Кеша и хитрый бог - Николай Печерский

— Нажимай, Кеша!

Но Кеша и так старался изо всех сил. Он уже разогрелся, но не было времени сбросить бушлат и размотать теплый, теперь уже совсем ненужный шарф. Если чуть-чуть ослабишь сеть, замешкаешься, тогда уже рыбы не жди.

Рыбаки подтащили сети к самому борту и опрокинули в баркас. И сразу стало тесно в баркасе. Казалось, кто-то вылил в него живое сверкающее серебро. Не было счета омулям, хариусам, бычкам-подкаменщикам, равнодушным и немного угрюмым сигам. Кеша нагнулся и поднял небольшую, поблескивавшую, как перламутровая пуговица, голомянку. Рыба была почти прозрачной. Кеша поднес ее к лицу, прищурил один глаз и, будто сквозь стекло, увидел оранжевый круг солнца над Хамар-Дабаном.

Кеша знал, что голомянка нигде, кроме Байкала, не водится. Не любы ей ни южные моря, ни теплые реки, а подавай ей только Байкал. Впрочем, кому что. Притащи в Байкал карася, так он и дня не станет там жить. Выпучит свои карасиные глаза и скажет: «Не могу, братцы, байкальская вода для меня хуже всякого яда. Несите назад, пока не поздно…»

Рыбаки взяли еще две тони и стали собираться домой. Солнце палило уже над самой головой. Кеша размотал шарф, сбросил бушлат и сидел в одной рубашке. Разводя волны, баркасы ходко шли вперед. Кеша поглядывал по сторонам и думал: если не попадет в мореходку, не беда. Разве ж найдешь еще где-нибудь вот такое море? Куда там! И главное, пожалуй, не то, на кого выучишься; нет, главное, чтобы быть настоящим человеком — как отец, как дед Казнищев, как был Тонин отец Архип Иванович. Ну да. Разве не так!

Берег быстро приближался. Вон Чаячья гора, вон Кешина изба, а вон палатка дяди Степы. Возле причала уже поджидали рыбаков. Кеша еще издали узнал и мать, и Тоню, и дядю Степу. Вместе со всеми стоял на берегу в своей зимней заячьей шапке дед Казнищев.

Кеше казалось, люди смотрят только на него. Возможно, это так и было, потому что нет на свете ничего выше и важнее первых походов, первых морских разлук и встреч. И спорить с этим, конечно, не может никто.

Сильный человек Кеша

Вечером пришел дядя Степа. Неизвестно почему, но он понравился Кеше с первого взгляда. Дядя Степа зашел в избу и сразу же, как приятелю, протянул Кеше большую загорелую руку.

— А ну, жми сильнее!.. Так!.. А ну еще!

Освободил руку, пошевелил пальцами и весело добавил:

— Молодца! Кем будешь — танкистом? Летчиком?

Мать, наблюдавшая за первой встречей мужчин, смущенно вытерла ладонью губы и сказала:

— Он у нас, дядя Степа, в мореходку собирается…

— А что: здорово! В мореходке такие нужны. Это я вам точно говорю!

Дядя Степа сел к столу, кивком головы пригласил Кешу:

— Я, Кеша, по делу к тебе пришел. Садись, чего ты?

Дядя Степа был чем-то очень похож и в то же время не похож на отца. Крупное загорелое лицо, серые глаза, две густые, выгоревшие на солнце полоски бровей.

Рядом с этим плечистым веселым человеком Кеша чувствовал себя очень хорошо и уверенно. Взрослые еще никогда не приходили к Кеше по делу. Кеша напустил на лицо серьезное, даже чуточку суровое выражение и приготовился слушать.

Отец тоже поглядывал на дядю Степу и, видимо, думал: в самом деле у него серьезное дело или он просто шутит?

Но дядя Степа, хоть и жила у него в душе веселая человеческая смешинка, сейчас совсем не шутил:

— Есть у меня, Кеша, одна знакомая девочками этой девочке надо помочь. Понимаешь?

Кеша сразу догадался, что это за девочка и куда клонит дядя Степа.

Кеша не стал хитрить и вилять. Раз дядя Степа такой, он тоже будет такой!

— Я ей и так помогаю, — сказал Кеша. — Я ей уже объяснял про бога.

Глаза у дяди Степы стали от удивления круглыми, как два шарика. «Вот, мол, какой этот человек, Кеша, а вы говорите!»

Но вслух этих мыслей дядя Степа не высказал. Только полез в карман и вытащил оттуда не маленькую и не большую книжку в бумажном переплете.

— Почитай Тоне, — сказал он. — Хорошая книжка. Веселая!

Вспомнил что-то и снова полез в карман. Карман был глубокий, а то, что искал дядя Степа, — маленькое. Но вот он вынул руку и показал Кеше. В большой, перекрещенной острыми бороздками ладони лежали две конфеты «Барбарис» в прозрачных бумажках.

— Это тебе, а это Тоне, — сказал дядя Степа. — Смотри не перепутай, — улыбнулся, посмотрел на отца и добавил: — А теперь марш. Мы с отцом про завод говорить будем.

