Остров спокойствия - Робертс Нора

– Да, да. Но сегодня забудь. Давай возьмем тебе еще пива.

Следующие несколько дней Рид собирал информацию о расследовании дела Флиск. Верная слову, Эсси держала товарища в курсе, даже уговорила следователей, ведущих дело, допустить его на место убийства.

Он изучил двор – старые деревья и густые кусты предлагали множество укрытий для засады.

Судя по показаниям соседей, жертва вышла через заднюю дверь. Рид пересек веранду и остановился у залитой кровью травы.

Дождались, пока она отошла подальше. Так у нее меньше шансов забежать обратно в дом, меньше шансов, что кто-нибудь из соседей станет свидетелем убийства, и вид с улицы перекрыт.

Продумано.

Три пули – две в центр тела, затем выстрел в голову.

Если фанатик воспылал бы ненавистью к женщине из-за ее взглядов на оружие, он, пожалуй, захотел бы дать ей понять, за что ее убивает.

Однако, судя по всему, к жертве никто не обращался.

Вспомнился ли ей тот момент в торговом центре, когда она увидела, как Уайтхолл поднимает дуло полуавтоматической винтовки?

Иногда Риду приходило в голову, что судьба ждет момента послать в него пулю, которая в тот вечер до него не долетела. Пуля зависла в воздухе, как в видеозаписи, поставленной на паузу, и войдет в него, едва судьба нажмет кнопку.

Нажмет ли?

Рид давно понял, что не в его власти повлиять на то, когда судьба решит нажать кнопку, и работал с целью изменить что-то к лучшему, хотя бы попытаться. Очевидно, Роберта Флиск делала то же самое.

Он представил, как она выглядела в день убийства. В ушах – наушники, на коротких светлых волосах – черная кепка с логотипом (перечеркнутая винтовка в круге). Темно-синяя майка и темно-синие беговые шорты на поджарой фигуре. Шрамы на ноге – постоянное напоминание о давнем кошмаре. Ключ от дома спрятан во внутреннем кармане на поясе. Бело-розовые кроссовки и белые носки.

В картинке перед его мысленным взором Роберта на мгновение остановилась. Шок, осознание, смирение?

«Два тихих хлопка», – подумал Рид, когда баллистики подтвердили 32-й калибр и глушитель. Оба выстрела – в центр тела.

Пятна на траве, высушенные летним солнцем, – здесь жертва упала.

Третий выстрел был направлен сверху в затылок. Затем поверх тела брошена записка.

Странная, просто неуместная. Преступление имело все элементы холодного, профессионального убийства. Записка же выдавала эмоции: гнев и безразличие.

Убийца был достаточно осторожен, чтобы собрать гильзы и не оставить никаких следов, кроме пуль в теле… а затем положил записку, написанную печатными буквами, объявляя себя разгневанным защитником Второй поправки?

Подозрения с ее бывшего мужа сняли, размышлял Рид, снова подходя к месту убийства. Он поддерживал с жертвой теплые отношения, не имел оружия и даже делал ежегодные пожертвования ее организации от имени их сына. А во время убийства помогал готовить завтрак – множество свидетелей – паре десятков бойскаутов в палаточном лагере на острове Маунт-Дезерт.

У Роберты не было постоянного бойфренда, изредка она ходила на свидания, не ссорилась ни с соседями, ни с коллегами. Угрозы бывали, конечно, – исходили от того самого типа людей, которые написали бы такую записку.

Однако одно с другим не вязалось.

Или вязалось чересчур хорошо.

Вернувшись к машине, Рид вспомнил, что, когда он припарковался, двое соседей вышли спросить его, что он тут делает. Пришлось показать полицейское удостоверение. И хотя во время убийства все они либо еще спали, либо только вставали, убийца, чтобы выслеживать добычу, должен был выглядеть неприметным в этом тихом, зажиточном районе.

Когда Симона услышала об убийстве Роберты Флиск, она выключила телевизор.

Она хотела забыть.

Она сделала то, что хотела от нее Ми: сдала квартиру в субаренду и поехала домой.

И после одной короткой недели, проведенной дома с родителями и сестрой, сбежала на остров.

Симона искренне любила своих родителей. И даже при том, что сестра раздражала ее своим совершенством – вылитая мама! – она очень любила Натали.

Просто не могла вместе с ними жить.

Сиси поселила внучку в кукольном гостевом домике, расположенном чуть выше ее художественной студии со стенами из стекла. И, в эмоциональном смысле, дала ей пространство.

Если Симона хотела проспать полдня, Сиси не спрашивала, хорошо ли она себя чувствует. Если Симона хотела бродить среди ночи по пляжу, Сиси не ждала ее с обеспокоенным лицом. Не приподнимала бровь, узнав, что она бросила работу, и не вздыхала, глядя на цвет ее волос.

Симона старалась помогать Сиси по дому, иногда готовила еду – хотя умением стряпать похвастаться не могла. И соглашалась позировать, когда бы Сиси ее ни попросила.

В результате две недели спустя Симоне пришлось мысленно благодарить Ми. Она ощущала покой и легкость. Даже начала рисовать.

Во внутренний дворик вышла Сиси с подносом – кувшин сангрии, бокалы, миски с сальсой и чипсами.

– Если не хочешь отвлекаться, я отнесу это в студию и выпью все сама.

– Ни в коем случае! – Симона отступила на шаг, чтобы оглядеть морской пейзаж, над которым работала последние три часа.

– Хорошо получилось, – сказала ей Сиси.

– Да нет.

– Точно хорошо.

Пока Сиси, в шляпе с широченными полями поверх, с черной косой с белыми прядями (ее новый стиль), разливала по бокалам сангрию, Симона устроилась на патио.

Новая татуировка Сиси – кельтские символы – браслетом обвивалась вокруг ее левого запястья.

– Ты говоришь, как моя бабушка, а не как художник.

– Как и то и другое. – Сиси села, вытянула ноги в биркенштокских сандалиях, скрестила их в щиколотках. – Говорю тебе, хорошо! У тебя есть чувство движения.

– Свет не получился, и из-за этого все остальное как-то неправильно. Мне нравятся твои морские пейзажи. А портреты у тебя просто невероятные!

– Во-первых, ты – не я, и тебе следует пестовать свою индивидуальность. Во-вторых, я пишу пейзажи или натюрморты, когда мне нужно отдохнуть и расслабиться. Но в основном в такие минуты я предпочитаю просто сидеть здесь и смотреть на воду. Портреты – другое дело. Люди бесконечно увлекательны, и рисовать их интересно. Живопись – моя страсть. Но не твоя.

– Точно.

– Тебе девятнадцать. Масса времени, чтобы найти свою страсть.

– Я пробовала секс.

Сиси с улыбкой подняла бокал.

– Я тоже. Отличное хобби.

– И сделала перерыв.

– Я тоже. Ты – художник, и не спорь с бабушкой. Ты художник, талантливый и наблюдательный. Живопись – хорошая дисциплина для тебя, но это не твоя страсть и не станет главным делом твоей жизни. Экспериментируй.

– С чем экспериментировать? Папа все еще пытается уговорить меня на юридическую школу, а мама считает, что мне нужно найти хорошего и надежного парня.

– Они традиционалисты, детка, что поделать. Я – нет. И скажу тебе, что ты поступила бы глупо, если бы их послушалась. Экспериментируй, пробуй. Что касается искусства, я дам тебе то, чего никто не просит: совет. Помнишь тот август, который ты провела здесь после ужаса?

Симона посмотрела на полосу пляжа, на скалы, окаймляющие его, на бесконечную гладь воды.

– Думаю, это спасло мне рассудок.

– В ту неделю, когда здесь была Ми, вы с ней много времени проводили на пляже. Вы строили замки из песка. Замки Ми были красивыми и традиционными – очень похожими на нее саму. А твои были оригинальными, фантастическими.

Симона сделала глоток сангрии.

– Предлагаешь мне строить замки из песка?

– Творить! Для начала попробуй глину, посмотри, как пойдет. В прошлом году ты ходила на базовые лекции по искусству.

– Откуда ты знаешь?

Сиси только улыбнулась.

– Я много чего знаю. И, зная, что мы будем говорить об этом, я заказала кое-какие припасы. Они в моей студии. Можешь работать там, будем пользоваться ею по очереди. Попробуй. Если не глина, то что-нибудь другое. Используй это лето, чтобы понять, в чем твоя страсть.