Камень, Клинок, Кулон. Трилогия - Константин Воронин

Когда переговоры закончились, Хоккинс попросил меня проводить его до носилок.

– Похоже, вы правы, сын мой, – устало вздохнул Хоккинс. – Южан около пятидесяти тысяч человек. Такое стадо одному пастуху не по силам. И, усаживаясь в носилки, добавил:

– А вы не хотели бы, молодой человек, оставить военную службу и перейти под мое начало? Я обещаю вам блестящую карьеру.

– Ваше предложение очень лестно, преподобный отец, но я солдат до мозга костей. Это моя судьба. И иной я себе не представляю.

– Майор поведал мне, кто главный победитель Альвареса. Я вижу в вас многообещающие задатки. Подумайте о своем будущем. Здесь оно у вас будет великолепным. А десант… Немногие из вас доживают до моих лет.

Ничего не ответив, я поцеловал протянутую мне руку.

– Benedicticamus domino, – торжественно произнес Хоккинс.

– Amen, – не раздумывая, откликнулся я. Еще раз мне улыбнувшись, Хоккинс опустил полог носилок.

Тузики-северяне дружно прокричали: «Ха Ии!». Южане просто помахали руками по-международному. Два отряда разошлись в противоположные стороны.

Донован долго тряс мою руку.

– Я в тебя верю, Серега, как в папу римского. Не подвел!

Я хохотнул. Папа верит в папу. Каламбурчик!

– За то, что радиостанцию здесь оставим, холку мне, конечно, в штабе намылят. Ну, и черт с ним! Спишем как-нибудь. Значит, до отлета у нас неделя? С завтрашнего дня радист начнет обучать пару тузиков. А ты не оставляй без внимания Хоккинса. Чтобы он твердо верил, что лететь с нами ему необходимо, ну, никак без этого.

– Все сделаем. Завтра с утра расчистим верхушку холма. Чанг нам бревен напилит. Петерсон – классный плотник. Будет руководить стройкой.

– Отлично! Надо бы поужинать. Есть что-то захотелось. На нервной почве, – хмыкнул Донован. – Пойдем, Серега, пропустим по рюмочке коньяку за успех. Придется есть солдатский паек. Индейку тузики подчистую схарчили. Замучили они меня своей болтовней. Ладно, все хорошо, что хорошо кончается.

– Рано говорить про «хорошо». Целая неделя впереди. Что все закончилось хорошо, скажем на базовом космодроме.

Неделя выдалась нелегкой. Правильнее сказать – тяжелой. Работы хватало с избытком. Хоккинс обходил близкие к лагерю поселения южных туземцев. Его постоянно сопровождала сотня вооруженных северян и два десятка десантников под моим командованием. Я, по приказу Донована, неотлучно находился при Хоккинсе. В дальние походы Хоккинсу не позволял ходить его возраст. К далеким поселениям южан пошел отряд из пятисот воинов во главе с Та. Несли, так сказать, слово божие на кончиках копий и мечей.

– А не хотелось бы вам, преподобный отец, стать королем на Ле ри? – как-то спросил я Хоккинса. – Хоккинс I-й – это звучит. Или – король Ричард.

– Сын мой, – отвечал привязавшийся ко мне за последнее время священник, – как ты не хочешь расставаться с автоматом, так я – с крестом. Вся жизнь моя – служение Господу. В моем возрасте надо думать о спасении души, а не о светской власти. Нет уж, пусть выбирают короля из местных. И главой здешней церкви со временем станет кто-то из аборигенов. Благодаря нашей помощи, здешняя цивилизация будет развиваться быстрыми темпами. И, конечно же, они захотят самостоятельности.

Так в разговорах коротали мы долгий путь до следующей деревни. В лагерь возвращались поздно вечером, без ног, на скорую руку ужинали и валились спать. БТР не мог проехать по узким лесным тропам, а танку некогда было заниматься дорогами. Чанг пилами танка валил деревья для построек. Под командой Петерсона было несчетное количество туземцев. Но все это была грубая рабочая сила: «Плоское катать, круглое таскать». На счастье, Пекконен и Суомалайнен оказались неплохими плотниками. Сруб церкви рос на глазах, потеснив лагерные палатки. Колючку пришлось снять. Туземцы тут же забрали ее себе, чтобы оградить посевы от набегов диких животных. Мир, дружба и трудовое братство царили в лагере. Не участвующие в строительстве и в походах десантники, обучали тузиков всяческим полезным навыкам – кто что умел. Туземцы брали с собой десантников на охоту и рыбалку. Доктор долечивал раненых, одновременно кое-чему обучая десяток местных знахарей. Повар суетился в поту и в мыле – вожди туземцев повадились незваными гостями являться к нашему столу. Понравилось им, видите ли.

Неделя промелькнула. Плотники закончили крышу и водрузили сверху деревянный крест. Радиостанция стояла внутри, генератор тоже приходилось оставлять. Динамики подключили. Хоккинс перед огромной толпой туземцев, запрудивших всю поляну, произнес прощальную проповедь. И многоголосый хор громовым рокотом разнес над окрестностями: «Ха Ии!». Это в переводе с местного языка означало: «Хвала Иисусу!».

На прощальный ужин лагерь не мог вместить всех желающих. Так что пришлось позвать только местную власть и элиту. Надувшись от важности, сидел за столом новоявленный радист. Ему предстояло «нести слово Хоккинса в массы». Радиста усадили рядом с вождями.

– Вот и технократия у них появилась, – усмехнулся Донован.

Туземцы пили местную бражку, десантники – пиво. Все было готово к отправке, оставалось только свернуть палатки. Хоккинс остался ночевать в лагере.

Взлетели поздним утром, почти в обед. Хоккинс долго давал различные наставления и указания провожающим. Благословив всех толпившихся возле трапа туземцев, смахнул две слезинки и поднялся в капсулу. За ним нырнули в люк все десантники. Донован вошел последним, закрыл люк. Капсула бесшумно поднялась в воздух и, набирая скорость, понеслась на орбиту. Хоккинс, не отрываясь, смотрел в бортовой иллюминатор. Донован, плюхнувшись на сиденье рядом со мной, стиснул мне руку, кивнув на Хоккинса и поднял вверх большой палец.

Полет до базы прошел обыденно, скучно. Отсыпались, резались в карты и домино, пили пиво, смотрели фильмы, читали книги, ходили в сауну и снова спали. Хоккинс оказался неплохим попутчиком. Не был ни занудой, ни ортодоксальным святошей. В офицерской кают-компании транспорта рекой лилось вино, рассказывали анекдоты, порой довольно неприличные. Хоккинс смеялся вместе со всеми и пил наравне со всеми. Не раз мне приходилось тащить преподобного отца в его каюту. Но ни одного сеанса радиосвязи с Ле ри Хоккинс не пропустил.

Двенадцать дней пути позади. Без происшествий сели на космодром базы. Почти минута в минуту с нами пришел транспорт с Ледового пояса – привез очередную смену десантников. Две роты. По опущенной аппарели громадного старого транспорта спускались бледнолицые усталые десантники с сумками. Вот уж служба – не позавидуешь.

Из люка нашего транспорта посыпались веселые, хорошо отдохнувшие парни, Все загорелые, как черти.

– Ганс! – окликнул я одного прибывшего из «Холодильника».

– Серега, здорово! На каком это курорте вы так загорели?

– Да тут, недалеко, полторы недели пути.

– Повезло вам. И транспорт у вас новехонький. А у нас – каюты на шестерых, один душ на три каюты. В Холодильнике вообще в бараке двухярусные койки – натуральная армейская казарма. Сейчас заберусь в свою комнату, да как залягу в ванну!..

– Зато живые. А у нас потери – двадцать процентов личного состава.

– Ого! За загар кровушкой заплачено? А соотношение с противником? Или авария какая была?

– Да, нет. Был противник. Соотношение? Трудно сказать навскидку. Примерно один к тремстам.

– Постреляли, значит?..

Договорить не дали, объявили построение. Сменные роты встречал начальник штаба. А к нашим редким двум шеренгам подошел командир полка. Выслушав рапорт Донована, обратился к нам:

– Благодарю за выполнение задания. Молодцы, ребята!

«Рады стараться, господин генерал!», – проорали мы в ответ. Проходят столетия, а армейский лексикон остался таким же, как во времена древние.

– Вольно. Все свободны. Майор Донован, пройдемте в штаб.

– Разойдись, – скомандовал Донован, уходя. И добавил: – Дождитесь меня. Адамс за старшего.

Стояли, курили. Экипаж нашего транспорта, попрощавшись с нами, ушел в гостиницу для летного состава. Ребята из «Холодильника», отпущенные по домам, подходили переброситься словечком. Впрочем, вечером в барах все равно пересечемся. Ганс Шнитке издали показал мне два пальца в виде латинского V. Это означало не победу, а место встречи – бар «Victory».

К трапу транспорта подъехала штабная машина с двумя офицерами. Это за Хоккинсом, понял я. Но тут наше внимание отвлекла сверкающая роскошная космояхта, опустившаяся на летное поле невдалеке. На борту яхты переливалась перламутром эмблема Корпорации. По аппарели съехал шикарный лимузин и покатился прямиком к нам. Солдаты аж рты пораскрывали. Лимузин остановился возле штабной машины и из него вылез САМ ПРЕЗИДЕНТ КОРПОРАЦИИ. На летном поле началась тихая паника. Подполковник Бломберг, командовавший десантниками с Ледового пояса и начштаба полка, не успевшие уйти после построения, вытянувшись в струнку, «ели глазами начальство». Билли Адамс от волнения никак не мог застегнуть пояс, который он только что с облегчением снял с себя. Десантники побросали окурки, подтянулись. Посреди этой суеты только два человека оставались спокойны. Лимонадный Джо опирался на свой смертоносный авиационный пулемет и флегматично жевал жвачку. Я засунул большие пальцы обеих рук за поясной ремень, разведя локти в стороны. Команду «Смирно!» ведь никто не подавал.