Отстойник - Сергей Чичин

Я обернулся к Альфреду и в очередной раз почувствовал обвивающийся вокруг хребта холодок. Потому что тоже увидел Эла — на другом краю площади. Докуда добираться с полминуты бегом, распихивая чинно прогуливающихся между газонами старичков и прыгая через спинки скамеек. Уж конечно я бы заметил, как Эл перемещается столь экспрессивным образом!

Эл талантливо прикинулся, что знать не знает придурка, отвесившего от изумления челюсть, и вперевалочку направился вдоль кактусной галереи. Пара молодых мамаш, оценив по достоинству его костюм и позу, нацеленную на удержание под полой чего–то довольно громоздкого, спешно развернули свои коляски и сдали аллейку без боя. Правильные тетки. Каждый — сам кузнец своего счастья. Как и бегун от оного.

Челюсть я подобрал и поставил на место. Изумление потихоньку начало превращаться в раздражение. Еще одно необъяснимое явление — и я приму любые предложения своего, земного, с большими пятнами пота под мышками Алонсо. Хватит уже Хранителю капать мне на мозги неформальным поведением. Хорошенького понемножку. Или пусть выдает молоко за вредность. Можно с минералами. Нужно с минералами.

— Пошли, — буркнул я Альфреду, и тот порхнул к нанимателю с такой прытью, что я от него безнадежно отстал.

Алонсо встрепенулся. Взгляд его скользнул по Альфреду и ввинтился в меня с такой безумной надеждой, что мне даже неловко стало. Так, наверное, смотрят на кардиохирурга, направляющегося в операционную, куда минутой ранее закатили на каталке любимого дедушку. Негасимым пламенем горит в глазах родственников страстная мольба: да окажись же ты, хирург, невыспавшимся, пьяным, обдолбанным! Да окажись ты способен уронить в дедушкино нутро не только скальпель, но и лампу дневного света, недоеденный пирожок и уличную обувь, а то так достал этот старый пердун!… Ну, не знаю, не знаю. Я парень по большому счету аккуратный. Чем могу, конечно, посодействую, но вы ж знаете этих дедушек — в иного хоть мешок гвоздей засыпь, он только спросит, где звенит.

— Вот мистер Мей… — начал Альфред пафосно, но тут же умолк. Алонсо вытащил из нагрудного кармана тугой катышек грязно–зеленого цвета и, не глядя, протянул посланцу. Ого, если только не из однодолларовых бумажек скручен рулончик, то старина Альфред впрямь заработал неплохую прибавку к пенсии! — Всего хорошего, молодые люди.

Я плюхнулся на скамейку рядом с Алонсо и откинулся на спинку. Разговор, по всему, простым не будет.

— Как здоровье Гильермо?

— Чего? А… Жить будет. Так ему и надо, кретину.

Обширная физиономия Алонсо лоснилась от пота, однако его заметно поколачивало словно бы ознобом. Что еще за дела? Боится? Я на всякий случай покрутил головой, по мере сил постаравшись сделать это естественно. Ничего такого. Эл увлеченно нюхал кактусы, чем вызывал нарекания коллектива пожилых леди и восхищенные взоры какого–то то ли флориста, то ли садовника самых женоподобных ужимок. Мик же, кажется, совсем забыл, для чего пришел, отобрал у черных братьев магнитолу и кликал ее кнопками, словно бы надеясь извлечь из вражеской машинерии что–то помимо рэпа. Рэпперы мрачнели на глазах. Если они соберутся его отметелить, я, пожалуй, куплю себе пару дисков. Если у них получится — запою сам. Оно того стоит.

В общем, не нашел я никаких подвохов. Не меня же он боится? Я, между прочим, не напрашивался на рандеву. Дрых бы себе сейчас и горя не знал, кабы не срочный вызов.

— Тут такое дело, — Алонсо нервно отер ладонью шею. — Заказали мне достать одну бабу. Живой–здоровой, никакого криминала… Не, я такими делами обычно не занимаюсь, но денег отломили — мало не показалось.

Я деликатно оставил наводящие вопросы при себе. Пусть выдавливает сам, как умеет.

— В общем, заказал ее дьявол, — решился Алонсо, словно в пропасть шагаючи.

— Большой рогач, что ли?

Алонсо возвел на меня обалделые глаза.

— Чего? Какой рогач?

— А дьявол какой?

— А хрен его знает, да сохранит нас пресвятая божья матерь, — Алонсо размашисто перекрестился. — Вроде человек. Ходит, говорит. Бабки в кейсе принес. Чича и Чонга знает. А из закрытой комнаты исчез. Потом из нее же вернулся, хотя не было его там, голову ставлю! И это… колдовство.

Умолк, энергично потер ладони.

— В общем не знаю. Дьявол там, черт или еще какая дрянь. Но дрянь.

Колдовство, говорите. Видели мы это колдовство. Плевали на него, практически. Чего оно, кстати, не вынесло. Интересно, а Эл Чича и Чонга знает?

— Ну, а я–то тут причем?

— Баба к тебе приехала.

— Ну, приехала. Ко мне сегодня столько народу приехало — не поверишь. Один чуть не удавил насмерть. Дальше что?

— Я тебя предупредить хочу, — Алонсо пристукнул кулаком в ладонь. — С тем дьяволом особо не поторгуешься. Он денег выложил, сколько запросили, слова не сказал, что дорого. А как ребята обломались у тебя, заминка вышла, так вышел у нас разговор на повышенных… Он двоих моих — пальцем ткнул — и факелы. Господи Иисусе, как орали…

Не делал Алонсо никаких театральных жестов, глаз не закатывал, хрипоты в голос не подпускал, но мне и так хватило. Я вообще, по секрету, личность весьма уязвимая. Тем более что за сегодня уже нахватался впечатлений. А также информации, заставляющей отнестись к заявлению о дьяволе серьезно.

— Завалить, конечно, не пробовал?

Алонсо невесело фыркнул.

— Если б попробовал — тут бы не сидел. Чего б мне тогда с тобой…

И то верно.

— Ты пойми, в чем оно, дело, — Алонсо нервно тряхнул руками, разбрызгивая пот. — Я человек деловой. Взялся за работу, так сделаю. За слишком грязную просто не возьмусь. Только тут дело–то другое. Забирай он ту бабу да и провались, коли человек. Так не человек же!

— А твое какое дело? Раз бабки платит…

Просто интересно. Я тебе покажу — сделаю работу, толстый боров! Нет, конечно, мне та Айрин ничуть не интересна, провались она хоть совсем, но иной раз так тянет пойти на принцип!…

— То–то я на тебе креста не вижу…

На самом–то Алонсо крест знатный. Еще чуть побольше — и кистенем бы мог послужить. Я, честно говоря, думал, что это деталь костюма. Очень мне сомнительна глубокая религиозность парня, который не только женщин похищает, но и заказчиков нагревает на ценах. Даже заповедь такая, по–моему, имеется. Типа «не обсчитай ближнего своего», или как–то в этом роде. Хотя, кажется, в последние годы понятие «свобода вероисповедания» понимается по всему миру крайне вольно. На каждом шагу натыкаешься то на пьяного буддиста, то на матерящегося мусульманина, а уж христиане через одного работают юристами и проламывают друг другу черепа монтировками. Потому, кстати, креста на мне Алонсо и не заметил. Я уж лучше буду правильным безбожником, нежели таким, как этот прохиндей, непоследовательно верующим. Скажите пожалуйста, для заурядного мужика можно женщин красть, а для дьявола нельзя! Я бы на месте дьявола на него в суд подал, за дискриминацию по расовому признаку. А на месте бога вообще пришиб бы. Меня вообще хлебом не корми — дай советчиком поработать. Тесно во мне житейской мудрости, так и рвется наружу.

— С дьяволом якшаться — душу загубить, — известил Алонсо сумрачно. — Это раньше я думал, что бог и дьявол — там где–то, далеко, согрешил–покаялся, ну, игра такая, на всякий случай. Грешком больше, грешком меньше, падре все отпустит. А тут воочию увидал — ну не может эта пакость человеком быть! Как есть дьявол, а значит, и бог есть, и если на наши–то, земные дела он еще глаза закроет, то уж за прямое пособничество…

— Оно так. За это, кажется, и впрямь особая статья есть…

— Статья?!

— Ну, или что там, в Библии? Глава, на основании которой еще инквизиция ведьм жарила.

Пожалуй, хватит его подкалывать. Вон как колбасит беднягу, мне самому неуютно стало. Я по роду своей разноплановой деятельности редко общаюсь с людьми, склонными к трусости; так что для меня вид человека, который приближается цветом лица к сигаретной бумаге, довольно–таки непривычен. Тем более, такого человека, который собственную бабушку консервным ножом вскроет, не моргнув глазом. Всегда подозревал, что запущенные предрассудки — штука исключительно опасная. А всерьез свободен только тот, кто не избыточно серьезен.

— А просто отказаться от заказа не думал? Глядишь, и душу спасешь. А то еще можно священника на него натравить!

У меня даже есть один на примете. Пухлый такой, с физиономией спаниэля и занятным колорадским акцентом. С тех пор, как он обосновался в здешнем приходе, я перестал ходить к Чарли завтракать, ибо мамаша Барнет, матрона донельзя сурового образа жизни, повадилась по субботам слушать его проповеди, а потом пересказывать их заблудшим душам. Угадайте, чья душа показалась почтенной матроне наиболее увязшей в сумерках безверия. А меня очень смешит слово «агнцы», особенно с ударением на «ы». Так и подавиться пудингом недолго.

— Священника, — Алонсо скривился. — Какого еще священника? С кадилом? Он двух моих ребят сжег, просто пальцем пырнув — понимаешь?! Что ж, думаешь, я умом тронулся, урода с рогами завидев? Как бы не так! Я ж не сдуру говорю, я думал, вот и тебя для чего позвал… чтоб посоветоваться. Не с кем просто, понимаешь? Знакомые есть, всякие есть! Только не поверит никто. Свистну — живо люди будут, оружие будет, да только ж не совладать с ним…