Затерянный дозор. Лучшая фантастика 2017 (сборник) - Владимир Васильев

— Ну, это логично, да…

— Переходя к тому, что случилось с тобой… Начнем с того, что человека по имени Тань Аошуан не существует. Стихи, что сделались модными в последний год, есть. Имеется аккаунт в Поле, множество записей от его имени, видео— и аудиофайлы, но поэта такого нет.

Семен поднял руку, чтобы почесать макушку, но наткнулся на ту же шапочку.

— Выходит… это диверсия? Семантическая? Вроде тех, какие мы придумываем? «Адский червь» по-бржудски? Но как он работает и чем опасны стихи? Они же обычные!

Он попытался вспомнить хотя бы строчку из тех, что не так давно написал на экране проектора, но не смог. Зато тут же заныла голова, гулко забилось сердце, и экран медкомплекса озарился багровыми сполохами.

— Успокойся! — уже более настойчиво произнес Антон и небрежным жестом отослал заглянувшую в комнату медсестру. — Просто лежи и слушай, не напрягайся. Блокиратор подавляет опасную для тебя же активность мозга, и процесс его работы может сопровождаться неприятными побочными эффектами.

— Ага, да, понял… — Семен откинулся на подушку, заставил себя не думать ни о чем.

Через несколько секунд голова перестала болеть, да и сердце успокоилось.

— Так гораздо лучше, — повторил Антон. — Вам же читали нейролингвистику? Помнишь теорию «сенсорного мышления»? Тот факт, что при употреблении существительных, относящихся к телу, а также кинетических глаголов в мозгу человека активируются те зоны, что ответственны за соответствующие движения и части тела. Например, сказав «ударил кулаком», я привел в возбуждение те же нейроны, с помощью которых моя рука складывается в кулак и наносит удар. Причем активация произошла не только в моем мозгу, но и в твоем.

— Ну, слышал… Вроде было что-то такое…

— Теория доказана еще в начале двадцать первого века на материале ныне вымерших языков — русского и английского, — продолжил Антон. — Но в новом эсперанто, с его менее полисемантичными глаголами, совпадение по нейронным сетям еще выше. Цитировать Тань Аошуаня я не буду, это вредно, но напомню, что он употребляет кинетические глаголы: «пнуть», «нести», «тащить», «бросить». Частота использования сенсорных существительных вроде «кулак», «палец», «спина» тоже куда выше нормы. Прилагательные и те сплошь такие, какие можно ощутить телесно, — «шершавый», «холодный», «кислый»… Каждая строка порождает в мозгу некий сигнал, а четверостишие и целый стих — набор сигналов, простых стимулов, что складываются в один большой и сложный.

— Настроенный на то, чтобы спутать работу того же мозга, — сказал Семен.

— Хорошо иметь дело со специалистом. — Антон позволил себе одобрительную улыбку. — Не нужно разжевывать до манной каши… Но одних стихов недостаточно. Если бы они сами по себе вызывали фатальные сбои в мозгу человека, то никто бы не смог их читать. Нет, они должны войти в резонанс с набором стимулов, что возникли в мозгу по естественным причинам. Скажем, одна поэма сработает, если ее прочесть после того, как подпрыгнешь и ударишься, другая в сочетании со сладкой едой и уколом вилкой…

Семен поморщился, вспоминая… всякий раз, когда он «выключался», начиная с того случая в кабинете Тихони, он так или иначе воспринимал, мысленно или в реальности, один предмет, даже два, очень сенсорных и для мужчин значимых…

— Ну а если спусковой крючок дернуть, то может произойти что угодно… эхолалия и афазия, метаморфопсия и онейроидный синдром, фиксационная амнезия и амнестическая дезориентировка, иные неприятности вплоть до кататонического ступора и слабоумия.

«Шарики за ролики», — обобщил Семен про себя, а вслух же спросил:

— А почему вы до сих пор не уничтожили творения этого Тань Ашуаня?

— Сами во всем разобрались только неделю назад. — Антон пожал плечами. — Удаление его текстов из Поля началось мгновенно, но кто успел закачать себе, да прочитать не по разу…

— А что такое «код тринадцать»?

— А, ты слышал? Разработанная нами процедура действий в случаях вроде твоего. Обычных граждан уберечь мы не в силах, их слишком много, ну а тех, кто служит Земле на видном посту и кого прихватило на службе, мы можем спасти…

— И заодно изучить как следует, — буркнул Семен.