Дядя Степа взял Кешу за плечи, проводил до порога и сам закрыл дверь. Получалось так, что дядя Степа выкурил Кешу из дому. Но Кеша не обиделся. Он уже не маленький и прекрасно понимал, что в избе сейчас будут говорить не только про завод.

Зачем закрывать двери, если про завод!

Кеша стал рассматривать книжку. Ну да, так он и предполагал: книжка была про бога. На обложке — длинная физиономия с рыжей бородой, золотой венчик, а сверху надпись: «Религия — заблуждение слабых».

На лицо Кеши набежала темная тучка. Разве он слабый? Ведь дядя Степа сам говорил!..

Кеша посмотрел на свою ладонь, вспомнил, как давил изо всех сил дяди Степину руку и как дядя Степа поморщился от боли. При чем же здесь книга и при чем здесь он!

— Тоня! — закричал он. — Иди сюда, Тоня-а!

Дверь Тониной избы открылась, и на пороге появилась Тоня. Кеше сразу же бросились в глаза и нарядное голубое платье, и золотистые в два ряда бусы на шее, и новая прическа.

Тоня на этот раз превзошла сама себя. С правой и левой стороны головы, будто наушники, висели черные волосяные круги, на лоб падала густая, обрубленная ножницами челка.

Тоня подошла к Кеше, поправила пальцами наушники и сказала:

— А у нас дядя Степа был.

— У нас тоже был. Он до сих пор сидит. Что он тебе говорил?

— Он мне ничего не говорил. Он маме говорил. Он говорил, чтобы мама успокоилась. Он знаешь какой добрый! Он все маме рассказал…

Кеша протянул Тоне конфету:

— На́ вот, возьми. Это дядя Степа дал.

Бумажки с барбарисовых конфет не отдирались. Кеша и Тоня начали грызть прямо так. Но все равно конфеты оказались удивительно вкусными. Дядя Степа дарить плохие не станет!

Проглотив последний кусочек конфеты, Кеша и Тоня отправились читать книгу. У них уже давно было у причала специальное местечко. Возле огромного, в три обхвата, кедра лежали плоские камни. Один камень, как будто бы парта, а другой — пониже, как будто бы скамейка. Рядом с камнями ворковал чистый веселый родничок.

Кеша сел за парту с правой стороны, потому что так сидел и в классе, а Тоня — с левой. Насадил поглубже очки, строго посмотрел на Тоню и стал читать. С первой же страницы Кеша понял, что дядя Степа ошибся, а может, и совсем не читал этой книжки. Была она скучная и непонятная. Казалось, кто-то набросал в нее без складу и ладу всяких слов, перемешал скалкой и сказал: «Разбирайтесь теперь сами. Я свое дело сделал». Кеша скоро устал и передал книжку Тоне.

— Ты внимательней читай, — предупредил он, — с выражением!

Так они и читали попеременке — сильный человек Кеша и слабый человек Тоня.

На верхушке кедра сидела горбоносая кедровка. Птица опустилась пониже, послушала, что там читают люди. Заглянула в скучную книжку круглым черным глазом, пожала плечами и улетела на другой кедр.

Кедровка прилетала еще несколько раз, но внизу было все то же. Шелестели страницы, и маленькие люди, которые запускали в нее порой шишки и юркие голыши, читали вслух не большую и не маленькую книгу. В конце концов кедровка поняла, что время зря тратить не стоит, села поудобнее на ветке, спрятала голову под крыло и уснула.

Солнце ушло за гору. На западе разлилось жаркое зарево.

Из поселка послышалась песня. Возле летнего клуба, где по воскресеньям показывали кино, рыбаки пели про славное море, священный Байкал. Кеша любил эту песню и порой пел ее сам. Но если поет один человек — это еще не песня, если два — это только полпесни, вот если затянут хором — это да. Это уже песня!

Рыбаки на этот раз пели на редкость хорошо. Утихнут на минутку, наберут силы и снова поют. Да так складно и забористо, что у Кешки невольно замирало сердце. Кеша отчеркнул ногтем строку в книжке и задумался. Рыбачья песня унесла вдруг Кешу далеко-далеко. Он подумал, что скоро дядя Степа вместе с рабочими построят тут консервный завод, большие двухэтажные дома и новую хорошую школу. И тогда навсегда уйдет из поселка тихая тишина и будет здесь куда как хорошо. Лучше, чем в Иркутске, а может, даже и в других городах, которых Кеша тоже ни разу не видел.

Песня смолкла. Кеша отыскал глазами строку и снова принялся читать. Тоня слушала невнимательно и думала, как видно, о чем-то своем.

— Ты почему не слушаешь? — спросил Кеша.

— Я слушаю. Ты читай…

Но Кеша понимал, что Тоня сидит просто так и только делает вид, будто слушает. Кеша кинул быстрый взгляд на Тоню и тем же скучным, однотонным голосом, каким читал книжку, начал молоть всякую чепуху: