Старший оборотень по особо важным делам - Максим Есаулов

- Он сам отказался.

- Так разве можно?

- Можно. Написал заявление - и вперед. Он ведь уже давно из ментовки уволился. Боится, наверное, что бывшие коллеги могут за его подвиги спрос учинить… С сегодняшнего дня Чибис - твой главный объект. Только ты поосторожнее, он все-таки опер, хоть и сгнивший. Нюх имеет.

- Да ладно, Виктор Петрович, меня тоже не пальцем делали.

Егоров достал из ящика стола несколько упаковок таблеток:

- На тебе эфедринчику на коллектив. Скажешь, адвокат подгон сделал.

- Ха, благодарствую! Все будет ёлочкой, начальник!

Начальник Следственного изолятора № 4 полковник внутренней службы Поярков сидел в своем кабинете и разговаривал по сотовому телефону, то и дело перенося его от одного уха к другому и вертясь в кожаном кресле так, как будто это было не кресло, а раскаленная сковорода. Лицо Ивана Игоревича покрывали красные пятна; воротник форменной рубашки душил: отглаженный китель с рядами наградных колодок давил на грудь. Если бы сейчас кто-нибудь заглянул в кабинет, то он бы ни за что не поверил, что от этого человека может зависеть судьба двух тысяч зэков.

- Да нет, Реваз! Ну, накладочка вышла, - оправдывался Поярков, свободной рукой оттягивая жесткий ворот рубашки. - Я обещаю, завтра все решим. Ну, обещаю. Мы ведь друзья!

Закончив разговор, Иван Игоревич залпом выпил стакан холодной воды и нажал кнопку селектора.

- Голиков слушает, - донеслось из динамика.

- Срочно зайди.

Голиков явился через минуту:

- Иван Игоревич, вызывали?

Не предлагая присесть, Поярков спросил тем голосом, который привыкли слышать сотрудники и заключенные:

- Ты что, охренел? Почему Далидзе не на больничке? Он должен был уехать еще утром!

- Так его Егоров снял с этапа. Вы на совещании были, а с ним разве поспоришь?

- Опять, блин, Егоров?!

На селекторе загорелась лампочка, раздался голос дежурного:

- Иван Игоревич, вас начальник Управления собственной безопасности. Соединить?

Поярков посмотрел на селектор, посмотрел на Голикова. Махнул Голикову на ряд стульев вдоль правой стены и пробормотав: «Час от часу не легче», распорядился:

- Давай.

В динамике щелкнуло, и послышался голос Виноградова:

- Иван Игоревич?

- Слушаю, Олег Евгеньевич.

- Мы тут разрабатываем группу сотрудников бандитской направленности. У них там связью проходит твой опер. Сегодня он, например, предупредил, что потерпевшие подали заявления. Ну и вообще, информирует их постоянно. Егоров такой…

- Есть такой! - бодро подхватил Иван Игоревич. - Скользкий тип.

- Ты подбери материал, если на него что-то есть, а я с вашей безопасностью свяжусь.

- Решили! Олег Евгеньевич, я давно сам от него хочу избавиться.

- Ну и отлично. Заезжай в гости.

- Обязательно. К нам уж не приглашаю, - Поярков захихикал и, все продолжая хихикать, отвернулся от селектора и посмотрел на Голикова: - Все слыхал? Давай, решай вопрос. Задействуй этих, из сто пятой. Хватит им так просто жировать, пусть отрабатывают. Давай!

- Понял.

Разговор с Громовым тоже происходил за едой, только теперь это была не уличная забегаловка, а вполне цивильного вида кафе на третьем этаже главка. Кроме них, посетителей в кафе не было. Обеденное время давно прошло, кассир считала выручку, уборщица, взгромоздив стулья ножками вверх на столы, терла пол мокрой тряпкой.

Громов взял полный обед, Шилов опять ограничился чашкой кофе.

- Вечно тебя угораздит куда-нибудь влезть, - говорил Громов, в основном глядя в тарелку и лишь изредка поднимая глаза на Шилова.

- Да куда я влез! Принял оперативную информацию, реализовал ее, посадил троих опасных бандитов… Сами же говорили: раскрывай резонансные убийства. Может, через начальника главка можно подействовать? Надо же этого Арнаутова как-то в стойло поставить, пока он совсем не сдурел…

- Ты не понимаешь, не видишь общей картины. Ты работаешь по одной группе, а у Арнаутова другая масштабная задача. И ее выполнение курирует Министерство.

- Очистить город от криминальных авторитетов. Кто против-то? Ну, помог нам Моцарт - так зачем его давить? Зарыл бы он этих ребят в землю, жил бы спокойно. Так с нами вообще никто общаться не будет!

- Опять ты за свое! Ну кого это там, - Громов указал вилкой в потолок, - интересует?

- Они - там, но вы-то - здесь. Сделайте так, чтобы к нам два месяца вообще никто не совался. Мы такую банду поднимем, пять крутых заказух минимум.

- Поднял уже! - Громов мысленно выругался. - Ладно… Я попробую организовать завтра производственное совещание у начальника главка. А пока сдай пистолет в оружейку.

Шилов прищурился:

- Может, мне еще и рапорт на увольнение написать?

- Что ты джигитуешь? Сдай свой табельный «ПМ», понял?

- Понял.

Не допив кофе, Шилов встал, пошел к выходу.

- Ты сегодня хоть ел? - спросил Громов, провожая его взглядом.

- Аппетита нет. Как-то противно все.

Когда Шилов вышел, Громов пробормотал:

- Можно подумать, я кайф ловлю.

Голиков общался с двумя реальными пацанами из сто пятой хаты.

Один из них был стрижен наголо, второй носил стильную прическу с бачками и щеголял многочисленными татуировками, в которых воровские мотивы сочетались с готической темой.

Они сидели в одном из полуподвальных следственных кабинетов «четверки», и перед каждым из реальных пацанов лежало по чистому листу бумаги и авторучке.

- Чо писать?

Голиков почесал затылок:

- Напишите, что Егоров предлагал пронести за деньги в камеру мобильник. Что торгует водкой и сигаретами.

- Ха! Может, написать, что он педераст и предлагал чего-как? - предложил первый пацан.

Второй рассмеялся:

- Щас за это не уволят, а повысят!

- Хватит ржать, пишите быстро, - строго поторопил Голиков, но пацаны, лениво взявшись за авторучки, не спешили пачкать бумагу.

Переглянувшись, они предложили:

- Слушай, начальник, в двести третью один жирный коммерс заехал за кидалово. Перекинь его к нам. Мы его выдоим, чего-как, в долгу не останемся.

- Тихо ты, дурак! - Голиков многозначительно показал на сводчатые стены из щербатого кирпича, предупреждая, что их могут прослушивать, и, навалившись на стол, прошептал: - Только не так, как в прошлый раз. Мне не нужны проблемы с санчастью.

* * *

Перед окончанием рабочего дня Арнаутов приехал в прокуратуру и зашел к Кожуриной:

- Привет.

Кожурина, одетая в синюю форму, сидела за столом и заполняла какие-то документы, быстро, почти не задумываясь, водя ручкой по графам.

- Глазам своим не верю. Решил подбросить меня до дома?

- Ты против?

- Я счастлива. Ты подожди, я сейчас заканчиваю уже. Чайник еще горячий.

Арнаутов начал заваривать растворимый кофе. Размешивая ложечкой воду, спросил:

- Дело Чибиса кому дали?

- Пока еще никому. Думаю, шеф Голицына припашет.

- Он что, с ума сошел? Он же приятель Шилова!

- При чем тут Шилов?

- УСБ взяло Шилова в разработку. Он окончательно спелся с братками. Похоже, они вместе с Моцартом решили Чибиса опустить.

- Мотив? - спросила Кожурина, не отрываясь от писанины.

- Моцарт присмотрел помещение под казино. А Чибис его перехватил для каких-то москвичей.

- Не мелко?

- Там одна реконструкция на миллион баксов потянет.

Кожурина, продолжая писать, кивнула вроде бы с пониманием, но было не ясно, принимает она аргументы или считает их малозначительными.

Арнаутов поставил перед ней чашку кофе:

- Мне заявление на Шилова написали. Если дело возбудят, возьми себе. Я только тебе верю.

- Так ты за этим приехал? - Кожурина прервала работу и посмотрела на Арнаутова. - Я думала, соскучился.

- Одно другому не мешает, - Арнаутов обошел вокруг стола, встал позади Кожуриной, обнял ее за плечи.

Она прижалась к его рукам затылком, закрыла глаза.

Он опустил руки ниже, сжал грудь. - Дверь запри, - сказала она.

- Все плохо? - грустно спросил Серега.

- Да нет. Непросто все… Где Стас?

- Уехал, матери хуже стало. Что делать будем?

- Ждать. Завтра совещание у генерала.

- Понятно…

- Рома, у нас изобретение на Нобелевскую премию. - В кабинет вошли Василевский и Джексон. Джексон нес большое мутное зеркало, держа его двумя руками перед собой. - Антиоборотневская сигнализация. Джексон, давай!

Джексон встал перед Шиловым. Василевский продолжал пояснения:

- Действует так: гражданин подходит к милиционеру и резко показывает ему зеркало. Если тот отражается, значит, мент честный. А если нет, значит, оборотень.

Шилов посмотрел в зеркало. Отражение было.

Он вздохнул:

- Поехал я домой. Пока, ребята!

Василевский, с лица которого пропало веселье, спросил:

- Что, совсем худо?

- Не, нормально. - Шилов вышел.