Изгои - Эльмира Нетесова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Всю правду, что Зинка — мама, а ты — папа! Он сразу спросил, где живем? Я сказала, что далеко. И у нас есть свой дом большущий пребольшущий. И если он к нам придет, то его Голдберг укусит за самую жопу, но в дом не пустит, потому что не любит чужих. И что его прогонют Женька с Димкой. Они самые сильные. Умеют дрова рубить, воду носить и на хлеб зарабатывают. А еще они со мной играют в прятушки.
А что он тебе еще говорил?
Что собак не боится, а люди его любят и понимают. Он обещался прийти к тебе. Сказал, поговорить хочет, но про чего — молчал…
Поговорить? Понятно! Тебя просить будет. Только не обломится козлу. Никому тебя не отдадим! Ты всегда с нами будешь жить! Правда? — погладила девчонку. Та поспешно закивала головой.
Следи, чтоб не украли у нас Шурку! — повернулась Катька к Зинке и добавила, помрачнев: Неспроста тот падла присматривается! Не приведись, уволокет малышку! Я сама с тебя голову сниму. Своей шкурой за нее отвечаешь! Не позволяй чужим брать на руки, кормить и разговаривать с нею! Может, прохвост какой? Или извращенец? А может из тех, кто продает детей за границу иль в больницы на запчасти. Теперь много всяких развелось…
Зинка от услышанного задрожала осиновым листом и на ночь положила Шурку к стенке. Сама с краю легла, но не спалось. Сказанное Катькой посеяло ужас. Зинка даже среди ночи просыпалась и ощупывала, на месте ли Шурка? Не украли ль ее из-под бока?
Мальчишки тоже поделились, что теперь у них на кладбище завелся свой помощник. Бутылки для них собирает заранее, к их приходу.
Вот это да! Мертвяка заклеили! — рассмеялась
Катька.
И вовсе не дохляк! Он всамделишний! Настоящий сторож! — обиделся Димка.
Всамделишный не отдаст бутылки. Себе принычит. Все жрать хотят. И знают, что бутылки можно сдать за «бабки». А на них дышать можно! И только мертвякам башли без нужды! — спорила Катька.
Он на получку дышит. Она хоть и маленькая, одному хватает. Он вовсе старый. У него жизнь вся побитая как песья харя! Он даже в тюрьме был. На самой Колыме! Во! Говорил, что полжизни там схоронил. Ни за хрен собачий. А когда все просидел, ему брякнули, что он неправильно там был. И отпустили. Но у него никого не осталось из родни. Только своя душа и та на подтяжках держится. Ему уже ничего не надо. Вот если б не Колыма, то у него теперь были бы внуки такие как мы с Димкой! — рассказывал Женька.
А еще он нас звал к себе! Если твоя мать нас прогонит и жить станет вовсе негде, он нас к себе возьмет насовсем. И будет смотреть как внучат. Даже в школу нас отправит. Как своих, — выпалил Димка.
Никто вас не прогонит. Будем жить вместе. И не надо вам к старику. Он тоже не без хитрости. Заставит вас и бутылки сдавать, и за могилами смотреть, и побираться на похоронах. Обещать сладкое все умеют. Но от чего жизнь гадкая? Я своей матери не поверила. Не пошла жить к ней, а вы с чужим лопухи развесили. С чего бы это? По городу бездомных прорва. Он с чего вам прислуживает? Просто так? Дарма? Держи карман шире. В кодле Чирия один пацан вот также доверился. Его через неделю еле откачали. Всю жопу порвал ему пидер, а сам ласты сделал. До сих пор не нашли. Пацан калекой так и остался. У него говно не держится. Враз в штаны! От того, что прямая кишка больная. Вот и этот клеится к вам неспроста. На Колыме полжизни был! Там хорошему не научат! Что ж себе бабку не заимел, если путевый? Да потому что в тюрьме от баб отвык. Там мужики мужиков тянули. А лидеры особо любят маленьких мальчишек! Вот он и ластится к вам! Дурных нашел! Приманивает. Как попадете к нему в дом, всю жопу вместе с кишками наизнанку вывернет!
Он вовсе старый! Такому ничего не надо! — засомневался Димка.
А зачем вы нужны? Чего старуху с детьми не взял? Потому что пидер! — настаивала Катька.
Слышь, Женька! Я больше не возникну к нему! — стучали от страха зубы Димки, он с головой залез под одеяло. Ему казалось, что кладбищенский сторож подошел к дому и теперь заглядывает в окно. Димка
дрожал, жался к Женьке. Того тоже бил озноб, но он не признавался.
