Конфиденциальный источник - Йен Броган

По серой воде шла мелкая рябь. Я старалась успокоиться. Ведь некоторые люди любят изливать свое горе журналистам. Возможно, семья Мазурски, как и я, страдает от молчания полиции Провиденса, от нежелания рассказать о ходе расследования. Возможно, Надин вне себя от ярости, что никому до сих пор не предъявили обвинения в убийстве, и надеется, «Кроникл» подтолкнет детективов к действию.

Я развернулась и, припарковавшись у дома, заставила себя выйти из машины. Скорее всего семья Мазурски пригласит меня войти. Однако если интервью не пойдет, меня могут вышвырнуть в считанные минуты.

Позвонив в дверь, я стала ждать. От ветра волосы лезли в лицо, и я попыталась убрать их за ухо. Прошла пара минут. Я вновь нажала на звонок. Еще порыв ветра, и мне пришлось завязать волосы в хвост, чтобы не произвести впечатления растрепы. В щелке меж занавесок появились чьи-то глаза. Внутренняя дверь приоткрылась, и я увидела Надин. Нас разделяла внешняя дверь.

— Я Хэлли Ахерн! — прокричала я через толстое стекло.

Чтобы меня узнали, я сняла резинку, и волосы тотчас закрыли лицо. Надин озадаченно смотрела на меня, понятия не имея, кто перед ней стоит.

— Я журналистка из «Кроникл», которая написала статью о вашем муже в воскресный выпуск.

Не знаю, подействовали на нее мои слова или нет, но тут за ней возникла какая-то фигура. Вдова что-то пробурчала. Дверь открылась чуть шире, и я увидела ее сына Дрю.

— Заходите, пожалуйста.

Меня снова изумил тембр его голоса.

Как только я попала внутрь, Дрю закрыл и запер дверь. «Страх перед кредиторами», — подумала я, но промолчала, сказала лишь, что хочу задать пару вопросов. Мать и сын переглянулись.

— Хотите чаю? — наконец спросила Надин равнодушным тоном. Взгляд ее был пуст, и я поняла, что она по-прежнему принимает лекарства, которые притупляют боль страданий.

Меня провели сквозь чисто убранный холл в большую кухню с электроприборами, некогда самыми передовыми. Нигде ни намека на присутствие дочери Барри с мужем или иных родственников, бывших на панихиде. Судя по тому, как Дрю хлопал шкафчиками, спрашивая мать, где взять чашки и сахар, он тоже здесь давно не живет.

Я села напротив Надин за длинный стол, покрытый ручной росписью. Дрю наполнил металлический чайник водой из-под крана. Я выразила свое восхищение столом, и Надин сказала, что Барри сам расписал плитку.

— Такое у него было хобби. На пенсии Барри собирался расписать мебель.

Чайник со звоном стукнулся о решетку плиты. Надин взглянула на неловкого сына; Дрю извинился.

— Он сто лет не рисовал, — отметил Дрю.

Я выложила блокнот на стол, но не прикоснулась к нему, чтобы они видели: я не делаю записей. В этом не было необходимости. Судя по резким движениям Дрю, его удивили последние слова матери. Он с вызывающим видом зажег сигарету. Надин бросила в его сторону сердитый взгляд и пожала плечами: она слишком устала для пререканий.

Я достала из рюкзака диктофон. Надин скептически посмотрела на маленькое устройство — вот почему я не люблю пользоваться им при интервью. Однако обеспокоенность Натана по поводу иска за клевету заставила проявить максимальную осторожность.

— А это зачем? — спросила она.

— Хочу сделать продолжение очерка, — ответила я, включив диктофон, и добавила: — Я записываю наш разговор, чтобы не допустить неточности в цитатах. Вам он не мешает?

При упоминании диктофона Дрю, стоявший лицом к раковине, резко повернулся к нам.

— Мам, ты уверена, что следует давать интервью? — спросил он.

— Что именно вас интересует? — полюбопытствовала Надин.

«Проблемы, связанные с пристрастием вашего мужа к азартным играм»? Нет. Так нельзя начинать.

— Детали расследования. Если не хотите отвечать, не надо. Вы в любой момент можете попросить меня выключить диктофон. Скажите, переживаете ли вы, что преступника до сих пор не арестовали?

Я надеялась, что после нескольких вопросов Надин забудет о диктофоне. Но пока вдова не сводила с него глаз.

— Я уверена, что полиция делает все возможное, — сказала она.

— Конечно, — согласилась я, — но как вы относитесь к тому, что до сих пор не готовы результаты судебной экспертизы? К тому, что Дельриа не назвали подозреваемым?

Надин оглянулась через плечо на сына. Даже под действием лекарств она понимала, куда я клоню.

