40° по Валентину (СИ) - Багрянцева Влада

У большого, занавешенного шторами до пола окна стояла модная белая елка с красными шарами. Из-под нее, мигая диодом, выполз робот-пылесос, деловито объехал оставленную на полу бутылку и взялся собирать крошки.

За то время, пока Макар ходил за пивом, Валик успел продумать все возможные варианты окончания тусы, и со всех сторон выходило, что лучше держать себя в руках. Поскольку мыслить адекватно он мог только на расстоянии от хозяина квартиры, и лучше бы было и впредь держаться от того подальше, ведь положение ухудшилось — пиво ожидаемо, хоть и с опозданием, дало в голову, и контролировать себя получалось хуже.

— Что за хуйня?! — заорал вдруг один из друганов Макара, Лёха, кажется, спотыкаясь о таблетку-пылесос. Половина содержимого его стакана тут же выплеснулась на Валин свитер, окрашивая белоснежных оленей в желтый. — Блядь, чувак, сорян!

Язык у него уже заплетался.

— Ничего, не кровь же, — сказал Валик и, заметив напрягшееся Лёхино лицо, пояснил: — Она плохо отстирывается, как и трава.

— Ты дуешь? — еще больше нахмурился собеседник.

— Что? А, нет, конечно нет. Я имел в виду свежую траву. На газоне которая. Короче, забей.

— Какой газон в декабре, ты чё, совсем бухой, что ли? — хмыкнул Лёха, огибая его по пути к барной стойке.

В коридоре Валик столкнулся с Калмыком.

— Где тут ванная, помнишь? — спросил он.

— Там вроде. Как в музее, блин, — махнул рукой тот. — А ты куда? Ого, а чего олень пожелтел? Гепатит? Вот это его перекосоебило! Давай не висни долго, Машка предложила в «Крокодила» сыграть.

— Ладно, — бросил Валик на ходу, старательно обходя свежее пятно на ковролине.

В ванной, расстроенно попялившись на себя в большое круглое зеркало с диодной подсветкой, которое четко высвечивало красочную палитру на его свитере, Валик включил воду и попробовал замыть пятно, как учила мама. Свитер намок почти полностью и стал пахнуть очень странно, а под ним у Валика была только тонкая белая маечка, но деваться было некуда.

— Так и знал, где тебя искать.

В зеркале позади него выросла фигура в татухах. Освещение ванной и относительная близость позволили Валику в деталях рассмотреть «рукав» и узоры на плече, уходящие под футболку.

— Не ссы, я просто пиво принес. Вот, — Макар поставил банку в капельках конденсата на край мраморной столешницы возле раковины.

Валику подумалось, что он сейчас точь-в-точь как эта банка — покрылся такими же капельками в замкнутом теплом пространстве наедине с этим ебанатом, который сегодня смотрел на него не как зверь на добычу, а как если бы мама разрешила десятилетнему Валику завести черного лабрадора. Хотя в случае Макара, скорее всего, добермана.

— Спасибо, Макар.

— Ебануться сиськи мнутся, ты мое имя помнишь! Это прогресс? У нас все серьезно, да, Валь?

— Не смешно, — процедил Валик, отвернувшись и отчаянно пытаясь свести пятно со своей одежды.

Да, пятно. Пятно сейчас важнее каких-то выяснений, в чем конкретно у них там прогресс.

— Чё за фигня со свитером?

— Твой друг на него что-то подозрительное пролил. А это мамин любимый.

— Все мамы в мире любят мохер, мохер, — напел Макар какую-то смутно знакомую песню, и Валик саркастически закатил глаза. — Снимай давай своих оленей. Не хочу, чтобы твоя прошаренная мама расстроилась. Ща мы тебе в ручном режиме все сделаем по красоте. Кидай сюда, — он открыл дверцу стиралки, нажал несколько кнопок, и Валику ничего не оставалось, как подчиниться. — Отжимать потом тоже ручками придется.

Когда Валик затолкал свитер в стиралку, Макар запустил деликатный режим и, дружелюбно взяв ладонь Валика, потянул в дверь напротив, где щелкнул выключателем, и Валик увидел, что они оказались в небольшой спальне, обставленной в почти спартанском стиле. Валик-то думал, у Макара в комнате повсюду будут развешаны плакаты с металлюжными группами или сисястыми бабами, но в комнате было минималистично и чисто. Пока он разглядывал детские фотки на комоде, в него прилетело что-то большое и мягкое:

— На, дарю. Ну типа не подарок, а просто бери. А то простынешь еще, как я тебя потом сопливого целовать буду?

