Приключения либроманта 2 (СИ) - Богдашов Сергей Александрович

С собой у меня всего лишь небольшая наплечная сумка из кожзама, с броской надписью «Sport». В ней хранится продуктовый набор путешественника, с поправкой на советскую реальность.

Ничтоже сумняшеся, кое-что я тупо скопировал с «Семнадцати мгновений весны».

Вспомнилась сценка в поезде. Уверен, что Юлиан Семёнов описал в ней не Германию 1945 года, а нынешний СССР. Продукты в этом времени — это знаковый показатель, этакий маячок, позволяющий достаточно точно определить социальный статус человека.

Симпатичная проводница в новенькой отглаженной форме посмотрела мой билет на входе в вагон и на всякий случай вслух назвала номер купе.

Хороший новенький вагон, судя по некоторым надписям, изготовленный в ГДР. Чистота.

Стёкла блестят.

На полу толстая ковровая дорожка малинового цвета с золотой каймой.

На всякий случай постучав, я открыл дверь своего купе.

— Заходите, заходите, — послышался весёлый мужской голос, — А то я уже заждался, — добавил осанистый дядька, когда я открыл дверь и зашёл, — До отправления минуты остались, а соседа всё нет и нет. Думал, один поеду.

Я осмотрелся и плюхнулся на свободное место.

А ничего так тут всё сделано. Лежаки удобные. Шторы, как во дворце прямо. На стене картинка висит. А подушек на каждого целых две полагается, и они очень приличного размера.

— Меня Николай Павлович зовут, и у меня есть коньяк, — с ходу попытался мой попутчик взять инициативу в свои руки.

— А меня Валера, и у меня тоже есть коньяк, — улыбнулся я, вспомнив, что примерно так и говорили Штирлиц и генерал вермахта в поезде.

Надо же, какое совпадение. Я именно эту сценку и вспоминал, когда собирал себе сумку в дорогу.

— Значит, у Вас нет салями, — расплылся в улыбке попутчик, сообразив видимо то же самое.

Знают этот фильм в СССР и очень любят. Оттого и цитируют отрывки из него целыми диалогами.

— У меня есть салями, — расхохотался я, — Но вряд ли мы с вами едим из одной кормушки.

— Не могу не согласиться, глядя на ваш юный и цветущий вид. Где вы так загореть умудрились?

— В Пицунде.

— В частном секторе останавливались? — отщёлкнул Николай Павлович замки объёмистого «дипломата», вытаскивая коньяк, колбасу и перочинный нож.

— С путёвкой в Дом Творчества Кинематографистов повезло, — ответил я, в свою очередь опустошая сумку и выставляя на стол свои богатства.

Ещё одну бутылку коньяка и ещё одну палку колбасы.

— Во, теперь всё сходится, а то я в замешательстве был. По вашему виду было крайне трудно определить, чем вы занимаетесь. Но в фильмах я вряд ли вас видел. У меня отменная память на лица, знаете ли.

— Я музыку к фильмам пишу.

— И как? Удачно?

— На хлеб с маслом хватает, — усмехнулся я, убирая под диван похудевшую сумку.

К армянскому коньяку и финской колбасе я добавил неплохой сыр, батон и пару лимонов. У попутчика колбаса почти такая же, как у меня, зато коньяк французский, Мартель.

— Да уж вижу. О, даже батон свежий. Везунчик вы.

Что тут сказать. Свежий батон в СССР далеко не всегда можно купить. В магазинах стараются продать сначала лежалые, а в это время и те, что привезли ещё тёплыми, успевают затвердеть.

— Ну что, за знакомство, и чтобы доехать без приключений, — провозгласил мой новый знакомый, когда мы четыре руки накрыли подобие стола.

Да, последнее было бы неплохо.

Взглянув ещё раз на собутыльника, я лишь вздохнул тяжело. Чует сердце, что непростая ночка у меня выдастся. Мужик из служивых, но не армеец. Выправка, причёска, манера держать себя и отслеживать реакцию собеседника на простейшие вопросы.

Вот тебе и выспался, отдохнул называется. Вместо передышки на экзамен попал. То, что дядька если не из КГБ, то из чего-то подобного, можно не сомневаться. Да, пожалуй, и лучше всего не сомневаться. А ещё стоит держать язык за зубами, чтобы ничего лишнего не брякнуть.

Давно меня предчувствие терзало, что не может всё так безоблачно и легко идти. Не бывает в жизни такого. Кажется, накаркал.

Пили мы недолго. После третьего или четвёртого тоста я начал активно зевать, причём далеко не наигранно. На все попытки Николая Павловича продолжить застолье, я отвечал решительным отказом, мотивируя это тем, что мне завтра надо на «Ленфильме» появится в приличном виде, и желательно без запаха перегара. Огорчённо крякнув, он засобирался, и вскоре отправился в вагон — ресторан, который в этом поезде работает всю ночь.

Ленинград нас встретил промозглой дождливой погодой и свежим балтийским ветерком.

На перрон, из тепла вагонов, ёжась выбирались пассажиры, некоторые из них имели весьма помятый вид и красные глаза.

То самое «Утро стрелецкой казни», про которое как-то раз метко выразился один из актёров, имея ввиду пассажиров «Красной стрелы», предпочитающих провести ночь в вагоне-ресторане.

Мысленно похвалив себя и радуясь тому, что мне удалось избежать такой же участи, я побрёл к выходу.

План у меня простейший. Добраться на метро до Гостиного двора, а там прогуляться вдоль Мойки до «Пряжки».

Так в народе прозвали психбольницу номер два по самой простой причине. Именно в этом месте из Мойки брала своё начало река Пряжка.

Погуляю, полюбуюсь городом, а там, между делом и место для закладки присмотрю. Чувствую, телепортироваться сюда мне не раз придётся, а Ленинград — это город мостов. Иногда, когда мосты разведены, так и не попасть бывает, куда нужно.

На «Пряжку» я обратил внимание, когда решил с помощью интернета познакомиться с Ленинградскими психушками.

Острог для каторжников ещё в девятнадцатом веке переделали под психиатрическую лечебницу, и в этом виде она дожила до нынешнего времени. Когда-то там «за антисоветское настроение» принудительно содержали Иосифа Бродского, Даниила Хармса, побывали в её стенах, правда уже по другим причинам, и пионер авиации Уточкин, и известный многим Виктор Цой.

Нормально, кстати, советские психиатры устроились. Главный идеолог советской психиатрии, академик Снежевский, дал карательной медицине зелёный свет. Он не раз говорил и писал о том, что раз советский строй самый прогрессивный в мире, то те, кто его критикует — это больные люди.

— «Психбольной. Вялотекущий шизофреник. Ибо человек в здравом уме не может критиковать советский строй», — считал академик.

Хорошо, что я успел с этим моментом советской жизни ознакомиться, и не стал переходить с ночным попутчиком на обсуждение её недостатков. А то запросто мог бы в психушку попасть.

Вот бы Разумов офигел, когда понял, что уже оба засланца у психиатров на игле сидят.

Да. Ещё пару дней назад я бы точно поддался на разговор и постарался бы объективно изложить соседу по купе своё отношение к тому же Госплану.

Если что, СССР гордится своей плановой экономикой.

Так вот это чушь, с моей точки зрения. Когда я еду по улице и вижу плакаты «План — это закон!», а вслед за ним висит следующий транспарант «Выполним пятилетку за три года!», то у меня голова кругом.

Это как же планировать нужно, чтобы полуторакратный избыток продукции тоже считался нормой и к такому призывали?

Кто научил Госплан так считать?

А с учётом того, что план окажется перевыполнен, то ни для кого не секрет, что план следующего года будет выставлен именно от этой цифры перевыполнения.

Не, нормальному человеку такого не понять. Я не понимаю, например. Мог и пропавший маг головой поехать, хоть он, в отличие от меня возрастом постарше и по словам Разумова успел вдоволь пожить в СССР.

Должен был привыкнуть к тому, что «СССР — оплот мира», как утверждают плакаты и постаменты. А то, что СССР очень скоро развяжет войну в Афганистане, так это так, мелочи.

В общем, «Пряжка» перспективное место, с которого можно будет начать поиски пропавшего мага.

Найти мага.

Казалось бы, что может быть проще, если известно, где искать, имеются личные вещи разыскиваемого, а сам ты либромант?