Тени сгущаются - Виктория Шваб

– Я уже предупреждал, ваше величество, – сказал Келл. – Магии больше нет места в этом мире.

Георг усмехнулся и на миг стал больше похож на голодного волка, чем на сытого человека.

– Мастер Келл, ты же сам сказал – в мире все циклично. Возможно, когда-нибудь наше время опять настанет, – коротко усмехнулся он, и его лицо снова приобрело обычное саркастическое выражение. Эффект получился обескураживающий, и Келл невольно задумался: неужели этот человек действительно так глуп и самодоволен, как о нем говорят? Или под маской пустого себялюбца таится нечто более глубокое?

Как там говорила Астрид Дан?

«Я не доверяю ничему, что мне не принадлежит».

По склепу пронесся сквозняк. Пламя свечи затрепетало.

– Пойдем, – сказал Георг, поворачиваясь спиной к Келлу и к могиле старого короля.

Келл достал из кармана серебряный лин Красного Лондона. В центре монетки блестела звезда. Он всегда приносил их королю. Примерно раз в месяц дряхлеющий монарх заявлял, что магия из его старой монетки выветрилась, как тепло из угасающих углей, и Келл приносил ему новую, хранящую тепло его кармана и запах роз. Келл задумчиво повертел монету в пальцах.

– Это свежая, ваше величество. – Он прижал монетку к губам и положил ее, теплую, на холодный могильный камень.

– Сорес наст, – прошептал он. – Спи спокойно.

Сказав это, Келл поднялся вслед за новым королем по лестнице и вышел обратно в холодную ночь.

Ожидая, когда король Англии допишет письмо, Келл изо всех сил старался не переминаться с ноги на ногу.

А тот не торопился. Тишина в комнате сгустилась, сделалась неуютной, и Келлу отчаянно захотелось сказать хоть что-нибудь, лишь бы нарушить ее. Понимая, что именно этого от него и ждут, он стоял и глядел, как за окном падает снег и сгущаются сумерки.

Закончив наконец письмо, король откинулся на спинку кресла, взял бокал и поднес к губам, перечитывая написанное.

– Скажи мне вот что, – произнес он, – о магии. – Келл насторожился. – В вашем мире все обладают способностью к ней?

– Не все, – ответил Келл, помедлив, – и не в равной мере.

Георг покачал бокал.

– Значит, тех, кто владеет ею, можно назвать избранными.

– Кое-кто так и считает, – подтвердил Келл. – А другие думают, что это просто дело случая. Как будто тебе сдали в игре хорошие карты.

– В таком случае, тебе достались очень хорошие карты.

Келл не дрогнул.

– Если вы закончили письмо, я бы…

– Многие ли умеют делать то же, что и ты? – перебил его король. – Путешествовать между мирами? Держу пари, что немногие, иначе я встречал бы их тут. – Знаешь, – добавил он, вставая, – не понимаю, почему твой король так легко отпускает тебя.

Мысли, точно зубчатые колеса, тяжело ворочались в глазах короля. Но Келл не собирался становиться экспонатом в его коллекции.

– Ваше величество, – сказал Келл ровным голосом, – если вам захотелось оставить меня здесь, полагая, что это даст вам некие преимущества, я бы горячо рекомендовал оставить эти мысли. Смею напомнить, что это поставит под угрозу будущие контакты с моим миром. – «Не делай этого, – мысленно взмолился он. – И думать забудь». Невыносимо будет потерять последний путь к отступлению. – Вы скоро поймете, что меня нелегко удержать под замком.

К счастью, король лишь шутливо поднял унизанные кольцами руки.

– Ты меня неправильно понял, – улыбнулся он, хотя Келл прекрасно видел, что тот замыслил. – Я просто хотел сказать, что такие великие королевства, как наши, могли бы поддерживать более тесную связь.

Он взял письмо, сложил и запечатал. Судя по толщине, послание было длинное, на несколько страниц больше обычного.

– Много лет эти письма были полны формальностей, пустых анекдотов вместо настоящей истории, угроз, а не объяснений, бесполезных намеков, хотя мы могли бы обмениваться важными сведениями, – заметил король.

Келл положил письмо в карман.

– Если на этом все…

– Нет, не все, – остановил его Георг. – Я хочу кое-что тебе дать.

Он поставил на стол небольшую шкатулку. Келл отступил назад.

– Вы очень любезны, ваше величество, но я вынужден отказаться.

Напускная улыбка Георга поблекла.

– Ты отказываешься принять дар короля Англии?

– Я бы отказал кому угодно, – возразил Келл, – если бы мне предлагали плату, да еще и неизвестно за что.

– Очень просто, – пояснил Георг. – В следующий раз ты кое-что принесешь мне.

– Контрабанда приравнена к измене, – процитировал Келл правило, которое сам много раз нарушал.

– Ты получишь достойное вознаграждение.

Келл ущипнул себя за переносицу.

– Ваше величество, прежде я, может быть, и задумался бы над вашей просьбой. – Над чьей угодно, мысленно добавил он. – Но эти времена давно прошли. Если вы хотите что-либо узнать, обратитесь к королю. Попросите его сделать вам подарок, и, если он соизволит, я охотно доставлю его. Но по собственной воле я не приношу ничего. – Эти слова дались ему нелегко, рана была еще свежа. Он поклонился и шагнул к двери, хотя король его не отпускал.

– Ладно, – сказал король, побагровев, и встал. – Я провожу тебя.

– Не нужно, – ответил Келл. – Не хочу доставлять вам неудобств. Вас ждут гости. – Слова были приветливыми, а тон – нет. – Я вернусь тем же путем, каким пришел.

«И ты за мной не пойдешь».

Келл оставил пунцового Георга за столом и вернулся в покои старого короля. Как жаль, что нельзя запереть за собой дверь. Но двери здесь запирались снаружи. Еще одно напоминание о том, что эта комната – скорее тюрьма, чем дворец.

Он закрыл глаза и попытался вспомнить, каким был старый король в последний раз. Выглядел он плохо, но все же узнал Келла, обрадовался его появлению, улыбнулся, поднес к лицу письмо, вдохнул аромат.

– Розы, – тихо прошептал он. – Всегда пахнет розами.

Келл открыл глаза. Одна его часть – усталая, скорбящая – хотела скорее вернуться домой. Но другая звала его подальше от этого проклятого замка, туда, где он не будет ни королевским вестником, ни антари, ни узником, ни принцем, и сможет просто бродить по улицам Серого Лондона, пока не превратится в тень, одну из тысяч.

Он подошел к дальней стене, где тяжелые шторы обрамляли окно. В комнате было так холодно, что стекло даже не заиндевело. Он откинул штору, и на узорчатых обоях проступил выцветший символ. Круг, перечеркнутый линией, знак, ведущий из Виндзора в Сент-Джеймс. Келл отодвинул штору еще дальше и увидел знак, который стерся бы много лет назад, если бы не был скрыт от времени и света.

Шестиконечная звезда. Один из значков, которые Келл нарисовал много лет назад, когда короля перевезли в Виндзор. Точно такую же метку он начертил на стене сада неподалеку от Вестминстера. Вторая метка, наверное, давно смыта дождями и заросла мхом, но это не имело значения. Даже если линии не видны, символ, нарисованный кровью, просто так не исчезает.

Келл закатал рукав и достал нож. Царапнул по руке, обмакнул палец в кровь и обвел символ. Потом прижал к нему ладонь, бросил прощальный взгляд на пустой зал, на свет, сочащийся из-под двери, услышал далекий смех.

«Пропадите вы все пропадом», – подумал Келл и навсегда покинул Виндзор.

Дальние рубежи Арнса

Впервые за долгие месяцы Лайла ступила на твердую землю.

В последний раз они приставали к берегу три недели назад, в Корме. Но Лайле выпал неудачный жребий, и пришлось остаться на корабле. А перед этим были Сол и Ринар, но Алукард всякий раз настаивал, чтобы она не покидала «Шпиль». Она бы, может, и ослушалась бы, но что-то в голосе капитана вынуждало ее остаться. А еще она сходила на берег в портовом городе Элоне, но это было два месяца назад и всего на половину ночи.

Она притопнула сапогом. До чего же хорошо, когда под ногами надежная твердь! В море все непрестанно движется. Даже в штиль, когда стихают ветер и волны, у тебя под ногами штуковина, которая стоит на воде. Мир плывет и покачивается. Моряки говорили: это привычка, тебя шатает, когда впервые вступаешь на корабль, а потом – когда сходишь на берег.

Но Лайла, оказавшись в порту, чувствовала себя вполне уверенно. Она прочно стояла обеими ногами на земле, словно внутри у нее висел тяжелый маятник, и ничто не могло поколебать ее.

И от этого ей тут же захотелось ввязаться в драку.

Первый помощник Алукарда, Стросс, говорил, что у нее горячая кровь, и Лайла была уверена, что он хотел сделать ей комплимент. Но на самом деле драка была способом испытать себя, проверить, становишься ты слабее или сильнее. Да, на море она всю зиму дралась чуть ли не каждый день, но суша – дело другое. Лошадей нарочно тренируют на песке, чтобы по твердой земле они бежали быстрее.

Лайла хрустнула пальцами, переступила с ноги на ногу.

«Неугомонная, – прозвучал голос в голове. – Все ищешь неприятностей? Погоди, они сами тебя найдут».

Так говорил Бэррон; память о нем была еще слишком свежа и резала, как нож.