Недовольство культурой - Зигмунд Фрейд

Подход, который ставит себе целью изучение роли «сверх-Я» в явлениях эволюции культуры, может, мне кажется, привести еще и к другим выводам. Я спешу с заключением, но одного вопроса мне все же трудно избежать. Если развитие культуры имеет столь далеко идущее сходство с развитием отдельного человека и применяет те же средства, не вправе ли мы поставить диагноз, что многие культуры, или культурные эпохи, – возможно, и все человечество – стали под влиянием культурных устремлений невротическими? За психоаналитической классификацией этих неврозов могли бы последовать и терапевтические рекомендации, имеющие большой практический интерес. Я бы не сказал, что такая попытка перенесения психоанализа на культурное сообщество была бы бессмысленной или обреченной на бесплодность. Но при этом следовало бы быть очень осторожным и не забывать, что речь идет лишь об аналогиях, которые не только в случае людей, но и в случае понятий опасно отрывать от сферы, в которой они возникли и развились. Кроме того, психоанализ коллективных неврозов наталкивается на одну особую трудность. В случае невроза отдельного человека в качестве ближайшего отправного пункта нам служит контраст, выделяющий больного из его окружения, рассматриваемого нами как «нормальное». Этот фон отсутствует у однородным образом аффектированной массы, и мы его должны искать где-то в другом месте. Что же касается терапевтического использования нашего понимания, то чем бы помог точнейший психоанализ социального невроза, если никто не обладает авторитетом подчинить массу терапии? Вопреки всем этим трудностям, можно надеяться, что в один прекрасный день кто-то отважится на изучение такой патологии культурных сообществ.

По различнейшим причинам я очень далек от мысли дать оценку человеческой культуры. Я стремился удержаться от восторженной предвзятости, что наша культура является якобы самым драгоценным из того, что у нас есть или что мы в состоянии обрести и что пути культуры должны обязательно привести к высотам небывалого совершенства. Я, по крайней мере, могу без негодования выслушать критика, который считает, что, принимая во внимание цели культурных устремлений и используемые при этом средства, следовало бы прийти к заключению, что все эти усилия не стоят затраченного труда и результатом их может быть лишь состояние, которое человеком должно ощущаться как невыносимое. Меня не гнетет моя беспристрастность, так как я весьма мало знаю о всех этих вещах, и лишь в одном твердо уверен: оценочные суждения людей, безусловно, проистекают из их стремлений к счастью и, следовательно, являются попыткой подкрепить свои иллюзии аргументами. Я вполне мог бы понять, если кто-либо, отмечая неизбежный характер культуры, сказал бы, например, что склонности к ограничению сексуальной жизни и к навязыванию гуманистических идеалов за счет естественного отбора являются направлениями развития, которых нельзя ни предотвратить, ни устранить, и что лучше всего им подчиниться, как если бы это было природной необходимостью. Но мне знакомы и возражения против такого взгляда: в течение истории человечества случалось, что устремления, казавшиеся неотвратимыми, часто отбрасывались и заменялись другими. Итак, я не осмеливаюсь предстать перед своими ближними в роли пророка и принимаю их упрек в том, что не могу им принести никакого утешения, а ведь этого, по существу, требуют все – самые ярые революционеры с не меньшей страстностью, чем самые примерные верующие.

Мне кажется, что вопрос судьбы рода человеческого зависит от того, удастся ли развитию культуры и в какой мере обуздать человеческий первичный позыв агрессии и самоуничтожения, нарушающий сосуществование людей. В этом отношении, быть может, как раз современная эпоха заслуживает особого интереса. В настоящее время люди так далеко зашли в своем господстве над силами природы, что с его помощью они легко могут уничтожить друг друга вплоть до последнего человека. Люди это знают, и отсюда – значительная доля их теперешнего беспокойства, их несчастья, их тревожных настроений. Следует, однако, надеяться, что другая из двух «небесных сил» – вечный Эрос – сделает усилие, чтобы отстоять себя в борьбе со столь же бессмертным противником. Но кто может предвидеть исход борьбы и предсказать, на чьей стороне будет победа?

Зигмунд Фрейд (1856–1939), відомий австрійський психолог, психіатр і невролог, найбільш відомий як засновник психоаналізу. В опублікованому в 1930 році трактаті «Невдоволення культурою» автор переносить внутрішньопсихічні конфлікти людини в царину цивілізації, плата за яку – почуття провини й невдоволення, які відчувають люди через тиск своїх первісних інстинктів і нездатність впоратися з ними.

Примечания

1

Liluli, 1923. Со времени выхода в свет обеих книг – «Жизнь Рамакришны» и «Жизнь Вивекананды» (1930) – мне незачем больше скрывать, что речь идет о моем друге Ромене Роллане.

2

Д. X. Граббе. Ганнибал: «Да, не уйти нам из этого мира. Мы – в нем».

3

См. многочисленные работы Ференци о развитии «Я» и чувства «Я», «Этапы развития осознания действительности» (1913), кончая работами П. Федерна, 1926, 1927 и позже.

4

«The Cambridge Ancient History». T. VII, 1928. «The founding of Rome» by Hugh Last.

5

Гете И. В. Кроткие Ксении, IX (стихи из литературного наследия).

6

На более низком уровне то же говорит Вильгельм Буш в «Набожной Елене»: «У кого заботы, у того и алкоголь».

7

Гете даже предупреждает: «Ничто нас так не тяготит, как вереница хороших дней». Тем не менее это, может быть, все же преувеличение.

8

Когда особые склонности властно диктуют направления жизненным интересам – простая, каждому доступная работа по специальности может занять место, так мудро предусмотренное для нее Вольтером. В рамках краткого обзора невозможно в достаточной мере оценить значение, которое имеет работа для психоэнергетики либидо. Никакая другая техника поведения в жизни не связывает человека с реальностью так, как это делает увлечение работой, вводящей его прочно, по крайней мере, в одну часть реальности – в реальность человеческого общества. Возможность перемещать в область профессиональной деятельности и связанные с нею формы человеческих взаимоотношений значительную меру либидозных компонентов, нарциссических, агрессивных и даже эротических – придает этой деятельности ценность, отнюдь не уступающую ее значению как незаменимого средства для утверждения и оправдания своего существования в обществе. Профессиональная деятельность дает особенное удовлетворение, когда она свободно выбрана, когда она позволяет использовать путем сублимации существующие наклонности, сохранившие свою силу или конституционально усиленные влечения. И тем не менее люди мало ценят труд как путь к счастью. Люди не так охотно прибегают к нему, как к другим формам удовлетворения. Большинство людей работает только по необходимости, и из этой прирожденной неприязни людей к труду проистекают самые тяжелые социальные проблемы.

9

Ср. «Formulierungen ьber die zwei Prinzipien des psychischen Geschehns», 1911 (Ges. Werke. Bd. VIII) и «Vorlesungen zur Einfuhrung in die Psychoanalyse», XXIII (Ges. Werke. Bd. XI).

10

Я принужден указать, по меньшей мере, на один пробел, оставшийся в приведенных выше рассуждениях. При рассмотрении человеческих шансов на счастье не следует упускать из виду относительную взаимосвязь между нарциссизмом и направленностью либидо на объект. Необходимо было бы выяснить, какое значение для экономии либидо имеет направленность главным образом на себя.

11

См. «Будущее одной иллюзии» («Die Zukunft einer Illusin»), 1927 (Ges. Werke. Bd. XIV).

12

Психоаналитический материал, при всей его неполноте и недостоверности интерпретации, позволяет высказать, по крайней мере, одно звучащее фантастически предположение относительно происхождения этого огромного человеческого достижения. Для первобытного человека было как будто обычным при встрече с огнем тушить его струей своей мочи, находя в этом детское наслаждение. Существующие легенды не позволяют сомневаться в первоначальном фаллическом толковании взвивающихся ввысь языков пламени.

Тушение огня при помощи поливания его мочой – вспомним, что к этому позже прибегали и дети-гиганты – Гулливер в стране лилипутов и Гаргантюа у Рабле, – было, таким образом, подобно сексуальному акту с мужчиной, наслаждению мужской потенцией в гомосексуальном соревновании. Тот, кто первый отказался от этого наслаждения, кто пощадил огонь, тот смог унести его с собой и поставить себе на службу. Он укротил огонь природы тем, что заглушил огонь своего собственного сексуального возбуждения. Эта большая победа цивилизации стала как бы наградой за то, что человек превозмог свой инстинкт. В дальнейшем женщина как бы была избрана в качестве хранительницы плененного и закрепленного в домашнем очаге огня, потому что она по своему анатомическому строению не могла поддаться соблазну наслаждения такого рода. Стоит при этом также отметить, сколь регулярны свидетельства психоаналитического опыта о взаимосвязи между тщеславием, огнем и уретральной эротикой.