Осознание ненависти - Сергей Сидорский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— В самом деле, Олег! Ты ведешь себя просто некрасиво, — сказала Надежда Кличева.
Мужчины тут же извинились, стараясь не смотреть друг на друга. Кличев взял кочергу и, присев возле камина, стал перемешивать угли.
Непродолжительную паузу нарушила Эмма Блиссова.
— Мы бы хотели выслушать ваше мнение, Александр, — сказала она, обращаясь к Холмову.
Сыщик, размышлявший о чем-то своем, поднял голову и коротко кивнул.
— Безусловно, определенная опасность существует, но я не считаю ее очень серьезной. Думаю, достаточно соблюдать некоторые меры предосторожности, чтобы не чувствовать себя в западне. Например, следует закрывать на ночь окна и двери. Что касается убийства, то я, к сожалению, ничего конкретного сказать пока не могу.
— Надеюсь, я не буду выглядеть глупо в ваших глазах, если спрошу: вы кого-нибудь подозреваете? — Кличев положил кочергу и снова уселся в кресло. — Может, у вас есть какие-либо соображения относительно причины убийства?
Взгляды всех присутствующих обратились на Холмова. Наступила глубокая тишина, и потому ответ его прозвучал неестественно громко.
— Я никого не подозреваю. Это единственное, что я могу вам сказать.
— Так-так, — неслышно пробормотал Энский. — Типичное поведение человека, наделенного властью. Ничего другого я и не ожидал услышать.
— А мне кажется, убийство Можаева — дело рук какого-то сумасшедшего, — сказала Кличева и пристально посмотрела на Полякова. Тот бесстрастно выдержал ее взгляд, затем неожиданно встал и направился к двери.
— Куда это вы? — окликнул его Энский.
— Я не могу больше находиться здесь, — резко ответил Поляков и вышел, хлопнув дверью.
— Какой раздражительный молодой человек, — неодобрительно покачала головой Кличева. — Разве можно так вести себя?
— Очевидно, Поляков решил, что ты подозреваешь его в этом убийстве, — предположил Кличев.
— Но он действительно очень странный!
— Не более, чем все мы, — заметил на это Энский и встал. — Я тоже, пожалуй, пойду к себе в комнату. Спокойной ночи!
— Спокойно ночи! — Холмов не сразу обратил внимание на то, что с доктором попрощался он один. Кличева была занята разговором с мужем и Эммой Блиссовой, а Женя, глядя на огонь в камине, погрузилась в себя. Холмов осторожно дотронулся до руки своей спутницы и тихо произнес:
— Женя, дорогая, может быть, поднимемся к себе в комнату? Уже поздно.
Она, казалось, не слышала его, но, когда он собрался повторить свой вопрос, задумчиво ответила.
— Да-да, конечно. Но все-таки будет лучше, если мы уедем отсюда. Они очень похожи, Александр, очень похожи. И это меня пугает.
Глава XIV
У моря
Волны неслись вперед в головокружительной гонке, теряя по пути силу и скорость, затем с непостижимой яростью обрушивались на берег и оставляли на пустынной песочной глади белый пенистый след.
С моря дул холодный пронизывающий ветер. Солнце скрылось за облаками. Накрапывал дождь. В который уже раз за последние дни погода менялась, становясь пасмурной и унылой, под стать настроению людей, решивших провести этот день вне дома.
На берегу, кроме Холмова и Жени, никого не было. Они сидели под ветхим навесом у самой воды и молчали.
Холмов задумчиво курил сигарету. Женя изредка посматривала на него, размышляя о том, что они стали чужими, едва осознав, что так много значат друг для друга. Все рушилось. Счастливой жизни не получалось. Холмов стал холоден и равнодушен. Женя понимала, что сам он не будет пытаться что-то изменить. С его точки зрения все обстоит нормально. Проблемы есть, но их вполне можно решить. Пройдет какое-то время, и все образуется. Но не будет ли поздно? А может быть, поздно уже сейчас?
Незаметно для себя Холмов задремал. Он почти не спал минувшей ночью и сейчас чувствовал сильную усталость. Разгадать тайну старого дома ему никак не удавалось. Ночью он несколько раз вставал и поднимался на третий этаж. Иногда ему становилось страшно: со двора доносились завывания ветра, а весь дом был наполнен необъяснимыми звуками. Но таинственных шагов Холмов так и не услышал. А утром предложил Жене уехать куда-нибудь на весь день. Женя с радостью согласилась. Отказавшись от завтрака, они взяли машину и поехали к морю. О том, как воспримут в доме их внезапное исчезновение, ни он, ни она не думали.
День медленно угасал, угасали и последние надежды Жени. Часы, проведенные вместе, ничего не изменили.