Антон хмыкнул:

— Это само собой. Глупо упускать такой случай. Полежишь здесь, под присмотром. Неделю так, затем, в случае положительной динамики, вернем допуск к Полю и разрешим посетителей… Только никакой литературы, особенно поэзии, особенно современной. Догадываешься почему?

Семен уныло кивнул. Неделя без Поля, в котором привык купаться едва не с рождения, куда заходишь ежеминутно, если ты не на службе! Без общения, без книг, в четырех стенах, да еще и с дурацким блокиратором на макушке! С ума сойти!

Хотя он и так чуть не сошел…

— А что будет с «Адским червем»?

— Ничего страшного. Месяц де ла Крус обойдется без тебя, а затем вернешься. Отдыхай пока, слушай докторов, а завтра я снова загляну. — Антон поднялся и выскользнул из комнаты, оставив Семена наедине с его кастрированными мыслями.

Он откинулся на подушку, но тут же обернулся на донесшийся от окна стук. За решеткой по подоконнику скакала толстая пучеглазая синица, немного похожая на генерала Макалистера. Простого червя она наверняка встретила бы с энтузиазмом. А вот адский ей только испортил бы аппетит…

Антон Первушин. Красное идет

Все ведь живет, все одушевлено: допустите существование всех этих вновь открытых животных, а также всех тех, которые, как это легко понять, еще могут быть открыты, добавьте сюда и тех, что мы всегда здесь видели, — и вы, конечно, поймете, что Земля сильно заселена и что природа весьма щедро разбросала по ней живые существа — настолько щедро, что ничуть не страдает от того, что половина их недоступна зрению. И неужели вы считаете, будто, доведя здесь свою плодовитость до крайности, она для всех остальных планет осталась настолько бесплодной, что не произвела там ничего живого?!

Не подлежит никакому сомнению, что глубоко заблуждается всякий, кто серьезно считает возможным и надеется с большей или меньшей близостью к действительности описать обитателей других планет, выяснить условия их существования, их строение и образ жизни, их физическое, нравственное и интеллектуальное состояние. Хотя мы с полной уверенностью утверждаем, что обитаемые миры многочисленны, но мы самым решительным образом отрицаем всякое желание вывести отсюда заключение, будто на этих мирах мы предполагаем существование таких людей, которые населяют нашу Землю.

Может быть, еще не все потеряно и наши поиски жизни будут не совсем безуспешны? Может быть, за растениями — животные, а за астроботаникой — астрозоология? А вдруг мы натолкнемся на странных — конечно, с нашей, земной, точки зрения — животных? Наверное, у них большие легкие, ибо воздух разрежен и в нем мало кислорода. Наверное, у них сильно развиты органы слуха, ибо звуки плохо проходят в разреженной атмосфере. Подобно обитателям наших пустынь, они должны запасать в своем теле воду, ибо надо экономить драгоценную влагу в суровом сухом климате.

1

— Я этого не забуду, — сказал Остапенко. — И не прощу.

— Чего не простишь? — спросил Кудряшов.

Он не смотрел на собеседника, сосредоточенно набивая трубку. Они сидели в оранжерее — единственном месте экспедиционной базы, где дозволялось курить. И Кудряшов торопился выполнить свой незамысловатый ритуал.

— Четыреста тонн морозоустойчивой пшеницы, специальный сорт, — сказал Остапенко. — Зачем? Это ведь не свинство даже. Подлость! Мы могли изменить этот мир, снова сделать его живым! А теперь…

— Не драматизируй, — сказал Кудряшов. — Подлость тут ни при чем. Законы небесной механики никто не отменял. Тут или-или. Или зерно, или эвакуация.

— С эвакуацией можно было обождать, — сказал Остапенко. — Прислали бы второй транспорт…

— Нет второго транспорта, — сказал Кудряшов. — И в ближайшие годы не будет. Сам же слышал, какой там бардак. Заводы стоят, деньги обесцениваются, тотальный дефицит, границы проводят…

Они помолчали. Кудряшов раскурил трубку. Тяжелый ароматный дым поплыл по оранжерее, утягиваемый системой вентиляции.

— Как так получилось? — спросил Остапенко. — Нет, понятно, конечно, реформы, проблемы переходного периода, все давно назрело и перезрело, но рушить огромную страну, разбирать ее по этим… республикам… Зачем? Ради чего? Это же колоссальный шаг назад! Взять те же производственные связи. На наш проект свыше миллиона человек работает, по всем краям… Как теперь осуществлять кооперацию с границами и таможнями?