Родная старина - В. Сиповский

– Сам знаешь, князь, – сказали бояре и старцы, – всякий свое хвалит, а не хулит. У тебя есть мужи; пошли их разведать, как служат Богу разные народы.

Совет этот понравился Владимиру; выбрал он десять лучших и смышленых мужей и послал их к болгарам, немцам, грекам разведать, как у них совершается церковная служба.

Послы эти побывали у болгар и у немцев; не понравилось им богослужение этих народов. Наконец прибыли послы в Царьград. Узнал царь, с какою целью явились они, принял их с большой честью и послал сказать патриарху, чтобы он совершил богослужение как можно торжественнее для русских, «да видят славу Бога нашего».

Повели княжеских послов в церковь. Храм сиял огнями. Блистали на иконах золотые ризы и драгоценные камни. Шла торжественная архиерейская служба. Раздавалось прекрасное пение певчих. Благовониями курились кадильницы. Русские послы были поставлены на удобном месте, так что могли видеть всю службу. Ничего подобного они никогда не видывали!.. Они были поражены великолепием и торжественностью службы. На прощание их богато одарили и с большой честью проводили.

Когда вернулись они в Киев, созвал Владимир снова бояр своих и старцев и сказал:

– Вот пришли посланные нами мужи: послушаем, что скажут они.

– Ходили мы, – рассказывали послы, – к болгарам, смотрели, как они молятся в своих храмах (в мечетях): стоят они без пояса; поклонившись, сядут и глядят и туда и сюда, словно бешеные. Нет красоты в служенье их; нехорош их закон. Ходили мы и к немцам, были у них в храмах, – красоты никакой не нашли. Когда же пришли мы к грекам и когда ввели нас во храм, где служат Богу своему, мы не знали, на небе ли мы были или на земле. Нет на земле такого вида и такой красоты, и рассказать о ней мы не умеем: знаем только то, что там Бог пребывает с людьми и служба их лучше всех стран. Мы не можем забыть той красоты: всякий человек, вкусивши сладкого, не захочет после вкушать горького, так и мы не хотим здесь быть.

– Если бы худ был закон греческий, – сказали Владимиру бояре, созванные на совет, – то не приняла бы его бабка твоя Ольга, мудрейшая из всех людей.

– Где же мы примем крещение? – спросил Владимир.

– Где тебе угодно, – отвечали бояре.

Крещение Владимира, киевлян и новгородцев

Не хотелось русскому князю просить у греков крещения, как милости, да, кроме того, у него были, видно, какие-нибудь счеты с греками. Он выступил с войском на Корсунь, богатый греческий город на Таврическом полуострове. Корсунцы затворились в городе и крепко отбивались. Владимир послал сказать им, что, если они не сдадутся, он будет хоть три года стоять под городом. Угроза эта не помогла. Князь приказал у стен города сделать земляную насыпь: с высоты удобнее было поражать стрелами и камнями осажденных. Но они прорыли под стеною подземный ход и ночью тайком унесли к себе в город землю, что насыпали русские за день. Долго бы пришлось Владимиру простоять под Корсунем, да нашелся в городе доброхот русским. Он пустил в их стан стрелу, на которой было написано князю: «За тобою, с восточной стороны находятся колодцы; от них вода идет по трубе в городу, перекопай ее и перейми воду». Владимир, узнав об этом, сказал:

– Если это сбудется и Корсунь сдастся, я крещусь.

Он велел в указанном месте перекопать водопровод; корсунцы остались без воды, и жажда заставила их сдаться. Владимир вошел с дружиною в город и послал сказать греческим императорам:

– Взял я славный ваш город; я слышал, что у вас есть сестра-девица. Если не отдадите ее за меня, то и с вашей столицей будет то же, что с Корсунем.

Опечалились императоры и послали сказать, что нет обычая у христиан выдавать родственниц своих за язычников.

– Если крестишься, – прибавили они, – то и сестру нашу получишь, а также и царство небесное, и с нами будешь единоверник.

Владимир отвечал на это царским посланцам:

– Скажите царям, что я хочу креститься; я уже прежде испытал ваш закон: люба мне ваша вера.

Затем он послал сказать императорам:

– Пусть те священники, которые придут с вашею сестрою, крестят меня.

Немалого труда стоило царям уговорить сестру свою Анну выйти за русского князя.

– Иду точно в полон, – говорила она, – лучше бы здесь мне умереть.

Братья убедили ее тем, что она будет содействовать обращению всей Русской земли к истинному Богу, а Греческую землю избавит от лютой рати.

– Видишь, – прибавили они, – сколько зла наделала Русь грекам? И теперь, если не пойдешь, будет то же.

Анна с большою печалью простилась с роднею своею, села на корабль с несколькими священниками и отплыла в Корсунь. Здесь она была торжественно встречена. В это время, говорит предание, у Владимира разболелись глаза; он не мог ничего видеть и сильно тужил. Царевна сказала ему:

– Если хочешь исцелиться от болезни, то крестись поскорее.