И только Катька не рассказала, почему прогнала мать и не пошла за нею, не согласилась жить вместе. Правда, ее о том не решились больше спрашивать. И девчонка сама перелистнула в памяти весь разговор с матерью.
«Верняк! Так и надо было! — сказала сама себе, но от чего-то предательски лились изглазслезы. — Другим фартит. Обламываются им кайфовые предки. Башляют своим детям. Держут путево. А мне не повезло: понос, не баба в матери далась…». «Зато не била б, не ругалась, жалела б», — говорил другой внутренний голос. Его Катька душила, как могла.
Уснула она позднее всех. Слышала, как кричал во сне перепуганный насмерть Димка. Катька довольно улыбалась, уверенная в том, что мальчишки больше не поверят кладбищенскому сторожу и не пойдут к нему жить.
Стонала во сне и Зинка: боялась за Шурку, Катькиных кулаков. Знала, малышка — ее жизнь. «Не приведись, не досмотреть», — всхлипывает во сне.
Спокойно храпит у порога Голдберг. Он понимает все, но не умеет говорить.
…Утром детвору разбудил тихий стук в окно. Голдберг раньше всех выглянул: увидел во дворе человека, какой уже несколько дней подряд кормил его вкусными пирожками, булками, гладил Шурку, давал девчонкам конфеты и никого не обижал. У него добрые теплые руки и спокойный тихий голос. За что на него паять?
Голдберг виляет хвостом, зовет Зинку открыть поскорее двери хорошему знакомому. Может, он принес пирожков вон в той сумке, что у него в руках? И тогда псу не придется давиться черствым хлебом, запивать его водой…
Кать! Гля! Козел нарисовался. Чего ему тут надо? Как узнал, где живем? — удивлялась спросонок Зинка, не зная, что ей теперь делать.
Открывай! — буркнула Катька зло. И спешно, забросив постель одеялом, приготовилась встретить непрошеного гостя в штыки.
Разбудил? Вот досада! Я так боялся, что не застану вас, если приду позже! — извинялся с порога и, глянув на Катьку, спросил: — Вы, как я понимаю, хозяйка этого дома и старшая семьи? — оглядел проснувшуюся детвору.
Что надо? — резко спросила Катька.
Поговорить пришел. Меня интересует Шурочка. Кем она вам приходится?
Какое тебе дело до того? Она — наша! Понятно? И за нее горлянку перерву любому!
Мне сдается, что вы спешите! Никто не оспаривает Шурочку. Она ваша! Я думал, сестрой приходится, но ведь не в том суть. Это не имеет значения. Я хочу предложить вам свою помощь.
Какую? — хмурилась Катька.
Устроить Шуре хорошее будущее. Важно не опоздать. У нас в городе, как вы знаете, создается детский ансамбль. На профессиональной основе. Одаренные ребятишки будут выступать перед горожанами со своим репертуаром. Он многогранен. Все дети учатся. И не только по общей программе, но и с уклоном на сценическую деятельность. Мы растим настоящих актеров, которые продолжат свою карьеру в театрах и кино. Ведь Шурочка — талант, гений! Она прекрасно держится на публике и, несмотря на малый возраст, имеет хороший голос, превосходную мимику, сообразительность и уже сегодня умеет чувствовать зрителя Не стоит ей транжирить дарование, кривляясь в магазинах и на базаре. Немного шлифовки и готовая артистка, какую полюбят не только горожане, а и во всей России, за рубежом! Вы станете гордиться девочкой, что помогли ей найти себя! Ведь быть актрисами мечтают все, а вот стать ею дано немногим. Актером надо родиться. Это от Бога! Не отнимайте будущее у нее! Поверьте! За такое наказывает судьба. У Шурочки редкий дар! Уверяю вас, она будет жить в прекрасных условиях. Вы всегда сможете навестить ее.
Катька сидела, онемев. Она могла предположить многое, но не это!
А вы кто в этом ансамбле? Засидевшийся ребенок? Чего ж из вас ничего не получилось?
Я — директор-распорядитель. Кто-то должен делать черную работу! — не обиделся на Катькину грубость и продолжил: — У нас свой штат, который занимается обустройством жизни каждого ребенка, питанием, учебой, организацией концертов, гастролей. Следим за развитием каждой личности.
Сколько у вас детей?
Лично у меня — двое! В ансамбле — тридцать человек.