— Насколько я знаю, он до сих пор без сознания. Это ограничивает действия полиции.

Я задала еще пару подобных вопросов, надеясь убедить их, что меня больше ничто и не интересует. Тем не менее вдова оставалась настороженной, а ответы ее были чрезвычайно лаконичными. Пришлось перейти к совсем безобидной теме.

— Как долго ваш муж занимался благотворительностью?

— Очень долго.

Надин говорила без энтузиазма и не увлекалась подробностями. Когда я спросила, беспокоился ли Барри из-за криминальной обстановки в городе, она ответила: «Последнее время нет» — и взглянула на долетевший до нас пар. Засвистел чайник. Дрю потушил сигарету и подал чай. Я размешала сахар, чтобы он не осел на дно, и вдова заметно расслабилась.

— Перед тем как написать очерк, я разговаривала с владельцем книжного магазина на Уэйленд-сквер, где узнала, что Барри был замечательным семьянином.

Надин криво улыбнулась: на лице ее впервые появилось то, что можно назвать выражением.

— К тому же заботливым отцом, — добавила я.

Дрю закашлялся. Мать сурово взглянула на него.

— Да, заботливым отцом. Хорошим мужем. Прекрасным человеком.

Она рассказала мне, как самозабвенно он трудился в магазинах. Затем, не отводя настойчивых глаз от сына, Надин пояснила, что Барри был полон решимости не втягивать детей в семейный бизнес, как сделал с ним отец.

Дрю, который до того момента опирался о стол, перенес вес на другую ногу и сложил руки на груди. Он в упор смотрел на мать.

Я сделала вид, будто ничего не замечаю.

— По этой причине Барри и продал магазины?

— Отчасти. — Надин перевела взгляд на меня. Молчаливый диалог с сыном привел ее в чувство. Выйдя из-под действия седативных препаратов, она оказалась умной женщиной. — А отчасти потому, что в начале девяностых участились ограбления, и иметь дело с наличными стало опасно.

Дрю снова кашлянул. Я вопросительно посмотрела на него, но он тотчас отвел взгляд.

— Так вы полагаете, что убийство произошло непредумышленно? — выпалила я, будто мне это только что пришло в голову.

В глазах вдовы мелькнуло беспокойство. Она снова посмотрела на Дрю. Сын стоял с каменным лицом.

— Или, может, кто-то специально пришел за вашим мужем? — давила я.

— С чего вы взяли? — вмешался Дрю.

Надин ждала от меня ответа. Я стала быстро объяснять, отчаянно пытаясь оправдаться:

— Я слышала, Барри имел пристрастие к карточным играм. Понимаю, вам бы не хотелось сейчас об этом вспоминать. Согласно одному конфиденциальному источнику, ваш муж задолжал кредиторам большую сумму денег. И если причиной убийства послужили карточные долги, если именно таков был мотив, это все равно всплывет на суде. Однако очень важно выяснить все именно сейчас, пока штат не проголосовал за легализацию азартных игр.

Вдруг мутные глаза Надин прояснились.

— У моего мужа никогда не было подобной зависимости, — заявила она прямо в микрофон. Метнув острый взгляд на Дрю, вдова добавила: — И в данный момент мне плевать, как проголосует штат.

Затем Надин взяла диктофон, дважды перевернула в руке, нашла кнопку выключения и встала. Я тоже поднялась. Несмотря на превосходство в росте на полдюйма, я чувствовала себя карликом рядом с ее величественной фигурой.

— Извините.

— Я прекрасно понимаю, что мой муж не был таким святошей, как вы написали в воскресной газете, однако проблем с карточными играми он уж точно не имел.

Сзади неожиданно возник Дрю, взял меня за руку.

— Думаю, вам лучше уйти.

Я схватила диктофон с блокнотом и быстро убрала их в рюкзак.

— Извините, если я вас огорчила, — сказала я Надин, но вдова на меня даже не взглянула. Взгляд ее был прикован к столу.

Дрю проводил меня к выходу, отпер внутреннюю и внешнюю двери.

— Пожалуйста, — произнес он, когда я вышла на холодный воздух, — если вы действительно были другом отца, не пишите о нем ничего в газету, ни плохого, ни хорошего.

Я сидела на кухне, отставив в сторону тарелку с недоеденной кашей, и смотрела на стопку лотерейных билетов, тех самых, которые купила в день смерти Барри. Рука не поднималась соскрести с них защитный слой. Казалось неправильным думать о деньгах, о получении выгоды от того жуткого вечера. И все же я ухватилась за предоставленную Леонардом информацию и решила использовать слабость Мазурски, чтобы отвоевать себе место в следственной команде.