Отель «У Погибшего Альпиниста» - Аркадий Стругацкий

Симонэ преувеличенно оскорбленно пожал плечами.

— Извольте, — сказал он. — Смешно, конечно, и дико… пожалуйста. Извольте. Из бильярдной я вышел без десяти десять. С точностью плюс-минус одна минута. Я прошел в спальню, разделся… — Он остановился. — А вы знаете, Петер… В это время Олаф был еще жив. За стеной спальни двигали мебель. Голосов я не помню. Не было голосов. Но что-то там двигалось. Помнится, я показал стене язык и подумал: вот так-то, белокурая бестия, ты ляжешь баиньки, а я пойду к моей Ольге… Или что-то в этом духе. Это было, следовательно, примерно без пяти десять. Плюс-минус три минуты.

— Так. Дальше.

— Дальше… Дальше я пошел в туалетную комнату, побрился, вымылся до пояса… Короче говоря, в следующий раз я посмотрел на часы, когда вышел из туалетной. Было около половины одиннадцатого.

— Вы остались в спальне?

— Да, одевался я в спальне. Но больше я уже ничего не слышал. А если и слышал, то не обратил внимания. Одевшись, я вышел в гостиную и стал ждать. И я клятвенно утверждай, что после вечеринки Олафа в глаза не видел.

— Верю, — сказал я. — Теперь скажите: когда вы в последний раз разговаривали с Хинкусом?

— Гм… Да я, пожалуй, вообще с ним никогда не разговаривал. Не представляю, о чем бы я мог с ним разговаривать.

— А когда вы его в последний раз видели?

Симонэ прищурился, вспоминая.

— Около душа? — произнес он с вопросительной интонацией. — Да нет, что это я! Он же обедал вместе со всеми, вы его тогда привели с крыши… А что с ним случилось?

— Ничего особенного, — небрежно сказал я. — Еще один вопрос, Кто, по-вашему, разыгрывал все эти штучки с душем, с пропавшими туфлями…

— Понимаю, — сказал Симонэ. — По-моему, начал это дю Барнстокр, а поддерживали его все, кому не лень.

— И вы?

— И я. Я заглядывал в окна к госпоже Мозес. Обожаю такие шутки… — Он заржал было своим могильным смехом, но тут же спохватился и поспешно сделал серьезное лицо.

— И больше ничего? — спросил я.

— Ну почему же ничего? Я звонил Кайсе из пустых номеров, я устраивал «посещения утопленника»…

— То есть?

— То есть бегал по коридорам босиком с мокрыми ногами…

— А часы Мозеса — ваша работа? — спросил я.

— Какие часы Мозеса? Золотые такие? Луковица?

Мне захотелось его ударить.

— Да, — сказал я. — Луковица. Вы их сперли?

— За кого вы меня принимаете? — возмутился Симонэ. — Что я вам, воришка?

— Нет-нет, не воришка, — сказал я, сдерживаясь. — Вы их утащили в шутку. Устроили «посещение Багдадского Вора».

— Слушайте, Петер, — сказал Симонэ очень серьезно. — Я вижу, что с этими часами тоже что-то произошло. Так вот я их не трогал. Но я их видел. Да и все, наверное, видели…

— Хорошо, — сказал я. — Оставим это. Теперь у меня к вам вопрос как к специалисту. — Я положил перед ним чемодан Олафа и откинул крышку. — Что это может быть, как по-вашему?

Симонэ быстро оглядел прибор, осторожно извлек его из чемодана и, посвистывая сквозь зубы, принялся рассматривать со всех сторон. Потом он взвесил его в руках и так же осторожно вложил обратно в чемодан.

— Не моя область, — сказал он. — Судя по тому, как это компактно и добротно сделано, это что-то либо военное, либо космическое. Не знаю. Где вы это взяли? У Олафа?

— Да, — сказал я.

— Подумать только! — пробормотал он. — У этой дубины… Впрочем, пардон. На кой черт здесь верньеры? Очень странный агрегат… — Он посмотрел на меня. — Если хотите, Петер, я могу покрутить эти колесики и винтики. Но имейте в виду, это очень нездоровое занятие.

— Не надо, — сказал я. — Дайте сюда. — Я закрыл чемодан.

— Правильно, — одобрил Симонэ, откидываясь в кресле. — Это надо отдать экспертам. Я даже знаю кому… Между прочим, почему вы не вызовете специалистов?

Я коротко объяснил ему про обвал.

— Все одно к одному, — уныло произнес он. — Мне можно идти?

— Да, — сказал я. — Идите и ложитесь спать.

Он ушел. Я взял чемодан и поискал, куда его можно спрятать. Спрятать было некуда. «Военное или космическое, — подумал я. — Только этого мне и не хватало. Политическое убийство, шпионаж, диверсия… Тьфу, глупость! Если бы убили из-за этого чемодана, чемодан бы унесли… Куда же мне его деть?» Тут я вспомнил про хозяйский сейф и, взяв чемодан под мышку, спустился вниз.

Хозяин расположился за столиком с бумагами и арифмометром. Винчестер был у него под рукой — прислонен рядом к стене.

— Что новенького? — спросил я.

— Да ничего особенно хорошего, — ответил он с виноватым видом. — Пришлось мне объяснить Мозесу, что произошло.

— Зачем?

— Он с бешеной силой рвался к вам наверх, шипел, что никому не позволит врываться среди ночи к его жене. Я просто не знал, как его остановить, и объяснил, что к чему…

— Плохо, — сказал я. — Но это я сам виноват. А он что?

— А ничего. Выкатил на меня свои глазищи, помолчал с полминуты, а потом стал орать: кого это я поселил на его территории, да как посмел…

— Ну, ладно, — сказал я. — Вот что, Алек. Дайте мне ключ от вашего сейфа, я спрячу туда вот этот чемодан, а ключ, вы уж извините, оставлю у себя. Во-вторых, мне нужно допросить Кайсу. А в-третьих, я очень хотел бы кофе.

— Пойдемте, — сказал хозяин.

Глава 9

Я выпил кружку кофе и допросил Кайсу. Кофе был прекрасный, но от Кайсы я почти ничего не добился. Она все время засыпала на стуле, а когда я ее будил, немедленно спрашивала: «Чего это?» Однако мне удалось выяснить, что Олаф выпросил у нее бусы на память и что произошло это почти сразу после обеда, когда Кайса сносила вниз и мыла посуду. В общем, я отправил ее спать, а сам вышел в холл и принялся за хозяина.

— Что вы обо всем этом думаете, Алек? — спросил я.

Он с удовольствием отодвинул арифмометр и с хрустом расправил могучие плечи.

— Я думаю, Петер, что в самом скором времени мне придется дать отелю другое название.

— Вот как? — сказал я. — А что это будет за название?

— Еще не знаю, — ответил хозяин. — И это меня несколько беспокоит. Через несколько дней моя долина будет кишеть репортерами, и к этому времени я должен быть во всеоружии. Конечно, многое будет зависеть от того, к каким выводам придет официальное следствие, но ведь к частному мнению владельца пресса не может не прислушаться…

— У владельца уже есть частное мнение? — удивился я.

— Ну, может быть, не совсем правильно называть это мнением… Я все-таки механик-самоучка, поэтому ощущения мои, как правило, возникают вместо выводов. А вы полицейский инспектор. У вас ощущения возникают в результате выводов, когда выводы вас не удовлетворяют. Когда они вас обескураживают. Словом, задавайте ваши вопросы.