Они долго катались на машине, потом гуляли вдоль берега, а проголодавшись, пообедали в гостинице «Ветряная мельница», но почти совсем не разговаривали. Совсем.
— Александр, что ты думаешь о смерти полковника Можаева? — неожиданно спросила Женя и коснулась его руки.
Он вздрогнул.
— Я помешала?
— Нет-нет. Я и сам хотел поговорить с тобой об этом.
По тому, как живо он отреагировал на ее слова, Женя вдруг поняла, насколько это важно для него. Но неужели есть что-то более важное, чем их отношения? Она просто не могла в это поверить.
— Но, Александр! — невольно воскликнула она и прикусила губу.
Холмов удивленно приподнял брови.
— Да, дорогая?
В его голосе было слишком мало тепла, и, почувствовав это, Женя огорченно покачала головой.
— Нет, ничего. Я просто боюсь своих мыслей. Это так ужасно…
Она хотела добавить: «Что мы больше не любим друг друга», но не смогла.
Холмов понял ее по-своему.
— Да, конечно. Убийство Можаева пока никак нельзя объяснить, и, может быть, именно поэтому оно представляется нам таким зловещим. Но я уверен, привидение здесь ни при чем. В смерти полковника повинен реальный человек, и этот человек, по всей видимости, находится среди нас. Именно ему, и только ему, на руку все эти чрезвычайно неприятные разговоры и предположения. Полковник, вероятно, раскопал что-то такое, что представляло определенную опасность для убийцы. Поэтому он заманил Можаева на пустой этаж, зная, какой интерес проявляет полковник к легенде, и там расправился с ним.
— Но каким образом преступнику удалось это сделать?
— Думаю, Можаев услышал шаги, как когда-то и ты в день нашего приезда в замок, и не сумел побороть искушения самостоятельно во всем разобраться.
— Почему же он не оказал сопротивления?
— Можно предположить, что Можаев просто не ожидал нападения со стороны человека, которого там застал. Или же нападение было слишком внезапным.
Женя задумчиво кивнула и, склонившись, начертила на песке линию.
— И все-таки я не понимаю, почему ты уверен в том, что привидения не существует? Может быть, это глупо, но меня все еще тревожит мой сон. Он был таким… таким реальным.
— В ночь убийства Эмма Блиссова видела, как Можаев покинул свою комнату и поднялся на третий этаж. Она упомянула также, что слышала чьи-то шаги, подчеркнув при этом, что полковник ступал совершенно бесшумно. Кому же тогда они принадлежали? Но самая существенная деталь в ее рассказе вот какая: пройдя по коридору, Можаев лишь на мгновение задержался на лестничной площадке и сразу же стал подниматься по ступенькам! Сразу же! — воскликнул Холмов и сжал руку Жени.
Она болезненно поморщилась и растерянно заморгала.
— Я не понимаю. Какое это имеет значение?
— Но ведь это совершенно очевидно! Дверь на третий этаж была не заперта! В противном случае Можаеву пришлось бы спуститься вниз за ключом. Следовательно, кто-то поднялся туда до него! Ни о каком привидении не может быть и речи!
Женя побледнела.
— Ты считаешь, Можаева убил кто-то из проживающих в доме? — спросила она, и голос ее задрожал от волнения.
— Да, — чуть помедлив, ответил Холмов.
— И ты… ты кого-то подозреваешь?
— Пока об этом рано судить.
— Да или нет?
— Не настаивай, Женя, это бесполезно. Я еще во многом не разобрался.
— Александр, я так боюсь этого дома! Давай уедем отсюда. Умоляю! Сделай это ради меня. Я нечасто прошу тебя…
— Ты должна понять: сейчас это невозможно. Я связан обязательствами перед капитаном и… не только перед ним. Кроме того, мы сами находимся под подозрением.
— Это все слова! Подумай о нас с тобой. Может быть, это единственный шанс что-либо изменить!
— Ты все преувеличиваешь, — смущенно пробормотал Холмов. — Я не вижу никаких проблем. Разве что-то не так? Я по-прежнему люблю тебя. Отдых, конечно, испорчен. Но еще не все потеряно? Немного терпения и…
Он попытался улыбнуться.
Женя все поняла. В который уже раз он все решил за них обоих. В ее глазах появились страдание и грусть.
— Поступай как знаешь, — тихо сказала она и снова стала что-то чертить на песке. По ее щекам потекли слезы, но Холмов не заметил их.
Они вернулись в дом поздно вечером. Дверь им открыла горничная и сообщила, что постояльцы уже разошлись по своим комнатам, а хозяйка весь день провела в постели. Они отказались от ужина и направились в свою комнату.