Епископ Корсунский с теми священниками, что прибыли с царевною, крестил Владимира, и когда возложил на него руки, он вдруг прозрел. Удивился князь такому чуду и воскликнул: «Теперь только я узнал истинного Бога!»

Многие из дружины его, видя это, крестились. Затем совершено было бракосочетание.

Владимир отдал Корсунь грекам «в вено за жену свою», как говорит летописец. Затем он взял отсюда священников, мощи двух святых (Климента и Фива), церковные сосуды, иконы, кресты и вернулся в Киев. Здесь прежде всего крестил он своих сыновей и близких людей; затем велел уничтожить кумиры: некоторые изрубить, другие сжечь. Перуна же приказал привязать к хвосту коня и стащить с горы в реку. В то время, когда волокли кумира, несколько человек били его прутьями для большего поругания язычества. Многие язычники горько плакали, видя это. Идол был брошен в Днепр; до самых порогов шли по берегу по приказанию Владимира люди и смотрели, чтобы кумир не пристал где-нибудь. В то время как он, колыхаясь, плыл по течению, некоторые язычники бежали по берегу и кричали: «Выдыбай, Перуне!» (т. е. выплывай).

Многие киевляне сами с радостью крестились; были и такие, что колебались и выжидали; довольно было и ревностных язычников, которые крепко держались за старую веру. Видя это, Владимир послал по всему городу оповестить, чтобы на другой день все некрещеные шли к реке.

– Кто не придет к реке, – возвещали вестники, – богатый или бедный, работник или нищий, тот будет считаться противником князю.

Призыв этот заставил решиться и тех, кто еще раздумывал и колебался, побудил и многих закоренелых язычников страха ради исполнить приказание князя. Некоторые, по словам летописца, утешали себя мыслью, что, не будь крещение делом благим, не приняли бы его князь и бояре.

На другой день пришел Владимир с митрополитом, с корсунскими священниками на Днепр. Множество народа сошлось сюда. Все вошли в воду. Одни стояли в воде по шею, другие по грудь, малые дети стояли у берега, взрослые держали на руках младенцев. На берегу было немало крещеных раньше. Священники читали молитвы. Рад был Владимир, что познал истинного Бога и сам, и народ его. Поднял взоры он к небу и молился:

– Боже, сотворивший небо и землю! Призри на новыя люди сия, и подаждь им, Господи, уведети Тебя, истиннаго Бога, яко же уведеша страны христианския; утверди и веру в них праву и несовратну.

Так рассказывает наш летописец о крещении киевлян. Свершилось это великое событие в 988 г.

Тотчас после крещения Владимир велит строить церкви на тех местах, где прежде находились кумиры. На холме, где стоял идол Перуна, воздвигли церковь во имя Св. Василия (Владимир во святом крещении назван был Василием).

Есть известие, что первый митрополит Михаил, прибывший вместе с Владимиром из Корсуня, ходил с епископами, присланными из Царьграда, и с Добрынею, дядею Владимира, на север от Киева и повсюду на пути крестил народ. Язычество держалось на севере крепче, чем на юге, и немало понадобилось труда, чтобы обратить суровых язычников в христианство.

Всполошились новгородцы, когда проведали, что Добрыня идет крестить их, – собрали вече, поклялись не пускать его в город и не давать кумиров на поругание. Когда же он пришел, новгородцы разобрали наскоро мост, ведущий через Волхов в самый город, и взялись за оружие. Попробовал Добрыня уговаривать их, – они и слушать ничего не хотели, вывезли пороки (камнеметательные машины) против дружины его. Епископ со священниками остановились на Торговой стороне. Ходили они по рынкам и улицам, учили людей сколько могли, в два дня успели окрестить несколько сот человек. На другой же стороне один из старшин новгородских, Угоняй, ездил на коне среди народа и кричал:

– Лучше умереть нам, чем дать богов наших на поругание!

Разъяренный народ кинулся на дом Добрыни, разорил, разграбил его имение, убил жену и некоторых родичей. Тогда Путята, воевода Владимира, с небольшим отрядом надежных воинов ночью тайком переправился через Волхов, немного выше города, напал на двор Угоняя, схватил его и еще нескольких главных коноводов и отправил их к Добрыне за реку. Узнал об этом народ; сбежалось несколько тысяч людей. Окружили они маленький отряд Путяты, и началась злая сеча; но на рассвете подоспел на помощь ему Добрыня с людьми своими и велел для острастки мятежникам зажечь некоторые дома на берегу. Новгородцы испугались и запросили пощады… Добрыня приказал уничтожить идолы: деревянные сжечь, а каменные разбивать и бросать в реку. Многие язычники с воплями и слезами умоляли не трогать их богов; но Добрыня с насмешкой сказал им: