Поцелуй незнакомца - Барбара Картленд
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В кабинете граф сказал:
– Входите, миссис Дэйвисон, я хочу поговорить с вами.
Миссис Дэйвисон приблизилась к столу, за которым он сидел, и вежливо присела. – Надеюсь, мы вам угодили, милорд.
– Да, за такой короткий срок вы сделали чудеса, – ответил граф. – И я вам весьма благодарен. – Он выдержал паузу, а затем продолжил: – Я хочу поговорить с вами о леди Граттон.
– О леди Граттон, милорд? – удивленно переспросила миссис Дэйвисон.
– Она чрезвычайно требовательна и нуждается в особом обслуживании, раз ее собственная служанка не смогла ее сопровождать.
Миссис Дэйвисон решила, что хозяин собирается ее в чем-то упрекнуть, и заранее насторожилась. Между тем граф говорил:
– В вашем распоряжении есть Шенда, насколько я понимаю, превосходная швея, и я думаю, что ее надо приставить к леди Граттон на эти последние два дня, что она еще прогостит в замке.
Произнося эти слова, граф внимательно наблюдал за миссис Дэйвисон и от его взгляда не укрылось, что его слова привели домоправительницу в сильное замешательство. Она уже раскрыла было рот, чтобы возразить, но не
без труда сдержалась и покорно ответила:
– Хорошо, милорд, как прикажете. Я поговорю с Шендой.
– Благодарю вас, миссис Дэйвисон. Чувствуя, что больше распространяться на эту тему не следует, граф снова взялся за перо, и домоправительница, поняв, что разговор окончен, сделала реверанс и вышла.
Наверху она сразу же отправилась к Шенде.
– Ну, мисс Шенда, объясните, что все это значит? Каким образом его сиятельству стало известно о том, что вы живете в замке?
Шенда потянула домоправительницу к дивану, который поставили в комнате, когда была вынесена кровать.
– Я знаю вас с самого детства, – тихонько сказала она. – И матушка моя, вы сами знаете, вас любила, а батюшка всегда говорил, что пока вы в замке, здесь будет все хорошо.
Миссис Дэйвисон ласково улыбнулась, а Шенда продолжала:
– Теперь я прошу вас мне поверить, что есть очень серьезные причины, чтобы я стала прислуживать леди Граттон, и не задавайте вопросов, на которые дать ответа я пока не могу.
– Ничего не понимаю, – пожала плечами миссис Дэйвисон.
– Знаю, – кивнула Шенда. – Я вам все объясню потом, но только вам одной, а больше никто-никто не должен знать, для чего его сиятельству понадобилось, чтобы я прислуживала леди Граттон.
– А по-моему, это совершенно недопустимо, – сказала миссис Дэйвисон, – и как это его сиятельству могло такое прийти в голову, ума не приложу. Хотя, конечно, она-то не против, чтобы ей тут на дармовщину, как говорится, перешивали туалеты.
Шенда поняла, что граф в беседе с домоправительницей сослался именно на это, и поэтому она подхватила:
– Ну, конечно! А для меня ведь очень важно, что я могу быть полезной. Тогда его сиятельство не станет думать, что я слишком молода и что нам с Руфусом нечего делать в замке.
– Да, так-то оно так, – нехотя согласилась миссис Дэйвисон.
Шенда поцеловала ее в щеку.
– Вы только постарайтесь, чтобы об этом не было никаких толков и пересудов, – попросила она. – А его сиятельство скоро уедет тогда уж он, конечно, и не вспомнит обо мне.
Миссис Дэйвисон заметно успокоилась. А Шенда не могла избавиться от мысли, что если она не раздобудет новых доказательств шпионской деятельности леди Граттон, граф и в самом деле ее забудет по возвращении в Лондон. Сама-то она не могла забыть свое
волнение, пережитое еще тогда, когда он поцеловал ее в лесу.
Пока что граф вовсе не забыл Шенду; он неотступно думал о ней и о том, что от нее узнал, все время, пока одевался к обеду. Потом он спустился в гостиную, куда должны были сойтись гости, живущие в замке, а также кое-кто из соседей, приглашенные на обед. Он поймал себя на мысли, что вместо восторга и страсти, которые прежде внушала ему Люсиль, теперь он испытывал к ней одно только отвращение. Как это он мог находить ее привлекательной, когда у нее руки в крови солдат, чьи жизни она продавала врагу не многим дороже, чем за тридцать серебрянников? Он разоблачит ее и будет очень рад, когда ее повезут на допрос в лондонский Тауэр.
И тут только он осознал, какую необыкновенно трудную роль ему предстоит сыграть, чтобы до конца исполнить поручение лорда Барэма. Одно дело – победить врага в открытом сражении. И совсем другое – притворяться влюбленным в женщину, в которой видишь смертоносную гремучую змею. Однако ни в коем случае нельзя допустить, чтобы Люсиль заподозрила, что его любовный пыл угас и что причина тому – возникшие у него подозрения. Стоит ей что-то почувствовать, и человек, которого они выслеживают, который так щедро расплачивается наполеоновским золотом, затаится и ускользнет.
Годы во флоте, особенно годы капитанства, приучили графа полностью владеть собою и не давать воли своим эмоциям. Он умел не выказывать страха перед лицом заведомо превосходящего противника. И теперь намерен был, ради Англии, скрыть от Люсиль, что за чувства она ему внушает.
Когда она смотрела на него страстным взором и вполголоса произносила. слова, которые еще вчера оказали бы на него воспламеняющее воздействие, он ощущал в груди одну ненависть. Когда за обедом она не давала ему разговаривать ни с кем, кроме себя, и позже, за карточным столом, когда ему предоставлялась привилегия оплачивать ее проигрыш, он думал о серых глазах. О глазах, по-детски невинных и ясных, и о мягких' девичьих губах, которые он однажды поцеловал.
Он понимал, как опасно для такого прелестного и чистого существа соприкасаться с дамой, подобно Люсиль. Понимал, Что его близость с этой сластолюбивой женщиной способна вызвать у Шенды омерзение. Нельзя допустить, чтобы она увидела, до какой низости может дойти развращенная женщина, пусть и носящая титул. Но ведь если Шенда станет прислуживать Люсиль, она не может не заметить утром развороченную постель и смятые подушки. И как бы ни была она чиста и невинна, все-таки должна будет понять, что там происходило ночью.
И граф решил по возможности оградить Шенду от всего этого. Очутившись в углу гостиной вдвоем с Люсиль, он выбрал миг, когда никто посторонний не слышал, и шепнул ей:
– Сегодня ночью приходите ко мне.
– В вашу комнату? – удивилась Люсиль.
– Потом объясню, – сказал граф. – Но сделайте, как я прошу.
Тут их уединение было нарушено одним из гостей, который подошел проститься, и больше граф ничего не прибавил.
Когда Люсиль в прозрачном пеньюаре, окутанная соблазнительным ароматом французских духов, пришла к нему в спальню, он с удовлетворением подумал, что, по крайней мере, Шенда не увидит следов этого преступления.
Много позже, когда они лежали рядом и он знал, что на какое-то время она удовлетворена, она вдруг томным голосом спросила: