перно» и сигарой в руках. Увидев меня, он встал и поклонился.

— А, это вы, месье. Должен извиниться за столь стремительный уход. Но я просто не мог позволить оскорблять себя.

— Понимаю и сочувствую, месье.

— Что-нибудь выпьете, месье? — Он вновь поклонился. — Я вот «Перно» пью.

— Спасибо, мне, пожалуй, вермут с лимоном.

Он вызвал звонком официанта и предложил мне сигару, которую я с благодарностью принял.

Мне явно была уготована роль сочувствующего слушателя. Без дальнейших отлагательств месье Дюкло открыл боевые действия.

— Несмотря на годы, — начал он, добавляя немного воды в бокал, — я человек гордый. Очень гордый. — Он замолчал и потянулся за льдом. Я не очень понял, какое отношение к гордости имеет возраст, но, к счастью, он продолжил свою речь, не дав мне возможности выразить удивление. — Несмотря на годы, — повторил он, — я бы поставил этого Ру на место. Если бы не одно обстоятельство. Там была женщина.

— Да, вы повели себя максимально достойным образом, — заверил его я.

— Рад, что вы так считаете, месье. — Он потрогал бороду. — И все же гордому человеку трудно сдержать свои чувства в такой ситуации. Как-то студентом я дрался на дуэли. Кое-кто не поверил моему слову. Я ударил его. Он меня вызвал. Вызов был принят. Наши друзья организовали поединок.