— А ты собрался только в рот целовать? — озвучил Валик свою дикую мысль прежде, чем мозг ее отфильтровал.

Макар удивленно хохотнул, закрыл шкаф и уже хотел было шагнуть к нему. Валик, вертевший в руках черный свитшот с флисовой подкладкой, кинул на Макара сомневающийся взгляд, убедился, что тот вроде бы не собирается швырять его на кровать или зажимать по углам, и со вздохом аккуратно просунул голову в горловину и натянул вещь на себя. То, что это была вещь Макара, пахла стиральным порошком и немного самим Макаром, было странно и почему-то перебивало дыхание. А потом этот ебанат, стоявший у шкафа возле двери, вдруг защелкнул замок изнутри, подпер ее спиной и, сложив руки на груди, с хитровыебанным лицом проговорил:

— А где мое спасибо? Не выпущу теперь, пока не поцелуешь.

Салюты

С тех самых пор, как окулист выписал ему очки и уточнил, для особо одаренных, что они для постоянного ношения, Валик снимал их только в трех случаях: когда мылся, ложился спать и когда нужно было успокоиться. Стоило снять очки, как он оказывался Алисой в стране Пиздец — все вокруг теряло формы и очертания, дальние объекты превращались в пятна, а ближние казались дружелюбнее. Сложно не поддаваться эмоциям, если видишь каждое движение мысли на лице собеседника, потому Валик, стащив с носа очки, сложил их и сунул в задний карман джинсов, хотя сделать это было не так просто, ведь купленные прошлым летом джинсы обтягивали его зад не хуже, чем у девчонок. Тогда они выбирались по фигуре, но с прошлого лета Валик немного поправился, что привело в еще больший восторг всех теток, которые прежде допрашивали маму, почему она не кормит ребенка.

— Там сейчас в «Крокодила» будут играть, — сказал Валик, подходя к двери.

— Обожаю кривляться под ржач бухого народа.

— Будут нас искать.

— Подождут.

Макар стоял без движения, всем своим видом показывая, что не отойдет, пока не получит то, чего хочет. Прямо здесь и сейчас, и его абсолютно не волнует, что думает об этом Валик. То есть варианта два — сделать так, как он хочет, или выеживаться, а потом все равно сделать так, как он хочет. Валик подумал о третьем варианте, усмехнулся своим мыслям и подошел еще ближе. Когда взгляд Макара ожидаемо опустился на его губы, Валик облизнул их, но не специально, а скорее, инстинктивно.

— Давай я тебя лучше в новом году поцелую, лады? — спросил он, почти касаясь его своими губами.

— В этом тоже лишним не будет, — произнес Макар и поднял бровь, когда левая Валина рука, нащупав молнию на его ширинке, потянула язычок вниз. Вместе с громким «вжик» его ноздри дрогнули и раздулись — проняло, значит.

Раньше Валик таким до хуя смелым никогда не был, у него и в момент нащупывания полувозбужденного члена под тканью белья сердце бахало в такт басам за стенкой и снова вспотели ладони, но ему было интересно — азарт он испытывал не меньший, как если бы сложный опыт вот-вот должен был получиться.

— Хуясе ты… дерзкий, — проговорил Макар, и стало слышно, что голос просел.

— Просто любопытный.

Продолжая пялиться в его глаза, по которым было видно, в каком ахуе он пребывает, Валик продолжал свои исследования в незнакомой области, и ощущение твердой плоти под пальцами ему нравилось. В состояние полноценной эрекции Макарово достоинство — а в процессе ощупывания выяснилось, что гордиться тут вполне есть чем, — пришло буквально на раз-два, и тогда Валик, дотянувшись до ручки правой рукой и щелкнув ею, дернул дверь на себя, выскальзывая в образовавшийся проем раньше, чем не слишком любезно отодвинутый Макар очнется.

— Ребята, ребята! — орала в зале Машка. — Давайте уже разделимся на команды!

— Где ты ходишь? — выцепил Валика на входе Антон. — Мы тут начинаем, а ты ходишь и ходишь!

Если бы он был чуть менее пьян, то заметил бы, что Валик лишился главного новогоднего атрибута, по его мнению, — свитера с оленями, но Антон был в состоянии между «хорошо» и «очень хорошо», за которым обычно следует «плохо» и «очень плохо», в зависимости от объема принятого внутрь. Впереди была еще целая ночь, а у Валика уже складывалось впечатление, что он проживает маленькую, отличающуюся от прежней жизнь.